- Привет, братишка! Рад видеть! Какими судьбами? - Лео оторвался от каких-то деловых бумаг и улыбнулся брату. Улыбка его была всё той же - по детски-застенчивой и по детски-светлой.

Сэм никогда ещё не был в его кабинете; оглядывая комнату, он невольно присвистнул от восхищения. Кабинет был респектабельным, иначе не скажешь: массивный стол, шкафы вдоль стен, заставленные справочниками; окно на пол стены с шикарным видом на город; разве что ковровой дорожки у дверей не хватало.

- Да, в нашем деле очень важно произвести впечатление солидности на клиента, - рассмеялся Лео, следя за его реакцией, - Если ты рекламируешь себя мастером пускания пыли в глаза публике, этим приходиться периодически заниматься. Но ты, видно, не любоваться моим кабинетом пришёл?

Сэм, вздохнув, кивнул. Он-таки пришёл по делу: с заказом, как поверенный любимой тётушки. Тётя Амелия, в строительной кампании которой он работал, поручила племяннику оформление рождественской вечеринки для своего персонала; причём ей потребовалось нечто экстравагантное, отвечавшее её вкусам и наклонностям. Сэм предпочёл бы разобрать с тётушкой свою докладную записку об инновациях в бизнесе, которую он представил ей около месяца назад, но тётушка лишь пролистнула её и отложила в дальний ящик. В бизнес, который она вела уже около полувека, тётушка намертво вцепилась своими высохшими птичьими пальчиками и почти никого к нему не подпускала. Она и замуж-то не выходила из-за нежелания делить с кем-то власть над своими делами. Tак и жила последние двадцать лет не расписываясь с одним из директоров кампании, пылко мечтающем то ли о ней, то ли о доступе ко всем деловым бумагам. Но тётушка властью не делилась и с ним.

Сэм считал себя основным наследником; вторым наиболее вероятным претендентом был его брат Лео, но у него уже было своё дело, и, судя по всему, достаточно процветающее. Лео разрабатывал цирковые эффекты; создавал видимость того, чего не было. Он ещё в юности бросил университет и ушёл в цирк ради трюкачества, разбив сердце их бедной матери своим необдуманным решением. Матери вообще не везло в её жизни: отец, казавшийся состоятельным дельцом, не потянув бизнес, спустил остатки состояния в казино, а потом пустил себе пулю в лоб; старший сын - талантище и предполагаемое утешение в старости - стал, прости Господи, то ли фокусником, то ли клоуном, сразу не разберёшь; младшенького с трудом удалось пристроить к Амелии - наследнице великого Самюэля Ричмона, о богатстве которого в семье всегда говорили с придыханием, но тётушка не допускала племянника к ведению серьёзных дел, не давала ему развернуться. Так и ушла мама из жизни с тяжёлым чувством неопределённости о будущем сыновей. Жаль, что она так и не увидела этого кабинета!

Лео, вопреки маминым опасениям, преуспел. Поскитавшись с цирком и узнав цирковую обыденность изнутри, с изнанки, он, в итоге, женился и осел в их же родном городе, занявшись тем, что ему было наиболее близко: всевозможными цирковыми эффектами, то бишь их разработкой. Цирк построен на волшебстве освещения и музыки ничуть не меньше, чем на ловкости и гибкости акробатов или канатоходцев. Любого канатоходца выхватывает из темноты луч прожектора. Без резко оборвавшейся мелодии, нагнетающей напряжение в самых ответственных местах, публика могла бы вообще не заметить, что происходит нечто экстраординарное. А если речь о фокусниках, то все их трюки вообще построены на спецэффектах и визуальном обмане. Впрочем, цирком Лео не ограничивался и охотно принимал участие в оформлении любых торжеств: хлебом его не корми, а дай придумать что-нибудь необычное и яркое.

- Да уж, угодить тёте Амелии нелегко, - кивнул он брату, на минуту задумавшись, - натура у неё сложная, противоречивая: тут тебе и деловая хватка, которой сам прадед Самюэль позавидовал бы, и тяга к чему-то таинственному, паранормальному. До сих пор, говорят, посещает спиритические сеансы и верит в чушь, которую духи умерших ей якобы талдычат. На это и будем давить. Доверься, братишка, мне: я уж что-то да придумаю.

Залу для празднования рождества братья украшали вместе.
- Эта гадалка - просто умора! - рассказывал Лео о тётке, ,у которой на днях позаимствовал декорации для предстоящего торжества, - Бас, как у мужика, брови на переносице срослись, глядит исподлобья.

- У Вас,- говорит, - молодой человек, вряд ли что-то выйдет, чтобы вызвать духа нужен сильный медиум.

А я ей в ответ:

- Не нужен мне никакой дух; чем меньше непредвиденности, тем мне лучше. А вот этот красивый шар из хрусталя я бы у Вас купил с удовольствием и за хорошие деньги; на худой конец, сдайте его мне напрокат. И доску, как её? Уиджи? Без неё нам никак.

Так эта тётка, расчувствовавшись, даже книгу заклинаний мне предложила и карандашиком пометила какую тарабарщину в какой момент из неё читать замогильным голосом. Но это уже под самый конец задействуем, когда с тётушкой наедине останемся!

Конференц-зала стараниями братьев выглядела более чем празднично и экстравагантно: по стенам змеились зелёные провода, прячущиеся в искусственном плюще, из под крохотных листочков выглядывали лампочки, наподобие тех, что обычно мерцают в новогодних гирляндах. У стен равномерно распределены были столики с подсвечниками, где на фитилях белых пластмассовых свечей мерцали лампочки чуть побольше. У этих столиков сидели молоденькие симпатичные гадалочки, нанятые Лео из числа безработных цирковых актрис. Вторым рядом от стен стояли длинные столы с одноразовыми тарелками и стаканчиками; они образовывали разорванную пентаграмму, в углах которой Лео расположил камины с котлами сверху; котлы тоже подогревались электричеством, но казалось, что снедь кипит на огне каминов. У котлов стояли старухи ведьмы с огромными поварёшками: им предстояло стать раздатчицами пищи. В самом центре залы, в искусно выложенной брусками светлого ламината пентаграмме стоял круглый столик с тремя стульями. На нём, в самой маленькой пентаграмме располагался крохотный механизированный проектор в виде конуса, поддерживающего хрустальный шар, одолженный у гадалки. Лео счёл шар замечательной призмой, которая лишь улучшит и увеличит изображение подходящих слайдов; сам он собирался управлять проектором из-за огромной бархатной шторы, закрывающей окно.

Празднество прошло на ура. Сотрудники полюбовавшись стенами, украшенными импровизированными стеблями, за обе щёки уминали суп из дымящегося колдовского котла и жареных лебедей, бывшими в своей нежареной ипостаси обычными гусями. Потом, после прочувственной приветственной речи мадам Амелии, сотрудников разобрали и развели по углам гадалочки. Нежно тиская ладони доверчивых мужчин, новоявленные предсказательницы абсолютно бесплатно наобещали своим протеже золотые горы успеха и бесконечное море любви. Ведьмы споро собрали оставшуюся на столах посуду и выкатили из-за двери повозки с подарками для праздничной лотереи - тётушка Амелия на рождественские подарки не скупилась.

А когда последний сотрудник покинул помещение, Сэм, тётушка Амелия и её долговременный любовник приступили к праздничному духовному десерту: к спиритическому сеансу. Чашу с нектаром мистики распивали на троих: об официанте-распорядителе, то бишь Лео, спрятавшемся за тяжёлой бархатной портьерой, ни тётушка, ни её директор не догадывались, так же, как и о модернизированных устройствах для оптических и звуковых эффектов.

Центральное освещение Сэм, как и договаривался с братом, потушил; Доску Уиджи изначально было принято исключить из употребления: простой её механизм Лео никак не мог модернизировать. Тот, кто вызывал своего духа, должен был коснуться рукою хрустального шара, а Сэм произносил для пущего эффекта нужное заклинание. Заклинание пришлось затвердить наизусть: хоть на обычных сеансах оно не произносилось, тётушка Амелия была докой в подобных делах и могла где-то услышать и запомнить текст. Сэм должен был играть роль медиума, а Лео за шторой орудовал небольшим пультом, без которого духи, естественно, не появились бы.

Сперва, как и предполагалось, вызывал своего духа-советчика директор. Сэм предположил, что он пожелает беседовать с Леонардо да Винчи и не ошибся - директор в личных беседах часто талдычил ему об этом гении. Директор от души восхищался великим итальянцем, полагая его все ведающим. Бедняге духу пришлось докладывать собравшимся не только о своих чувствах к Джоконде, но и о последних котировках акций на бирже. Но всё обошлось. Минуты две облачко света, в котором легко просматривались черты бессмертного гения, молча обдумывало ответ, а потом звучным красивым голосом прокомментировало проценты повышения и понижения курса основных акций, которыми владел директор; мало того, - оно дало прогнозы на ближайшее будущее, которые показались вероятными и правдивыми не только директору, но и тётушке, которая во всей этой галиматье разбиралась.

Сэм, как они и договаривались с братом, вызвал дух любимой матушки, - она, естественно, напророчила сыну грандиозные успехи и в бизнесе, и в личной жизни.

Тётушка, как братья полагали, должна была побеседовать с Нострадамусом, о котором иногда вспоминала, и о котором Лео, любопытства ради, прочёл большую книгу, готовясь к предстоящему гаданию. Но старушка обманула их ожидания.

- Ты куда разумнее, чем я думала, Сэм! - кивнув племяннику, задумчиво произнесла она, - И праздник оформил просто замечательно, и даже медиумом оказался, вот уж никогда этого я бы про тебя не сказала! И в том, что ты решил со своей матушкой покойной о своих же делах беседовать, есть какой-то здравый смысл: она хоть лично в тебе заинтересована, не то что цари или пророки... Пожалуй, и я о своём бизнесе побеседую с тем, кто в нём заинтересован. Вызови-ка мне дух своего прадеда - он кампанию основал, он может и совет какой-нибудь разумный дать по её управлению.

Мечтательно улыбнувшись, тётушка Амелия потянулась к мягко сияющему хрустальному шару, а Сэм обомлел. Разумеется, они с Лео не ограничились изображением одного Нострадамуса и подобрали несколько слайдов с портретами наиболее популярных для гадания личностей, но кто из них хоть как-то походил на знаменитого родственника? От него остался лишь портрет, висевший в столовой в доме самой тётушки Амелии, а в дом этот ни Сэм, ни Лео никогда не приглашались, разве что в их самом раннем детстве. Лео, конечно, - человек изобретательный, но как он сумеет выкрутиться? Подберёт световое облачко, в котором и черт лица не разобрать?

Минуту помедлив, парень забормотал уже привычную ему тарабарщину заклинания. После этого наступила небольшая пауза: наверное, Лео размышлял, как быть. Неожиданно на Сэма нахлынула волна ничем необъяснимого ужаса; по комнате сквозняком прошлась струя ледяного воздуха, пахнущая не свежестью, но гнилью и сырой, только распаханной землёй. Лампочки в подсвечниках и гирляндах испуганно мигнули и, тихо тренькнув, рассыпались в стеклянный порошок, да и хрустальный шар на минуту погас, и комната погрузилась в непроницаемую темноту. Впрочем, длилось это недолго, в глубине хрустальной сферы вновь затеплилось нежное сияние, и Сэм судорожно обернулся ко входной двери: за ней отчётливо послышался глухой приближающийся стук, наподобие стука костыля о деревянный пол. Ключ, оставленный Сэмом в дверной скважине, сам собой провернулся и упал на порог; дверь сама собой отворилась.

- Лео, пожалуй, перестарался со своими спецэффектами, - попытался мысленно подбодрить себя Сэм, напряжённо вглядываясь в тёмную призрачную фигуру, показавшуюся в проёме, - это - не труп прадеда. Это - просто механизированная кукла!

На пороге комнаты стоял, покачиваясь огромный скелет; с зеленовато-бурых костей свисали полусгнившие лохмотья то ли высохшей плоти, то ли чёрной ткани; коричневые зубы с их сардоническим оскалом подрагивали, как-бы что-то непрестанно дробя, но всего страшнее были глазные впадины: они залиты были зеленоватым фосфорическим сиянием, а по центру зияли крохотные чёрные воронки, которые как бы втягивали в себя взгляд Сэма.

Сам не понимая отчего, но Сэм почувствовал, что в эти импровизированные зрачки смотреть ни в коем случае не стоит, встреча его глаз с этими жуткими буравчиками грозит ему безумием, если не мгновенной смертью. И лучше бы ему как-то убраться подальше, хотя бы в тень стены, если не из комнаты, но даже двинуться с места он не смог: все мышцы его тела словно окаменели.

- Ты звала меня Амелия? - клацнув зубами, произнесло жуткое существо, и каждый звук лишённого эмоций и тембра мёртвого голоса казалось ударял изнутри по черепной коробки полумёртвого от ужаса парня, - Зачем?

Медленно, как в замедленной съёмке, почти полностью сгнивший труп двинулся к столику. Сэм с трудом оторвал глаза от покачивавшегося черепа и перевёл взгляд на тётю Амелию. Тело старушки, скорчившись, вжалось в спинку стула, рот был полуоткрыт в беззвучном вопле, а глаза, выскакивающие из глазниц, не отрывались от чёрных зрачков потустороннего гостя.

- Ты всегда была любопытной девочкой, Амелия - медленно продолжал призрак, приблизившись к онемевшей от ужаса женщине, - но есть тайны, которых касаться не стоит. Они сами тебе раскроются... Не сейчас... Но скоро... И всё же: что ты хотела знать?

Кости истлевшей руки со скрежетом приподнялись и легли на причёску тётушки, легко развернув её голову к полыхнувшей огнём хрустальной сфере; чёрные зрачки впились в выпученные старческие глаза, а из глазниц черепа хлынуло изумрудное сияние, которое через минуту вернулось к хозяину, сгустившись вокруг полуистлевших костей зеленоватой полупрозрачной плотью. Сэму даже показалось, что в дымке вокруг черепа проступили черты сурового старческого лица, виденного им когда-то. "Прадед с портрета?" - спросил он себя как в полусне, из которого никак не выбраться по своей воле.

- И всего-то? - пробормотал прадед и полупрозрачные губы скривила презрительная усмешка, - Бизнес, инновации, прочая бытовая дребедень? Ты всёрьёз полагала, Амелия, что это меня ещё занимает? Да, я отвечу... Посмотрим, что там накарябал потомок...

Костлявая кисть, оторвавшись от затылка находившейся в полуобмороке старухи, чуть заметно щелкнулa костяшками бывших пальцев. Буравчики зрачков мазнули по лицу Сэма и тот явственно ощутил, как незримые пальцы стиснули его желудок, пытаясь выдавить из него всё содержимое. Парень согнулся, борясь с подступающей тошнотой и не заметил, откуда перед прадедом и тётушкой оказалась злополучная копия его доклада с его же шариковой ручкой, которая, как живая, скользила над порхающими страницами, что-то чёркая и помечая.

- Это - полный бред, - пробурчал прадед, ведя по строкам своими угольными зрачками, - а в этом есть, пожалуй, капля здравого смысла... Ты всё запоминаешь, Амелия? Этого прощелыгу и впрямь пора гнать, а над этим подумай...

Тётя не отвечала; она, похоже, была в полуобмороке и вряд ли способна была воспринимать хоть что-то из увиденного, но глаза её покорно скользили по строчкам, как того хотел призрак.

- Ну всё, - произнес тот, когда последняя страничка закрылась, - хоть всё это - мелочь, того не стоящая. Ты всегда мечтала о дальних странах, Амелия - в бьющем по черепам живых голосе появилось подобие какой-то теплоты,- Может наступило время? Другого шанса не выпадет... - Прадед замолчал, переводя зрачки с тётушки на Сэма, потом на трясущегося директора и опять на тётушку.

- Но как? - после небольшой паузы пробормотал он, - И кто? Этот? - он слегка качнулся в сторону любовника тётушки, но тот, не дожидаясь, когда к нему прикоснётся костлявая рука, с диким воплем выскочил из-за столика и ринулся ко входной двери. Но через два-три гигантских прыжка тело его, как подкошенное, рухнуло на пол и проехав юзом, замерло в неподвижности.

- Не он, - качнул головой прадед, и полупрозрачное зелёное лицо искривила гримаса отвращения, - странные у тебя вкусы Амелия. Я, пожалуй избавлю тебя от него. Хоть какая-то польза будет из нашего свидания...Но кто? Лео?

Прадед вновь шевельнул костяшками, и тяжёлые бархатные шторы, закрывавшие окна, упали. На чёрном фоне окна обрисовалась фигура Лео, судорожно сжимающего в руке пульт.

- Этот кошмар - не иллюзия, - борясь с ужасом, подумал Сэм, глядя на омертвевшее от страха лицо брата и на его трясущиеся губы, - это - действительно призрак, или вернее, труп предка, поднятый из могилы дурацким заклинанием. А может не заклинанием, a хрустальным шаром проклятой цыганки. Или тем и другим вместе. О Господи!

На подгибающихся ватных ногах Лео медленно двинулся к столику, не сводя с призрака предка упорного взгляда; дрожащие губы его сложились в жалобную улыбку, которая самому брату казалась, видимо, бесстрашной.

- Нельзя приближаться к тайнам мироздания, правнуки, - монотонно произнёс прадед, поворачиваясь к окну, - нельзя прикасаться к бездне, потому что она затягивает. Бездна полна своей жизни, но это - другая жизнь, гибельная для вас... Посмотрите на окна...

Братья, как завороженные перевели глаза на чёрные оконные проёмы; сплошная мгла за стеклом оказалась отнюдь не сплошной; в колышущемся мраке шевелилась, судорожно ворочалась омерзительная склизкая масса полуразложившихся и разложившихся трупов, черепов, рассыпающихся коричневых костей, пытающихся прорваться в освещённое пространство конференц-зала. Оконные стёкла, утратив былую жёсткость, прогибались во внутрь комнаты наподобие резиновых пузырей, и неясно было, когда они прорвутся.

- Дверь, - она же открыта! - внезапно сообразил Сэм, поворачиваясь к двери; из неё тоже выпирал пузырь темноты, в которой копошилась нечисть. Неожиданно этот пузырь с треском лопнул; из него хлынула зловонная жижа мглы, способной затопить всё живое, и к Сэму потянулись костлявые руки каких-то жутких существ, которых он уже не увидел. Почва закачалась под его ногами и он потерял сознание.

Когда Сэм открыл глаза, уже рассвело. Весь пол в конференц-зале был усыпан осколками стекла и обломками штукатурки. Возле самой его головы валялся треснувший хрустальный шар, закопчённый, как стекло сгоревшей электрической лампочки. Чуть поодаль лежал лишившийся чувств Лео, а за столиком поникнув безжизненной головой, скорчилась тётушка Амелия. С трудом преодолевая тошнотворную головную боль, Сэм поднялся на ноги; Лео тоже зашевелился, но тётушка всё ещё не подавала признаков жизни.

Оставив Лео, пытавшегося привести тётушку в чувство, Сэм, покачиваясь на ватных ногах, выбрался на улицу. Вокруг сновали пожарные машины, спешили встревоженные люди. Постройки вокруг были разрушены: как выяснилось, ночью городок оказался в центре землетрясения.

Как ни странно, но недвижимость тётушки почти не пострадала, в отличие от контор и складов её конкурентов. Жители города лихорадочно отстраивались, и для Сэма наступили горячие дни. Заказы поступали один за другим, а он вынужден был справляться один: директор пропал без вести, а тётя Амелия застряла в госпитале. Лео, на советы которого можно было бы положиться, укатил в другой город: людям пострадавшим от землетрясения было не до иллюзий и спец-эффектов.

За это безумное время Сэм окончательно убедился, что строительный бизнес - отнюдь не то, чем бы он хотел заниматься в жизни, и, когда пришедшая в себя тётя по своей привычке отстранила его от дел, он лишь обрадовался. Тётушка отослала его в командировку в Италию; командировка незаметно перешла в отпуск. Пережитый недавно ужас сказался на нервах и выплеснулся на страницы рукописи. Как ни странно, а у книжки нашлось довольно много читателей, и Сэм неожиданно для себя превратился в состоятельного писателя.

Перо у него оказалось бойким; воображение - богатым, а уж досужего люда, жаждущего насладиться чем-нибудь таинственным и щекочущим нервы, на земле всегда было довольно, чтоб раскупать остросюжетные мистические романы; было бы странным отказаться от состояния, которое само плыло в руки. История с ожившим прадедом ушла в далёкое прошлое и постепенно забылась, Сэму порою самому казалось, что он её выдумал.

И лишь порой, касаясь сюжетом пугающих мистических тайн, Сэм с ужасом спрашивает себя, не слишком ли близко подобрался он к грани, за которой лежит отгадка? Не ждёт ли его судьба гениальных его предшественников?

Говорят, что Аллен По под конец жизни сошёл с ума; Кафка тоже страдал какими-то психическими расстройствами; о Гоголе и говорить нечего. Он, правда, не так уж талантлив, но... "Нельзя приближаться к тайнам мироздания, правнуки... Нельзя прикасаться к бездне, потому что она затягивает. Бездна полна своей жизни, но это - другая жизнь, гибельная для вас..."