4. Чёрное вино

— Наконец-то, дорогой друг. Я с нетерпением ждал тебя!
Волгл сидит не на троне, как при официальных встречах, а в удобном кресле перед уставленным фруктами и снедью столом, в затенённом углу зала. Перед ним — ваза из тонкого фарфора с букетом только что сорванных, уже поседевших, одуванчиков, две изящные серебряные чаши, бутыль из прозрачного золотистого стекла с тяжёлой тёмной жидкостью внутри и пустая спиралевидная раковина, в которой когда-то жил морской моллюск. Пустая раковина — добрый знак. Она говорит о том, что хозяин резиденции покинул защитную скорлупу и открыт для гостя. А букет одуванчиков должен намекать на то, что любые ошибки исчерпываются и забываются легко, не оставляя сожалений.

Волгл сдержанно улыбается, его слова елейны, голос пропитан приторной сладостью. Но глаза правителя кажутся ледяными, стрекозьими, как у слепца.
Он делает знак рукой, приглашая Арха.
— Присоединяйся, позавтракай со мной, выпей чёрного вина. Сколько лет ты к нему не прикасался? А между тем, я пью его каждый день. Без него жизнь кажется пресной, а еда — безвкусной.

Чёрное мранское вино. Ритуальный напиток. Арх пробовал его много лет назад. Это особенный напиток. В нём сочетаются элементы всех стихий, сок виноградных лоз перемешан с кровью. Оно зреет в тайных подвалах, впитывая в себя голоса, полные ужаса и страданий тех, на кого пал выбор Мрана. Их привозят из Зоны Отчуждения, где в поселениях безымянных живут изгои.
Волгл прекрасно знает, что Арх избегает вина и увеселений, насколько это возможно при публичном образе жизни и допустимо Законами. К тому же Арх всегда принимает пищу в уединении. Это правило нерушимо соблюдается много лет.
— Я не хочу вина, правитель. Мне следует беречь энергию, мне предстоят сегодня важные исследования. Я должен сохранять своё духовное поле чистым… — произнёс Арх, усаживаясь напротив Волгла.
— Это вино особенное. Оно хранилось у меня много лет. У этого вина есть тайное имя. Ты не должен сегодня отказывать мне в удовольствии выпить с тобой этот напиток. В память о несчастной сестре твоего ученика, Арх. Это чёрное вино носит её имя, оно наполнено ею — и поверь, имеет превосходный вкус. Скажу прямо: это мой приказ. Иначе я могу усомниться в нашем братстве.

Лицо Арха оставалось бледным и бесстрастным. Ему не потребовалось даже усилий для сохранения равновесия — жрец был готов к разговору, а состав чёрного вина не был секретом для высшего звена чиновников из касты правящих.
— Арх… — Волгл впился взглядом в лоб Арха, как огромная водянистая пиявка — таким был сейчас образ Волгла в сознании Арха. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своём ученике. Его зовут Тан, не так ли? Тан — это "дар", "подарок". Ты ведь тогда ловко украл у Мрана подарок, который предназначался ему.
— У него было тайное имя, брат мой… Имя не простое… — осторожно сказал Арх. — Кто знает, какие последствия это могло принести всем нам.
— Какое?
— Танат. Я счёл его тайное имя смертоносным для нас. Ты же знаешь, из какой семьи происходит этот выродок. Иначе у нас с тобой не было бы этого разговора. Выродка с таким тайным именем лучше придержать в изоляции. Ибо неизвестно, что опаснее — убить такого или оставить в живых. Но одно я могу сказать точно: его смерть качнула бы проклятый маятник возмездия, приблизив конец мира на лишний век, а кровь могла бы стать отравой для всех нас. Зачем рисковать и делать из таких, как этот подкидыш чудотворцев — мучеников? Ты ведь знаешь это и сам. Их кровь разрушительна и ядовита, хоть и необычайно сладка на вкус. С кровью мучеников не шутят. Имя этого щенка не сулило нам ничего хорошего. лучше бы таких не привозили вообще никогда!

Волгл приподнял чашу с вином, приглашая Арха присоединиться.
— Это вино развяжет нам языки… Мы давно уже не говорили с тобой откровенно, искренне. Прежде чем позвать тебя, я пил это вино всю ночь. Смаковал. По капле. Оно — настоящий нектар. Невозможно отказаться от такого наслаждения.

Арх сделал глоток. Вино обожгло гортань и отдалось во рту полынной горечью.
— Нравится? — Волгл взглянул на Арха из-под прикрытых тяжёлых век, и Верховный Жрец понял: это сам Мран смотрел на Арха глазами Волгла, с холодным любопытством и жестокой снисходительностью властелина мира.
— Мне оно показалось недостаточно сладким, брат… — тихо ответил Арх.
— Где твой ученик, несмышлёныш Тан, а? Куда дел мальчишку? Куда он исчез? Неужели ты его всё-таки убил, брат Арх?
— Нет, я не убивал его. Этот неблагодарный крысёныш сбежал от меня. Давно я так не ошибался.
— Это опасность, угроза для нас всех… Ты дал ему знания.
— Нет… — усмехнулся Арх. — Мальчишка не смог усвоить их. В нём не достаточно холода и ума — что присуще неудачникам, не способным добиться успеха. Тан всего лишь кожаный мешок, набитый костями и случайными знаниями, которые вне системы — лишь бесполезный набор случайной информации.
— Ты учил его магии?
— Нет, я пытался, но он оказался бездарным в этой области. И я оставил эту мысль.
— Ты не пытался его найти?
— Зачем?
— Чтобы убить.
Губы Волгла расползлись в гадкой улыбке. Арх улыбнулся в ответ.

— Он и так пропадёт ни за грош.
— А ты не думал, что если ему повезёт, он добредёт до селения безымянных?
— Я думал — вряд ли он найдёт общий язык с местными. В худшем случае его пришибёт какой-нибудь лавочник, у которого он в попытается украсть еду. А в лучшем — прибьётся к какому-нибудь нищему поселению в качестве местного дурачка.
— А почему к нищему?
— В зажиточных поселениях люди более приземлённые. Они недолюбливают нищебродов, наивных глупцов и никчемных идеалистов. И не любят делиться с такими своим куском хлеба.
— А что с ним теперь? Ты больше о нём ничего не слышал?

Арх взглянул в глаза Правителю и холодно сообщил:
— Я нашел его. Он больше не представляет никакой опасности для нас.
— Почему?
— Он осквернил себя связью с обычной девкой, простолюдинкой из селения безымянных, дочкой торговца по имени Ратус. Ратус когда-то пытался поставлять детей для нужд Мрана. Но не успел довести сделку до конца, так как был убит каким-то изгоем на дороге.

— Ты встретился с ним?

— Я видел его и даже говорил с ним. Тан способен вызвать брезгливость самим образом жизни. Он жалок и зависим от этой самки, как дворовой пёс на цепи. Животное начало взяло в нём верх. Путь знаний для него закрыт навсегда.

Волгл удовлетворённо закрыл глаза, затих с чашей в руках — неподвижно, как восковая кукла. Арху показалось, что он пьян. Но спустя несколько минут Верховный Правитель открыл глаза снова и задумчиво произнёс:
— Значит, он потерян. Мало того, он раздавлен, как червяк. Его место среди человеческих отбросов, среди хаоса и грязи в селениях безымянных. А ведь он привык к комфорту, не правда ли? Откуда такая жестокость, Арх? Нет худшей жестокости, чем то, что в старину называлось добродетелью. Лучше бы ты отдал его мне.
— Он бестолков и вряд ли сгодился бы для утех. Его нрав робок, скучен и пресен. Я знаю, что говорю.

Арх внимательно вгляделся в расслабленное, рыхлое лицо Волгла. В словах жреца не было ни слова неправды. И в то же время всё, что он говорил — было ложью от первого до последнего слова.

Арх вспомнил свою поездку к Тану в селение. Испуганную, глупую Айну с несчастным лицом, стоящую возле курятника, пропахшего сухим птичьим помётом. Согласно натальным картам, составленным магом, она должна была зачать в наступающую ночь. Вспомнил затравленный, убитый взгляд Тана, сидящего на широкой постели в нелепой длинной ночной рубашке, натянутой им впопыхах, смятенного от ощущения своей ничтожности, никчемности, слабого от стыда. В словах Арха, предназначенных для Мрана, не было ни капли того, чего бы не произошло на самом деле.

Нет, Волгл не усомнился в его правдивости. В глазах собрата таял лёд. Белки глаз порозовели от расширенных сосудов. Вино давало о себе знать. Значит, Мран получил то, что хотел и покинул тело Волгла.

Правитель задумчиво отхлебнул вина. Его взгляд стал блуждающим, неясным.
— Арх… Ты слышишь в своей голове голоса? Не скрывай от меня ничего. Я тоже их слышу. Проклятое отродье, нечисть! — речь Волгла становилась спутанной, язык заплетался.
— Не буду лукавить… Да, голоса в голове иногда мешают мне работать и спать по ночам.
— Это прекрасно… А я уже было подумал, что со мной что-то не так. Каждый раз, выпив чёрного вина, я слышу эти голоса, а вино кажется мне живым.
— Что они говорят тебе?
— Ничего того, что я бы понимал. Иногда они кричат, плачут. А вот это вино… Вино с именем сестры твоего ученика. Оно тоже имеет свой голос. Её голос! Я запомнил его, хотя тогда вместе с ней привезли ещё несколько мучеников. Я слышал его вчера, и вынужден был слушать всю ночь. Я боялся заснуть, Арх, брат мой!

— Что говорил тебе её голос?
Волгл сначала улыбается, осклабившись, потом лицо его искажает страх:
— Она не говорила… Она — пела.
— Что она… делала?
— Пела!
— Что она пела, Волгл? — растерянно спрашивает Арх, забывая о субординации и называя Верховного Правителя по имени, которое знает с детства.
— Арх… — взгляд Волгла почти безумен, а голос вдруг становится дребезжащим, жалобным, в уголках губ вскипает розовая слюна, и Арх понимает, что у Волгла вот-вот начнётся припадок. — Она пела мне какую-то древнюю колыбельную, и моя голова разрывалась от муки. Она пела её мне всю ночь...

5. Одуванчик

Личный врач Волгла, целитель и хранитель секретов касты правящих, Гонгор, суетился у обмякшего тела, робко отчитываясь, какие именно препараты он колол Правителю.
— Это мягкое успокоительное… Более серьёзное лечение следует назначать после обследования. Я не имею права на ошибку.

Сидя на полу, Арх прижимал голову лежащего Волгла к себе. Целительные слова сделали своё дело. Волгл вытянулся, затих и открыл водянистые глаза.
— Она не оставит меня в покое...
— Кто?
— Лусия. Её имя означало "лёгкая". У неё были белые волосы, лёгкие и тонкие, как пух. Из-за этого в семье её называли Одуванчиком.
— Ты бредишь… Всё пройдёт, тебе уже лучше.
— Брат мой, Арх, мне никогда не избавиться от неё! Эта девчонка сведёт меня с ума! — Волгл вдруг заплакал.
— Здесь никого нет, Волгл. Никаких девчонок, никаких голосов. Её не существует...
— А где же она?
— Умерла...
— Нет! Она поёт, Арх!
— Кому, как не тебе знать, что смерть — это навсегда… — заговорил Арх и осёкся. Глаза Правителя закатились, заледенели. Посиневшие губы шевельнулись, а из чёрной, зияющей впадины рта раздался тихий, измученный, но чистый, почти детский девичий голос.

— Баю-баю, зверь бессонный, что вращает колесо, спят леса, холмы и склоны, дверь закрыта на засов. Одуванчик, баю-баю, спит на тонком стебельке. Зверя лапа золотая руны чертит на песке.

Арх не верил своим ушам. Голос лился из Волгла, как родник, плескался в воздухе, будто прозрачная птица, отдаваясь эхом в пустынном зале резиденции.

— Баю-баю, под ракитой спит волшебная вода, к небу чёрному прибита чудотворная звезда. Засыпаю, баю-баю, крошки хлебные кроша, с ветром жёлтым отлетаю, одуванчика душа...

Лицо Волгла потемнело, погасло, будто кто-то выключил внутри него свет. Арх медленно поднял глаза на эскулапа, замершего со шприцом в руке и смертельно побледневшего.
— Вы тоже слышали? — шёпотом спросил Арх. Глаза врача были исполнены ужаса.
— Это… одержимость. Самое худшее, что могло случиться.
— Идите, — глухо произнёс Арх. — Мы сами разберёмся.

Гонгор обречённо собрал инструменты в саквояж, поклонился и пошёл к выходу. Глядя в спину сгорбившемуся лекарю, не виноватому в том, что Мран неумолим, Арх нажал кнопку на браслете. Негромко и твёрдо отдал своему доверенному служебному человеку приказ о ликвидации. Смерть доктора должна быть быстрой и безболезненной, а тело немедленно уничтоженным. Доктору просто не повезло. Он увидел то, чего видеть было не положено никому. С этого мгновения дальнейшая жизнь для него была невозможна. А смерть была неизбежной. Иначе Мран обрушится ещё скорее, чем предполагали самые отпетые пессимисты в касте посвящённых в вопросы гибели существующего мира. Об этом не должен был знать ни один человек во Мране, кроме Арха, ближайшего друга Волгла. Верховный Правитель Мрана был одержимым.



П. Фрагорийский
из кн. Мран. Тёмные новеллы