– Жил-был кот, ростом он был с комод, – прочитала я звонко.
Общаясь с детьми, я почему-то всегда начинаю говорить тонко и пискляво.

Это был мой первый рабочий день в качестве высокооплачиваемой няни с логопедическим образованием.

Мой подопечный, пятилетний Эмиль, сказку не слушал, – лежал в кроватке совершенно безучастно. Глаза мальчика блуждали, выискивая тени на потолке; на меня он не обращал ни малейшего внимания.

Вряд ли стоило так стараться – читать Заболоцкого: в любом случае ребёнок ничего не понимал – врачи диагностировали у него сильную задержку в развитии...

Весь тёмный декабрьский вечер мы просидели в гостиной перед огромным телевизором. Эмиль таращился на экран не отрываясь. Покорно – ложечку за маму, ложечку за папу – проглотил мою стряпню, суп из замороженных овощей с плавленым сыром. Даже не дёрнулся, когда я принялась промывать ему сопливый нос.

Наконец настало время ложиться спать, и я перенесла вялого малыша в спальню. Книжка с лучшими детскими стихами была припасена мною заранее...

– Окочурился, разбойник, окочурился, напал на кота карачун, карачун, – читала я нараспев.

На слове "карачун" в стену коттеджа внезапно ударил неистовый декабрьский ветер. Засвистела, завыла каминная труба в гостиной, задрожали стёкла. За окном заскрипела огромная синяя ель, украшенная стильной новогодней гирляндой.

– Ох, ничего себе! – пробормотала я. – Так у нас и дом развалится. Вернутся твои родители, а здесь у нас одни руины...

– Руууины... Красссивое слово, – вдруг чётко произнёс Эмиль.

Голос его был пронзителен и холоден.
Я подскочила от ужаса: Эмиль не умел говорить.

– Эмиль! Умничка! Ты сможешь это повторить? – забормотала я. На миг я подумала, как это было бы перспективно для моей карьеры – запустить речь умственно отсталого ребёнка всего лишь за один вечер.

"Наверняка родители до сих даже не пробовали читать ему стихи," – возмущённо подумала я.

– Я не Эмиль, – отозвался мальчик.

– Хм, а кто же ты у нас? Зайка? – я пыталась сюсюкать с ребёнком, но по шее явственно побежали мурашки неизбывного первобытного ужаса. В доме ощутимо похолодало.

– Ты звала меня, женщина, а теперь не можешь угадать моё имя? – ледяной голос явно насмехался. Теперь он уже звучал не из губ мальчика, а со всех сторон.

– Кто это? Что это? – я почти рыдала, а Эмиль всё так же бессмысленно таращился в потолок.

В голове мелькнула мысль: это розыгрыш. Точно! Родители Эмиля, вероятно, любят пошутить. Где-то здесь должны быть скрытые камеры. Нельзя, нельзя давать повод над собой посмеяться!

Я тряхнула головой и вновь взялась за книжку.

– Напал на кота карачун, карачун...

– Вероятно, ты очень смела, женщина, раз не боишься призывать меня! – в призрачном тембре почувствовалось уважение.

– Вызывать тебя? А кто ты? – я включилась в странную игру, невольно поправляя рукой волосы, – если уж меня записывают на камеру, то нужно постараться не выглядеть чучундрой.

– Я-то? Тот, кого ты звала. Карачун, дух холода, сын Мары и Велеса. Сегодня день зимнего солнцестояния – мой день. Я являюсь тому, кто меня призывает и исполняю одно желание. Быстро говори, чего тебя от меня надо.

– Мне ничего не надо, ничего... – забормотала я. В уме всплыла сказка "Морозко". Что там полагается говорить?
"Тепло мне девице, тепло мне красной" Так, что ли? Врать изо всех сил надо, короче...

– А не нужно ничего, так ты меня, получается, зря звала! Ах-ха-ха-ха-ха! Так я вас с мальчонкой тогда насмерть заморожу, а души ваши заберу в свою свиту! – обрадовался мой собеседник.

Окно с грохотом распахнулось, в дом ворвалась беснующаяся вьюга.

– Нет, нет, погоди секунду, у меня есть желание! – закричала я, хватая Эмиля на руки и прижимая к себе. – Пусть этот ребёнок заговорит! Я для этого тебя вызвала!

– Ты усссспела в поссссследний момент, женщщщщщина.... Хорошшшо... Так и быть... – эти слова словно просвистел ветер.

Окно захлопнулось, и всё стихло так же внезапно, как и началось.

...Буря буйствовала уже где-то дальше, гнула тёмные макушки елей монастырского лесопарка, раскинувшегося недалеко от коттеджа.

Меня колотило. Лёгкие, оказывается, успели промёрзнуть и отказывались расправляться. Эмиль на моих руках вертелся и брыкался как нормальный здоровый малыш.

– Отпусти! – вдруг потребовал он чистым детским голоском.

Я с усилием расцепила судорожно сжатые руки, позволив мальчику соскользнуть в кроватку.

Хлопнула входная дверь – вернулись родители Эмиля. Я быстро привела в порядок свои волосы, провела рукой по лицу, пытаясь стереть застывшую маску ужаса.

– Мама, папа! – громко закричал мальчик.

В комнату прямо в пальто ворвалась Светлана, мать Эмиля.

– Господи, он заговорил! Вы сотворили чудо, Аллочка! Как это у вас получилось?

Я чуть помолчала, затем взяла себя в руки и с трудом выговорила:

– Я всего лишь почитала ему на ночь детские стихи...