Следы невиданных зверей…

— И ухватит за бочок, — голос покачивается в темноте, обволакивает, словно пеленает самое дорогое, маленькое, дрожащее, изнуренное недугом. Хотя никакая это не болезнь. Была б болезнь, было б проще.
— И потащит …
— Ле-на! — сдавленный шепот поперек напева.
Комочек под одеяльцем вздрагивает, сжимается сильнее. Ванна с травами, расслабляющий массаж, все эти убаюкивания - все коту под хвост.
В проеме приоткрытой двери в детскую голова мужа. Лицо измятое недовольством, как невыглаженная наволочка. И, оказывается, шепотом тоже можно скандалить. Кто бы мог подумать? Ну-ну… попробуй. Вот только позиция не самая удачная: голова, просунутая в приоткрытую дверь… Один толчок и… Что за дичь лезет в голову?!
— Мама, не уходи! — шепчет одеяльце.
Тут головушка никуда не высовывается, наоборот, глубже зарывается в спасительные слои. И да, умолять шепотом тоже можно.
«Он же так задохнется!» — шипит тревожность свекровкиным шепотом.
— Ле-на!
Вот ведь… То ли бесстрашный, то ли бессмертный? Безумный, скорее всего. Такие моменты надо считывать. Сейчас она не Ле-на, сей час она…
— Ма-ма.
— … во лесок, под ракитовый кусток. Ты волчок к нам не ходи, нашу детку…
— Ле-на!
Заклинание должно быть произнесено до конца, иначе…
— … не буди.
Кулачок, сжимающий ее указательный палец, расслабляется. Высвободившейся рукой поправляет одеяло, выкладывает валиком вокруг головушки.
Дыхание ровное, хоть глаза под тонкими веками трепещут, как бабочки, накрытые ладонью.
Теперь не задохнется.
Да что за бред? Но так спокойнее.
Надо тихо подняться с края кроватки.
Все три шага до двери давно просчитаны, чтобы не взвыли половицы.
В дверях так и висит мятое-недовольное.
Вот что надо? Звал же, нудел. Ну так пусти, дай выйти. Теперь-то что? Ждет толчка, пусть легкого, беззлобного, только чтобы пройти. Но будет повод: «Да ты со всем сдвинулась! Как с тобой жить?»
Никак.
Ладонь упирается в попытке сдвинуть преграду.
Ожидание: «Да ты совсем!».
Реальность: обхватывает запястье, сжимает.
Минуту назад — ее палец, зажатый в кулачке, теперь вот… Тянет руку вверх, к своему лицу, мятое утыкается в ладонь. Расправляется.
Внутри опрокидывается все накопленное, переполненное, проливается потоками по щекам.
То, к чему не готова.
Готова слушать всю ночь: «парню в школу осенью, а ты…», «мне никто ничего не пел, вот и вырос мужиком, а этому…», «да какой час волка?!»
А вот к мятому на ладони не готова. Высвобождаюсь из ослабшей хватки, но ладонь от расправленного-колющего не отнимаю.
Пока.
Потом медленно скольжу вниз. Шея. Плечо. Грудь. Бок. Ниже, под ребрами, неровный след от рваных укусов.
«Никто не пел», — говоришь?
Обнявшись, Смотрим в окно кухни. Ночь ясная, и отчетливо видно как огромные лапы оставляют след за следом в наметенном снегу.
— Ты тоже это видишь? — где я уже слышала такой страх в шепоте.
— И слышу.
Скрип снега при каждом появлении следа на ровной поверхности.
— «Следы невиданных зверей…» Он же про это писал?
Не могу сдержать тихий смех.
— Ну вот что ты смеешься?
В голосе обида сына.
— Смешно, что ты помнишь.
— Все помнят. Попробуй забудь, когда так учить заставляют.
— И правильно делают.
— Думаешь, тоже заклинание?
— Как знать? Предупрежден — вооружен.
— Еще б работало.
— Главное, верить.
— Ты волчок к нам не ходи, — затягивает жутко фальшиво, с каким-то тоскливо звериным подвыванием.
Целую колючее.
Щелкает смс: «Сильный снег, метель ожидаются местами в Югре ночью 30 ноября. Тел. экстр. служб 112»
Заметет к утру и забудется как страшный сон. Как этот чертов ноябрь.
А в декабре — совсем другая история.