В несчастье судьба всегда оставляет дверку для выхода.
М. Сервантес.

Осень подкралась тихо и незаметно, подарив особенную сладость утреннего сна, обещая тёплый свет заходящего солнца и уютные домашние вечера.
Я проснулся, услышав пение канарейки. День начался, как обычно. Жена, улыбаясь, позвала завтракать. Когда Илона передавала мне чашку ароматного кофе, ей позвонила подруга. Жена взяла в руку мобильный телефон и стала слушать. Постепенно выражение её лица менялось. Она встала и ходила по комнате, несколько раз что-то переспрашивала, уточняла, поглядывая на меня. Потом посмотрела присланные фотографии и швырнула телефон на стол.

Я был обескуражен произошедшей в ней переменой и ещё не пришёл в себя, когда она громко заявила:

– Кот! Похотливый мартовский кот! А я, дурёха, всё надеялась, что ты одумаешься! Как ты мог!? Как ты мог затоптать в грязь всё наше…

Илона запнулась, её душили слёзы:

– Прощай! Хватит с меня. Уезжай! Я подаю на развод.

Через час комната выглядела, как трактир после ковбойской разборки – мои вещи с негодованием были выброшены из шкафов, в чемоданы летели сувениры, подаренные мне друзьями, часть их тут же была разбита, свои подарки она с упреками бросала мне в лицо.

Я молча смотрел на этот бардак. Перепуганная канарейка забилась в угол клетки. У дверей появилось два больших чемодана.

Я сидел в полном оцепенении, хотя должен был, наверное, пинать ногами мебель, бросать в окно вещи, может даже плакать... Но ничего этого не было. В голове было тихо, пусто и не прибрано, как и в комнате. Где-то в глубине сознания я понимал, что меня подставили, но Илона бушевала и ничего не хотела слышать. В голове всплыло, что через два дня я должен ехать в командировку и мне пришлось перебраться в гостиницу. Подумалось:

– Чемоданы, так чемоданы! Пережду эту бурю в гостинице.

***
Я вздрогнула от звука хлопнувшей двери… застыла, не двигаясь с места… Было слышно, как он спускается по лестнице, как закрылась входная дверь… я всем существом рвалась к нему, но не могла сделать ни шага… В ушах продолжал стоять собственный крик и, словно табун лошадей, гремя копытами, неслись сумбурные мысли:

– Я не прощу, – твердила я. – За что? Чем я хуже?

Было очень больно. Упав на диван, я изо всех сил прижала к себе подушку и почувствовала, что во мне всё умерло. Сознание рисовала глупую картину, как в наш дом приходят люди в чёрном, что-то говорят, успокаивают, а я твержу:

– Похороните меня возле родителей, и чтобы его на похоронах не было!

Представляла его лицо, когда он узнает, что я умерла и как он, понимая, что довёл меня до смерти, жалеет и раскаивается, у него на глазах слёзы, но ему не разрешают со мной проститься. Потом я вообразила, как буду выглядеть в гробу и ужаснулась от своих мыслей. Испугавшись, что схожу с ума, я нервно заходила по комнате.

За окном сорвалась сухая ветка и стукнула по стеклу. Очнувшись, я отрешённо посмотрела на закрытую дверь, обвела взглядом пустую комнату. Ещё рано утром было так хорошо, комфортно, уютно. А вчера мы смотрели фильм «Даки». Я любила исторические и приключенческие фильмы. Генрих даже пожертвовал футболом. Но почему же? Как мог произойти такая ужасная измена! Несколько месяцев я не воспринимала осторожные намеки подруг и коллег мужа… А эти фотографии меня взорвали, я не владела собой.

Перед глазами всплыл эпизод из вчерашнего фильма – поединок – один из героев в чёрной повязке на глазах и с мечом охотится за другим, с колокольчиком в руке. Царь доверил решение о жизни и смерти высшим силам. Может быть и мне надо так поступить? Пусть и нас рассудят высшие силы. Никаким оправданиям я уже не поверю. И потом не смогу ему верить. Как мне убедить саму себя, что эта измена может быть неправдой? Как жить с этим, если это правда? Целый день я слонялась по комнате, смотрела в окно, пыталась смотреть телевизор. Я чувствовала себя очень скверно и решила завтра утром пойти к специалисту для психологической помощи.

***
– Понимаю вашу проблему, – сказал мне седой мужчина в белом халате. – И могу сделать то, о чем вы просите. Даты я записал. Но для вас это очень большая эмоциональная нагрузка. Ещё раз подумайте перед тем, как бросить вызов судьбе: а вдруг она его примет. Если вы готовы, пройдёмте в мой кабинет, там есть необходимое оборудование.

Я решительно прошла следом за ним и села в указанное кресло. Утро было туманное и в комнате сумрачно. Врач расположил на моей голове датчики. Сеанс начался.

Когда истекли двадцать минут, седой мужчина подошёл ко мне и выключил аппаратуру.

– Больше нельзя, – сказал он. – Но я думаю, этого достаточно.

Он вышел в соседнюю комнату, вскоре вернулся и передал мне небольшой сверток. Я осторожно взяла пакет и поблагодарила.

– Должен вас предупредить, – сказал врач. – Мы проникли в глубины вашей памяти, и эта очень сильная информация не сразу успокоится. Попытайтесь не волноваться и не думать пока в другом направлении, переварите то, что мы с вами всколыхнули, вытащили из вашей памяти, не смешивайте мысли, иначе голова пойдет вразнос. Я не имею права вторгаться в ваши планы, но вы же знаете, что результат энергетического воздействия на человека может как спасти, так и убить.

Он сделал паузу и пристально посмотрел на меня.

– И постарайтесь выспаться.

Я благодарно улыбнулась и, смутившись от слов врача, сразу ушла.

***
Наступил вечер, я сидела в сумерках, не включая свет. В комнате царил беспорядок, но чувствуя себя очень уставшей, я не стала убирать. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, свернувшись в клубок, я застыла в кресле, накрывшись пледом. Болело сердце, а в голове, сменяя друг друга, ползли мысли, воспоминания, догадки. Этот коктейль образов постоянно менял вкус, цвет и аромат от нестерпимой горечи до невыразимой сладости. Мысли повторялись, мне казалось, что кто-то внутри меня разговаривает и то требует расплаты, то вдруг вспыхивает от любви.

Я ненавидела мужа, ненавидела ту женщину, эти мысли душили меня и мир виделся в мрачных красках. Но неожиданно передо мной появился образ Генриха. Мы стояли на лесной лужайке, он наклонился и сорвал цветущий стебель, протянул мне и сказал, что это чародейская трава. Он улыбался. Да, это было, мы тогда были так счастливы. И, словно река, широким потоком меня наполнили мысли о нашей первой встрече, первом поцелуе, как я растворялась в его энергии, проваливалась в водоворот его чувств. Вдруг снова сердце защемило от боли.

Я не могла больше выносить этого круговорота мыслей и образов, но принимать снотворное не хотелось, у меня от него болела голова. Мельком увидев себя в зеркале, я подумала, что моё выражение лица способно отпугнуть самого ангела хранителя. Чтобы немного взбодриться, я налила полный бокал коньяка и выпила залпом. Затем включила телевизор – показывали яркое шоу, полураздетые девушки танцевали в блестящих нарядах, певец обливался потом. Я выпила ещё полбокала и прилегла на диван.

В тяжелом мраке ночи жёлтая, в тёмных пятнах, тревожно-непонятная луна медленно поднималась над скоплением седых облаков… Как упавшие звёзды, тускло светили фонари. Густые тучи казались опрокинутым океаном, который грозил миру новым потопом. Всё ближе и ближе надвигалась гроза. Темнота вызывала в моём измученном воображении картины опасности, которую усиливала неизвестность. Вдруг ветер прекратился, грохот бури стих, всё умолкло, воздух наполнился предгрозовым ожиданием. Подумалось, как эта буря гармонирует со всем окружающим и моим состоянием, ведь природа тоже должна давать разгул своим страстям! Этот могучий взрыв, который грохочет и изрыгает пламя что-то убивает, что-то разрушает, но ведь и придает силу всему живущему. Небо словно раскололось, когда огненное лезвие взметнулось от края до края горизонта, осветив улицы. Дождь полил, как из ведра, косые трассы тёплых струй заштриховали дома. По асфальту, пузырясь побежали ручьи, но гром и молния не стихали. Чувство ничтожности человека перед силой природы стеснило моё сердце.

– Неужели я вызвала ответ высших судей? Не на меня ли направлен их гнев?

***
Два дня я не выходил из номера гостиницы и передумал все возможные оправдания, хотя не был ни в чём виноват. Моя коллега Инна последнее время окружила меня такой навязчивой заботой и была так вежлива и предупредительна, что я всё оттягивал момент, когда скажу ей, что не нуждаюсь в её внимании. Я не увидел, что было на фотографиях, но был уверен, что это монтаж. Осталось надеяться, что Илона об этом догадается или узнает.

Нужно было ехать в другой город, и рано утром я отправился в свой гараж. Было ещё темно, пришлось освещать тротуар фонариком, чтобы обойти лужи, но идти было недалеко. Всю дорогу я думал об Илоне, и досада уже сменилась злостью. Даже не выслушала меня. Хотелось перечеркнуть всё, что объединяло нас, забыть. Меня жгла обида. Жена… Всегда спокойная, холодная, молчаливая… Да, конечно, заботилась. Рубашки выглажены, пижама свежая, завтрак отменный. Постоянная забота… Работала, но успевала… Но в её голосе была железная, чисто мужская решимость. Я всегда чувствовал, что она сильнее меня, может подчинить своей воле. Но мне даже это нравилось, ведь это моя жена… Однако сейчас поднималась какая-то злоба… гордость мужчины, обида. Куда делись те чувства, которые мы испытывали в начале? Куда делись её фантазии? Я посмотрел на окна своего дома, они не были освещены, наверное, Илона ещё спит.

Серебристый Mercedes Benz ожидал меня в гараже. Я выехал на дорогу. Ранним утром трасса была пуста. Почувствовав себя за рулём в привычной обстановке, я подумал, что может быть ещё всё уладится. Я выключил телефон – Илона не позвонит, а больше никого не хотел слышать, особенно эту Инну.

Через полуоткрытое окно влетал прохладный ветерок. Учитывая своё неуравновешенное состояние, я ехал, не торопясь, и вдруг услышал приглушённый переливчатый смех Илоны. Так она смеялась, когда я увидел её в первый раз. Оглянувшись, я убедился, что в машине никого нет, тем не менее, почувствовал, как накатывает волна нежности, тёплые мягкие руки жены обнимают меня, запах её духов защекотал ноздри, но подобно аромату цветка, видение исчезло, словно подхваченное дуновением ветра.

Затем я ощутил себя на веранде нашего дома. Это было прошлой весной. Полилось пение соловья, засвистела иволга – эти звуки сливались и звучали в моих ушах чудесной, неземной музыкой. И вдруг мне начало мерещиться, что именно эта призрачная жизнь – непостижимая, недоступная разуму, сверхъестественная – и была единственной правдой на земле, а все остальное – работа, командировка, ссора с женой – просто игра воображения.

Я остановил машину. Мне чудились ласки, поцелуи и прикосновения нежных рук. Певучий голос жены что-то шептал на ухо, благоуханное дыхание касалось моего лба, а у лица реял, порой касаясь, воздушный шарф Илоны. Это ощущение было очень сильным и заслоняло все остальные мысли. Не получалось настроиться на поездку.

Не понимая неожиданной смены настроения, я вышел из машины и направился к обочине дороги, на усыпанный багряными листьями откос. Немного посидев на земле, я подумал, что, пожалуй, на меня подействовал стресс и всё почудилось. Вернувшись к машине, я поехал дальше. Впереди показалась фигура женщины. Она размахивала руками, просила остановиться. Я притормозил и хотел открыть дверь, но рука не слушалась. Так и не сумев впустить незнакомку, я извинился и поехал дальше. Через минут пятнадцать я остановился и попробовал открыть дверцу машины – она открылась легко.

Мне показалось, что жена сидит рядом со мной. Я явственно ощутил её дыхание, её тепло, вдруг заволновался и резко затормозил – обогнавшая меня машина чуть не срезала бок. Я почувствовал, что жена взяла меня за руку. Вытащив из кармана носовой платок, я промокнул лоб. Почему я взмок? День ведь не жаркий.
Раздался громкий, резкий звук. Это был сигнал чёрного автофургона, который выскочил из тумана навстречу. Я круто вывернул руль. Автомобиль сильно тряхнуло, когда фургон пронёсся мимо.

Немного проехав по дороге, я почувствовал, что испытываю нежность и желание обнять Илону. Я опять остановился и вышел – боялся, что состояние, которое овладевало мной в машине, будет мешать управлению.

Но мне очень хотелось вернуться за руль. От уличного фонаря падал жёлтый свет и хромированные бамперы сверкали, а от стройного голубого корпуса словно исходило лунное сияние. Я не мог противиться желанию вернуться в автомобиль. Открыв дверцу, сел на заднее сидение, а через некоторое время перебрался за руль и поехал.

Дорога была хорошо знакома, и я продвигался по трассе в правильном направлении. Мне казалось, что я смотрю цветной фильм – первая встреча, первая близость, праздники, поездки. В голове наслаивались картины, сменяя друг друга, события дней совместной жизни переливались перед моими глазами такими яркими красками, что я зажмурился, словно кто-то направил мне в глаза солнечный зайчик, а внутри пылало жаркое солнце.

***
Только на рассвете мне удалось заснуть. Звезды ещё обливали улицу рассеянным светом, но ночь уже сменяла низкая слабо-фиолетовая красноватая заря. Я была совершенно измучена бессонными метаниями и некоторое время спала спокойно. Потом сознание заполнили неясные сбивчивые грёзы; обрывки образов, один другого фантастичнее, мчались в быстрой, хаотической смене кадров и я снова провалилась в сон.

Когда я проснулась, было уже утро. Ворвавшийся в окно луч солнца играл на паркете. Небесный свод сиял спокойным, глубоким, голубым светом, как улыбка божества. Конечно, Генрих сейчас уже в дороге. И, наверное, далеко от меня. В моей душе появились сомнения. Вдруг это неправда? Надо было всё-таки поговорить. Хотя бы посмотреть в глаза Генриха, и я бы всё увидела, поняла. Но фотографии… Меня опять захлестнула боль, обида… Я потянулась к телефону, нашла сообщение подруги и стала смотреть фотографии. Что-то мне показалось странным и я увеличила изображение – да, это Генрих, но выражение его лица было холодное, как первые заморозки. Почему я сгоряча этого не заметила? Я увеличила снимок насколько могла и ужаснулась – это не его тело! У Генриха на груди родимое пятно, а здесь его нет. На снимке на кровати лежал смартфон, я с трудом рассмотрела дату и убедилась, что на фотографии и на телефоне даты не совпадают. К тому же это не его телефон. Я напрягла память – в прошлую субботу вечером он был дома!

Вероятно, тот, кто готовил эти фотографии, очень спешил и знал о командировке. Монтаж! А я так… Теперь он меня не простит. А я что-то выдумала о высшем суде… Всё это моё воображение, фантазии, которые Генрих так любил… Насмотрелась фильмов! Что я натворила? Волнение разбудило вчерашние мысли. Я чётко увидела, как мы с Генрихом ехали за город. Боже… он же за рулём… вдруг у него в голове такой же сумбур, как у меня? Если он думал об Инне… Может быть она с ним рядом? А если они разобьются? Нет, надо было по-другому… Но мне всё время звонили об этой женщине… Почему его телефон не отвечает? Где он сейчас… Врач сказал, что эта информация может спасти, и может убить. Психологическое воздействие так сильно, что человек может отключиться… Боже, он же за рулём!

***
Я посмотрел на время, оказалось, что прошло несколько часов, а я из-за остановок не очень далеко уехал. Наконец остановился у придорожного кафе, легко перекусил, взял с собой кофе. Напиток был совершенно без запаха, отдавал горелым, и я вспомнил, каким чудесным кофе поила меня Илона. Недалеко от кафе было озеро. Я всегда подходил к нему, когда бывал на этой дороге. Вдруг я услышал, что с неба что-то мягко и бесшумно падает. Я посмотрел немного в сторону и увидел, что безмолвная и прекрасная пара лебедей медленно плывет вдоль берега. Он поднимает из воды крыло, стараясь прикрыть её. С перьев, прозрачные, как роса, с шёпотом стекают капли воды. Она, ритмично и плавно изгибая шею, гладится об него. Их желтые с оранжевинкой клювы касаются друг друга. Снова взмах крыла, снова плавное покачивание лебединой шеи, и снова касание клювами. Лебеди что-то говорят друг другу тихо и счастливо.

Вдруг мне нестерпимо захотелось вернуться домой. Мучившие меня мысли сменились беспокойством за состояние Илоны. Наша ссора и невыясненные обстоятельства показались мне ничтожными. Словно по внутреннему приказу я развернул машину в обратную сторону. Включив телефон, я увидел десяток непринятых звонков от Илоны и Инны. Я не стал звонить жене, побоялся, что всё испорчу, лучше поговорить, может быть она остыла, ведь с момента нашей ссоры прошло почти два дня.

Подъезжая к дому, я увидел, что жена в небрежно наброшенном плаще сидит на скамье у дома с телефоном в руках. Её золотистые волосы, отдающие солнцем, плескались на ветру. Мне так сдавило горло, что стало трудно дышать. Я увидел её уставшей и измученной – девичья прелесть исчезла, но нежное лицо оставалось милым и привлекательным, а фигура в ярком свете осеннего дня показалась ещё изящнее, чем прежде.

Она удивлённо посмотрела в мою сторону и попыталась изобразить равнодушие, но выдержки хватило ненадолго и вдруг, словно кто-то смыл с неё маску, её взгляд стал растерянным и по лицу пробежали страх, волнение, боль, затем она показалась мне виноватой. Я почему-то подумал, что она рада видеть меня живым. На её лице промелькнула радость и в эту минуту я почувствовал необъяснимое, какое-то бездумное ликование, радость и бесконечность, словно не было этих двух дней. Вероятно, это было оттуда, когда три года назад мы встретились в парке Баден-Бадена и были счастливы. Я не знал, что сказать, но желание вернуть её было таким сильным, что заслоняло всё остальное. Хотелось, чтобы она желала этого так же сильно, как и я.

Не отходя от машины, я смотрел на Илону. Неожиданно она улыбнулась и пошла мне навстречу.

– Я рада, что ты вернулся. Я чудовищно виновата перед тобой. Прости, прости если сможешь.

Смысл сказанных ею слов не доходил до меня, но я не хотел об этом думать. В глазах жены снова появился страх, невыносимый теперь, когда я начал догадываться о его причине. Лицо её стало расплываться, и я, ничего не видя, устремился к ней. Когда мы стояли рядом, мои глаза снова стали видеть ясно, и я дотронулся до мокрой от слёз щеки Илоны.

Жена протянула ко мне руки и зарумянившись, как девчонка, обняла. Я почувствовал, что она вся дрожит и повел её в дом.

***
Ещё не светало, когда Илона взяла на столике ключи и направилась в гараж. Она открыла дверцу машины и отсоединила небольшой блок – излучатель памяти, прикреплённый в нижней части водительского сидения. Проходя мимо мусорного бака, женщина с облегчением бросила пакет со злосчастным прибором в его всеядное нутро. Перед ней промелькнуло лицо мужчины в белом халате, и она виновато усмехнулась.