… С практики Юлька вернулась рано. Было около часа дня. Едва она переступила порог, как в ноздри ударил вкусный запах чего-то свеже-пожаренного или испечённого. Мамы дома не было, она работала во вторую смену. Глотая слюну, Юлька тут же прошла на кухню. На плите стоял чугунный казан с подгоревшими беляшами. У мамы постоянно что-нибудь подгорало. Потому что она любила браться за несколько дел сразу: поставит что-нибудь жариться, а сама в то же время примется раковину чистить. Пока чистит, забывает огонь сделать тише или перевернуть жаркое. Она называла это «хозяйственной жилкой». Ей нравилось о себе думать, что она может делать несколько дел сразу и всё успевать. «Ты всё делаешь очень медленно», - выговаривала она обычно Юльке. – «А у меня в руках всё горит!» Действительно, горело.
Тщетно пытаясь отыскать наименее подгорелый беляш, Юлька со вздохом подумала, что у неё опять будет болеть желудок, но это не важно. Главное, что мама снова успела сделать несколько дел сразу и будет получать удовольствие при мысли, что в ней есть «хозяйственная жилка». А это ведь не каждому дано! Маме тоже хотелось хоть в чём-то быть лучшей. Отличницей. Отличница по хозяйству.
Ну что ж… Лёгкий перекус, получасовой отдых и – за конспекты. Завтра у Юльки английский в 4 «Б» классе. А на урок к ней пожалует сама Аршаева!.. Надо как следует подготовиться. Как никак – теперь статус обязывает. Отличницы.
Летнюю сессию Юлька всю сдала на «отлично», пользуясь тем же приёмом подсмотра билетов, что и на философии. Окончание сессии опять отметила с Томкой и её подружками в кафе. Томка научила её новой причёске – «испанский узел». Волосы пришлось, правда, немного укоротить. Сделали чёлку с начёсом. Попросили соседку записать на видео на Томкином телефоне, как Томка укладывает Юльке волосы и комментирует. Потом выложили в ВК. Ролик тут же стал набирать лайки, которые Томка не успевала подсчитывать, краснея от удовольствия. Подписчиков у неё было немало. Юлька тогда ещё в ВК не успела обосноваться. Да и телефон у неё был старенький, плохо тянул интернет: мама свой отдала. Один подписчик даже оставил комментарий специально для Юльки: «Девушка, вы – космос! Давайте с вами познакомимся!)))» И сердечко добавил. В общем, нахохотались они в тот день от души!
Юлька научилась накладывать макияж. Всё это пришлось очень кстати, потому что следующий год начался с практики в школе. Ну, а учительница с косой смотрится как-то не очень солидно. По-детски. Имидж, конечно, требовал изменений. И Томка ей в этом очень помогла! Вот уж, нежданно-негаданно… Всего-то и надо было – прийти пораньше на первый экзамен!..
Но самым приятным из всех изменений стала стипендия. Повышенная. Как у всех отличников. Едва получили, так сразу же закатились с Томкой в магазин женской одежды. Подбирать Юльке приличное платье. Приходилось соответствовать! Всему. Новому статусу, новому окружению…
Ну, всё!.. Пора за конспект! Вот интересно, говорят: чем больше себя отдаёшь, тем больше энергии получаешь взамен. А у Юльки всё было наоборот: она выкладывалась на уроках как могла, а чувствовала себя точно выжатый лимон. Единственное, что её по-настоящему радовало в школе – это окончание уроков. Особенно предвкушение того момента, когда выходишь наконец из школьных стен, из душных классов, на свежий воздух и можно больше не притворяться учительницей, добросовестной практиканткой. А если ещё и дома никого нет… то это вообще праздник! Значит, ещё какое-то время можно побыть собой и с собой. Вот как сейчас.
Сейчас, сейчас… Какая у нас там тема? Ага, презент симпл – настоящее простое… И правда, чего там сложного? В этом настоящем? Просто живи им – и всё тут. А люди так любят всё усложнять! И себе, и другим. Вот кто, например, из детей заинтересуется завтра у неё на уроке этой темой? Только те, разве, кому нужна хорошая оценка. А вернее – те, чьим родителям она нужна. Детям-то по барабану. И английский, и школа. Они бы с большим удовольствием в неё не ходили! Или ходили бы по желанию: хочу – хожу, не хочу – не хожу. Так же, по желанию, большинство из её подопечных делает домашнее задание: хотят – делают. Но в основном – не хотят.
Юлькино домашнее на сегодня – подготовиться к уроку на завтра. И не делать ей его нельзя. Даже если не хочется до тошноты! Во-первых, потому что она – учитель и должна во всём показывать пример. А во-вторых, завтра к ней на урок придёт Аршаева. Будет придирчиво смотреть и так же придирчиво оценивать, как она это умеет, все ли методические требования соблюдены. Попробуй что-нибудь не соблюди!
Так… Сначала надо чертить таблицу. Четыре колонки. Так требовала Аршаева-методист. Гм!.. А в «крестиках-ноликах» - три на три… Помнится, они со Светкой, бывало, окончательно заскучав на каком-нибудь занятии, тихонечко, прикрывая листок руками, поигрывали… Интересно, а как там Светка? Как-то у неё практика? Справляется ли? Со своими оболтусами?.. Ой, отвлеклась!.. Итак… В крайнюю слева пишем «Ход урока»… Написали. В крайнюю справа – «Время»… Готово! А между ними – «Учитель»… и… «Ученики»… Гм!.. Надо же, словно между двумя конвоирами по бокам. Учитель-то. С учениками. С одного боку ход урока их прессует, а с другого – время, чёрт его дери!.. Вечно не хватает! Особенно с 4 «Б». Так, ладно. В колонке «Учитель» надо писать слова учителя на разных этапах урока, а в «Учениках» - предполагаемые ответы учеников. Помещая и учителя, и учеников в рамки запланированных речей, мыслей… Всё по плану. Ни шагу вправо, ни шагу влево. Прямо как в сценарии. Или пьесе. Только очень уж не жизнеподобной. А потому – неинтересной.
Первый этап – готов. Дежурные приветствия, дежурные ответы… Набившие оскомину и ей, и ученикам. Отчеркнуть! Второй… Проверка домашнего задания… У Юльки невольно вырвался тяжкий вздох. Вот тут и начнётся самое интересное. Аршаева будто чуяла, куда ей лучше прийти. В 4 «Б»! Именно из этого класса в Юлькину группу попали все «сливки». То есть те, кого не захотела взять другая учительница – Юлькина напарница. Раньше, до прихода Юльки, она вела английский у всего 4-го «Б», потому что в школе не хватало учителей. Но когда на практику пришла Юлька, класс тут же поделили на группы. И теперь – напарница от души наслаждалась работой с теми, кто хотел учиться, Юлька же шла в 4 «Б» как на войну.
Так… Ладно! Вот и второй этап готов. Отчеркнуть. Таблица напоминает клетку. Или решётку. И Юлька чувствует себя словно в клетке. «Сижу за решёткой в темнице сырой…» - вспомнилось ей автоматически. Почему нельзя прийти на урок без этого скучного конспекта и просто поговорить с ребятами о чём-нибудь интересном? Например, об англоязычных писателях. О том, как интересно они пишут. И почему так увлекательно читать их именно на английском языке.

***
Дверь в класс распахнулась сильным пинком сразу после приветствия. В класс развязной походкой ввалился Худов. Тощий, довольно высокий для десятилетнего мальчишки, с аккуратно причёсанными тёмными волосами, в белой накрахмаленной рубашечке и с наглыми, лисьими глазами. Всё поведение Худова было откровенной, традиционной провокацией. Но Юлька, наученная предыдущим опытом, сдержанно остановила его и попросила выйти, чтобы зайти «как следует». Худов, не сразу заметивший сидевшую за последней партой Аршаеву, притворно было возмутился:
- А чё?!..
Но всё-таки вышел. Открыв дверь на этот раз рукой, он спокойнее вошёл в класс и молча, не удостоив Юльку взглядом, направился к своему месту.
- Петя, надо, во-первых, поздороваться.
- А? Ааа… Драсть!..
- По-английски.
- Я по-английски не умею.
В классе раздался смех.
- Во дебил! – насмешливо и громко произнёс Игорь Петренко на первой парте.
- Stop talking! Хватит! Тишина! – повысила голос Юлька. – Hello, Петя.
- А? А! Хэлло…
- А во-вторых, why are you late?
- Чё?
- Почему ты опоздал?
- Я в туалете был.
Кое-где послышались сдержанные смешки.
- В туалет надо ходить на перемене.
- А на перемене я не хотел.
Смешки стали громче. Тут Юлька поняла, правда с большим опозданием, что она снова, как последняя дурочка, повелась на провокацию и из-за этого потеряла часть урока. Безвозвратно. Пришёл шут и опять победил, устроив классу бесплатный спектакль.
- Хорошо, Петя. Садись. Let`s check your homework. Проверяем домашнее задание.
Зашуршали страницы учебников, тетрадей. На парте Худова не зашуршало ничего, потому что на ней ничего не было – ни тетради, ни учебника.
- Петя Худов, достань, пожалуйста, тетрадь и учебник.
Худов послушно достаёт учебник с тетрадью. По математике.
- Петя, сейчас английский.
- А-а!.. Ну ладно… - достаёт английский, всё так же растягивая время и Юлькины нервы. – Только я всё-равно ничего не сделал. Я в английском не понимаю.
Юлька знает это. Когда Худова определили в её группу, классный руководитель ей сказала:
- Мать Худова считает, что предыдущая учительница не смогла его научить. Даже алфавиту. Не нашла подход к её мальчику. Будем надеяться, у вас получится.
Поэтому сейчас Юлька подходит к нему персонально и даёт индивидуальное задание – уровня детсада. На лице Худова – неудовольствие: придётся напрячься. Поработать. Хотя задание и простое. Он медленно, с неохотой, берёт ручку, открывает тетрадь. И делает. Худов – отнюдь не дурак. И английский при желании мог бы освоить не хуже других. Но он нашёл великолепный способ не делать ничего и получать за это тройки в четверти. Помогла ему в этом его мать. Которая постоянно писала жалобы на учителей директору, а на директора – в департамент образования. В жалобах, естественно, всю вину за разгильдяйство сына возлагала на учителей: не могут найти подход к ребёнку! Сколько ребёнок натерпелся в этой гадской школе! «Натерпевшийся ребёнок» с готовностью перенял это отношение матери к учителям: ведь оно снимало с него всякую ответственность за все дальнейшие поступки.
Пока Юлька возится с Худовым, объясняет ему, что надо делать, класс, воспользовавшись ситуацией, начинает гудеть. Юлька с тревогой взглядывает на Аршаеву, но та сидит, как истукан, со своим неизменно каменным выражением и, уткнувшись в блокнот, что-то записывает. Хотя понятно, что. Как у Юльки всё плохо, наверно. Что же ещё!..
Отделавшись от Худова, Юлька наконец возвращается к остальным. Проверяют домашнее задание. Половина группы, как всегда, не готова. Приходится брать дневники. Кто-то врёт, что забыл дома.
Расправившись кое-как с домашним заданием, приступают к новой теме. Наконец-то! Сейчас она пригласит детей в сказку. А кто же не любит сказки! Особенно из детей. Сказка будет о Путешественнике во времени, который отправится в Present Simple – Настоящее Простое. Потому что ему надоело жить вне времени. Вне цели.
- А теперь, ребята, я приглашаю вас вместе со мной в сказку!..
Группа притихает и внимательно смотрит на Юльку. Так же внимательно смотрит Аршаева, оторвавшись от своих бесконечных записей.
- Юль Андревна, я сделал!.. – неожиданно орёт Худов с задней парты.
Юлька успела уж о нём и забыть. Если бы не было Аршаевой, она бы просто задала детям прочитать правило в учебнике, а сама бы занялась с Худовым. Иначе он не даст вести урок, так и будет орать, пытаясь привлечь к себе внимание. Но сегодня на уроке – методист, и объяснение нового должно пройти интересно. Поэтому Юлька просит у группы одну-две минуты и идёт к Худову.
- Хорошо, Петя, - шепчет она ему торопливо. – Я проверю. А пока вот тебе ещё задание. Прочитай и сделай.
- Так вот, - возвращается она к группе. – Жил да был один глагол. Звали его To Go. Что это значит?
- Идти, - с готовностью отозвались несколько голосов.
- Окей. И вот, этот глагол - To Go – никак не мог выполнить своё действие, своё предназначение. Не мог идти. Потому что жил он вне времени…
- Я не понимаю задания!.. – снова кричит Худов.
Юльке, скрепя сердце, между группой и Худовым снова приходится выбирать Худова. Без задания его оставлять нельзя: от скуки он начнёт отвлекать других и не даст объяснить новое.
Группа, снова воспользовавшись передышкой в учёбе, опять начинает увлечённо гудеть. На этот раз громче. Не считаясь с тем, что в классе – учитель, работающий с отстающим учеником, и методист.
До Худова наконец доходит смысл задания, и Юлька, совершенно обессиленная, точно разгружала вагоны, возвращается к группе. Но группа уже вошла во вкус беззаботного галдежа и не желает слушать Юльку. Её для них словно нет. Время, отведённое в её таблице-клетке на объяснение нового, безвозвратно утекает. Справившись с этим конвоиром, ученики вырываются на свободу – во вневременье. Прямо как глагол To Go. А Юльке – нельзя. Она должна оставаться в клетке. Единственный способ вернуть учеников обратно – сменить вид деятельности: со слушания – на чтение или письмо.
- Stop talking! Stop talking! Тихо! Тихо! – кричит она, стараясь перекрыть гул в классе. Наконец ей удаётся привлечь внимание детей, и она велит им открыть учебник и прочитать правило самим. Снова шуршат перелистываемые страницы, гул стихает. Группа погружается в работу. Кроме двух девочек, сидящих за первой партой. Делая вид, что читают, они тайком играют в «крестики-нолики». Это Зоя и Настя. Зоя - брюнетка с карими глазами, Настя – наоборот, белокурая с голубыми. Волосы у обеих аккуратно заплетены в косы. Зоя и Настя – отличницы. Обе знают английский очень хорошо. У них – репетиторы и спецшколы.
- Девочки, вы уже прочитали? – тихонько спрашивает Юлька, склоняясь к ним.
- Я уже с репетитором эту тему прошла, - уверенно отвечает Зоя.
- Я тоже, - вторит ей Настя.
Так!.. Значит, и этим надо задание… Лихорадочно порывшись в своих карточках, она… не находит ничего подходящего. Кинувшись к своей сумке, достаёт оттуда книжку с английскими текстами и заданиями. Даёт каждой по тексту: прочитать, найти глаголы в Present Simple, перевести.
Зоя – типичный прагматик: за «спасибо» делать ничего не будет. И потому сразу деловито спрашивает:
- А вы оценку поставите?
- Ну конечно!
- Не хочу!.. – протестует Настя.
- То есть? – опешила от неожиданности Юлька. – То есть как – не хочешь?
- Не хочу! – упрямо повторяет Настя. Лицо у неё – бледное и усталое. И Юлька поняла: Настя устала, потому что ей пришлось выложиться по полной у репетитора. И теперь на уроке, у Юльки, ей хочется добрать того своего детского, чего её лишил репетитор. Хочется поиграть. Не будь здесь сейчас Аршаевой, Юлька бы, наверно, оставила Настю в покое. Но на уроке, с точки зрения методиста, дети должны быть постоянно заняты. И она говорит Насте:
- Тогда мне придётся поставить тебе оценку за урок. Наверное, сама понимаешь, какую?
Недовольно поморщившись, Настя со вздохом склоняется над текстом.
Пока Юлька разбиралась с девочками, кое-кто достал из карманов телефоны и втихаря, держа их под партами, играл в игры.
- Put your phones in your schoolbags! Сейчас же уберите телефоны в сумки! Да что это такое?! Вы где находитесь?!
- Сами бы хотели знать! – подал тотчас голос Худов.
Полгруппы снова засмеялось Кто-то счёл нужным всё же вступиться за Юльку и хоть как-то спасти безвозвратно гибнущий урок:
- Худов!.. Да хватит уже!.. Достал!..
Юлька, чувствуя, что закипает, и понимая, что терять уже нечего, – плевать ей на Аршаеву и на её оценку! – яростно ринулась к Худову и грозно нависла над ним. Тот что-то увлечённо рисовал. На Юльку даже не поднял головы.
- Покажи задание! – мрачно приказала она.
- Какое? – наивно заморгал Худов своими лисьими глазками.
- Последнее. Сделал?
- А-а… Неа. Я его не понял.
- Я же тебе его объяснила!
- Вы плохо объяснили.
Дать бы этой малолетней сволочи хороший подзатыльник! Да нельзя… Скандалище будет на всю школу. На всё училище. На весь департамент. Учительница ударила ученика! Какой ужас! Ужас действительно был. Только в другом. Он в том, через что приходится проходить бедным учителям. Терпеть стоически сжав зубы унижения от учеников, их родителей, администрации, департамента… Господи! Есть ли на свете профессия более унизительная и зависимая? А уж как мамаша Худова будет ликовать, повторяя всем и каждому: «Ну что? Я же говорила: в этой школе все учителя – суки!..»
Юлька вдруг почувствовала усталость. Тяжкую и непреодолимую.
- Хорошо, Петя. Первое задание я проверю, а за второе придётся поставить единицу.
- За что-о-о?.. – притворно возмутился Худов.
- Сам знаешь. Итак, - обратилась она уже к группе. – Запишем задание на дом…
- Да и ставьте, пожалуйста!.. Вообще ничё делать не буду! Вам бы лишь бы двойки да единицы ставить!.. Вы детей не любите! И не умеете с ними общаться!.. Вы власть любите!.. – так и сыпались из Худова на этот раз непритворные упрёки. Юлька будто его маму слышала. Те же слова, те же интонации.
Прозвенел спасительный звонок.

***

- …Ну, во-первых, кому вы показывали ваш конспект, Юля? С кем советовались? Лично я его не видела. А ведь вы мне, как руководителю педпрактики, должны были принести его на проверку. Заранее! За несколько дней до урока. Тогда бы мы с вами что-то изменили, подправили… Нужно было рассказать мне о специфике вашей группы… Ну что вы молчите? Почему опять протянули до последнего?
В голосе Аршаевой, в её взгляде, обычно таком непроницаемо властном, сейчас – искренняя страстность. А она, оказывается, романтик в душе. Романтик своего дела. Романтик принципиальности. Она всё ещё искренне верит, что своей принципиальностью и строгостью сможет воспитать у студентов добросовестное отношение к делу. А внешняя суровость – только маска. Жаль только, что она её почти не снимает. Так ведь и совсем к лицу прирастёт! А зачем? С этой её страстностью во взгляде и голосе у неё куда больше шансов достучаться до юных сердец!
- Или вы наивно полагали, что стоит вам только войти в класс и открыть рот, как всё само собой получится? Без дополнительных усилий?
Ну что тут ответить? Наверное, да. Так и полагала. Хотя осознала это только теперь. После слов Аршаевой. Снова вспомнила бабушку. С короной из косы вокруг головы. У Юльки тоже сегодня такая причёска. И блузка белая. Только вот бабушка на своих уроках была королевой, а Юлька на своих – самозванкой. Случайно или из тщеславия занявшей не своё место. Потому что нельзя повторить чужой талант. Надо найти свой. А она… Почему «протянула»? Да потому, что её, Юльку, воротит с души от всех этих конспектов! От всех этих таблиц-клеток! От того, что надо там что-то планировать… Втискивать себя и учеников в эти таблицы, а в свои мысли и речи – запланированные вопросы и ответы. Поэтому и отодвигает она этот скучнейший процесс как можно дальше. Не специально, конечно. Просто так получается. Она знает, что детям на её уроке будет скучно. И она ничего не сможет с этим сделать.
Все эти мысли в считанные секунды пронеслись в голове у Юльки, вызвав у неё настолько горькое чувство от собственной бесполезности, что держать его в себе стало просто невыносимо. И оно прорвалось. Слезами. Рыданиями. Закрыв лицо ладонями, как в детстве, Юлька плакала горько и глубоко.
Аршаева, по-видимому, не ожидавшая такой реакции, ошарашенно смотрела на Юльку. И вдруг взгляд её смягчился. Но не от жалости, нет. Она принципиально никого не жалела. Считала, что жалость унижает – раз. И что жалостью только можно себе на шею посадить, испортить человека – два. Во взгляде её засветилось… уважение. Чтобы принять человека, ей нужно было убедиться, что он – не пуст, что у него за душой что-то есть, что он способен чувствовать. Пусть даже при этом у него нет пока жизненного опыта. Пусть даже нет учительского призвания. Но если ты способен чувствовать и осознавать, значит всё время будешь в диалоге с самим собой. Может быть, даже в вечном конфликте. А значит, будешь сомневаться. А сомнение – лучшая прививка от самоуверенности. А значит, и от бессовестности.
- Знаете, Юля, какой момент я больше всего люблю в своей работе? – уже более дружески и доверительно спросила Аршаева, дождавшись, пока Юлька вытрет влажной салфеткой размазавшуюся по щекам тушь. – Эффект бумеранга.
И поскольку Юлька непонимающе смотрела на неё, объяснила:
- Я знаю, что многие студенты не любят меня. Считают, что мне нравится власть над ними.
Юлька невольно вздрогнула: среди этих «многих» была и она. До этого дня.
- Им почему-то сложно принять, что преподаватель ждёт от них результата. Хотя, как будущим учителям, следовало бы. И вот… когда они сами начинают давать уроки и сталкиваются с таким же отношением своих учеников к себе, вот тогда и наступает долгожданный момент прозрения! Понимание своих преподавателей. Что отдаёшь, то всегда и вернётся. Как вам сказал тот мальчик? Как его?.. Худов, кажется?.. «Вы детей не любите! Вы власть любите!..» Помните?
- Помню, - обречённо вздохнула Юлька. – Лидия Васильевна, эти слова – не его. Не ребёнка. Это его мамы. Мы с ней общались… Так вот, её претензии ко мне выражались точно так же.
Лидия Васильевна понимающе кивнула.
- Хотя… наверное, они правы в чём-то… Худов и его мама.
- Ну, ну, ну!.. – примирительно произнесла Лидия Васильевна. – Не надо всё на себя брать. Дети, знаете, тоже всякие бывают! Вот как в вашей группе, например. И не надо сразу отчаиваться. У всех бывают неудачи. Учеников можно поменять. Вопрос не в этом. А в том, нравится ли вам вообще заниматься этим делом? Нравится ли быть в школе? Работать с детьми? Особенно теперь, когда вы поняли, что не всегда вам будут попадаться хорошие дети?
И чуть помолчав в раздумье, задала самый главный вопрос:
- Почему вы пошли в педучилище?
«Потому что хотела, чтобы на меня смотрели, как на бабушку. Мои ученики», - подумала Юлька, но вместо ответа лишь пожала плечами.

***
Лидия Васильевна поговорила с завучем начальной школы и Юльке поменяли группу. Теперь она вела английский в 4-м «А». Группа отличалась от предыдущей как небо от земли. Это были, по словам самих учителей, «отборные дети». То есть те, кого «отобрали», или выбрали, для себя опытные учителя ещё во время дошкольной подготовки. Отдав всех остальных новичкам или учителям не таким опытным. Говоря простым языком, это были добросовестные, хорошие дети. Мечта любого учителя.
Новую учительницу 4-й «А» принял на ура и сразу же полюбил. Уже на следующий урок девочки буквально висли на Юльке, с восторгом обнимая её со всех сторон. Юлька наконец смогла проводить нормальные уроки и получать профессиональное удовлетворение, не тратя сил на бесцельное противостояние.
Лидия Васильевна несколько раз посетила её уроки и осталась довольна. Группа работала как единый, отлаженный механизм. Что ни ребёнок – то сущий отличник! И «клетка» вроде бы уже не мешала – ни им, ни ей… Преобразовавшись в некое подобие уютного гнёздышка заготовленных вопросов и ожидаемых ответов. Она преспокойно и довольно быстро приспособилась составлять конспекты.
Как-то она столкнулась на лестнице со своей бывшей напарницей – той самой учительницей, сбагрившей Юльке неугодных из 4-го «Б». Когда Юльку перевели работать в 4-й «А», этих неугодных снова вернули их прежней учительнице. То есть этой самой напарнице.
- Ну, как вам в 4-м «А»? – тихо спросила та Юльку, вымученно улыбаясь. – Хорошие детки, правда? Чё там не работать! Совсем не то, что 4-й «Б».
Говорит, а в глазах, да и во всём облике, - такая задумчивая покорность судьбе! Юлька вспомнила, что похожую такую задумчивость, смешанную с обречённостью, она уже раз видела. Только это было давно. В детстве. В школе. В первом классе.
Первую Юлькину учительницу звали Алевтина Павловна. Это была женщина среднего возраста, с высокой причёской соломенного цвета волос и спокойными голубыми глазами. Сказать, что Юлька любила Алевтину Павловну, - это всё равно, что ничего не сказать! Она её боготворила! По-детски чисто и наивно, конечно.
Иногда, когда мать задерживалась на работе, Юлька оставалась после уроков на продлёнке. Осталась и в тот день. Вместе с ещё одной девочкой из параллельного класса – Таней Счастливцевой. Из учителей с ними были Алевтина Павловна и Марья Петровна – учительница Тани. Марья Петровна сосредоточенно проверяла тетради. Юлька и Таня сидели рядом и с детским любопытством прислушивались к разговору учительниц. Юлька не отрывала влюблённого взгляда от расслабленного, умиротворённого лица Алевтины Павловны. Рассеянно блуждающий взгляд учительницы встретился с полным детского обожания взглядом Юльки и стал задумчивым. Юлька, добившаяся наконец внимания любимой учительницы, замерла от счастья…
- Юльк, а Юльк, а давай я отдам тебя Марье Петровне. А себе возьму Танечку, - раздался задумчивый голос Алевтины Павловны. Счастье внутри оборвалось и, покатившись, растворилось где-то в пустоте. Не смея поверить услышанному, Юлька пристально вглядывалась в лицо Алевтины. В эти задумчиво-спокойные голубые глаза. Пытаясь понять: шутит та или всерьёз. Но если и шутит, то шутит серьёзно: была в её спокойной задумчивости какая-то безысходность. Жестоко шутит!..
- Танечка – такая девочка!.. И красивая, и умненькая, и отличница!.. – настойчиво умилялась Алевтина. – Давай я её возьму к себе, а ты будешь учиться у Марь Петровны!.. У такой замечательной учительницы…
- Нет! – раздался твёрдый голос Марьи Петровны. – Я Таню не отдам.
- Ну, Ма-арь Петро-овна!.. – затянула по-шутовски плаксивым голосом Алевтина. – У вас Юля учиться будет…
- Нет! – в Марьиной твёрдости Юльке почудился даже испуг.
В то время, как у Юльки внутри всё похолодело и словно умерло, лицо Танечки на глазах расцветало счастливой улыбкой человека, согретого внезапным лучом любви. Сверкнувшим из-под туч повседневности.
Будучи уже взрослой, Юлька разбиралась в ящиках стола и случайно наткнулась на одну из своих детских фотографий. Ндаа… Алевтину, конечно, можно было понять: такое сложно выбрать по доброй воле. Типичный гадкий утёнок: невзрачная, вялая худышка с каким-то синюшно-бледным цветом лица; бледно-серые, точно выцветшие глаза устало смотрят из-под полуприкрытых век. А под этим потухшим взглядом – мешки с синими кругами: в детстве её неотступно преследовал хронический пиелонефрит. И в придачу к этой жутковатой внешности – хроническая необучаемость, тугодумство, рассеянность, вечная и необъяснимая робость.
То ли дело Танечка! Красивая, сказала Алевтина Павловна. Да, пожалуй. Шатенка с аккуратно подстриженной чёлкой, шикарные хвостики с пышными бантами, большие сверкающие глаза. Оленьи, как у оленёнка Бемби. И такой же олений взгляд. Перед таким не устоять! Отличница, умненькая… Вот сколько всего было у Танечки! А у неё, Юльки, - только её детски-наивная любовь. Ни красоты, ни ума, ни успехов в учёбе. И вот эта самая любовь, единственно ради которой Юлька и видела смысл в посещении школы, эта любовь не имела значения! Важен был только внешний успех: красота, хорошие оценки, что там ещё… В общем, всё то, что даёт удобство и лёгкость существованию: дайте мне готовую отличницу Танечку – и будет мне счастье! А с тобой, «Юльк», кроме мучительной возни, - ни-че-го!
Все последующие за этим открытием дни, не отмеченные до конца первого класса никакими яркими событиями, проплыли в Юлькиной памяти сплошным беспросветным туманом. Запомнился, правда, один эпизод, не связанный напрямую со школой, но с Алевтиной Павловной.
Однажды у них в гостях побывала мамина подруга. С Юлькой она довольно быстро нашла общий язык, так как была женщиной весёлой и общительной. Да и Юлька была рада хоть какому-то разнообразию в их с матерью однообразно-будничной жизни. Войдя в гостиную, подруга тут же увидела на телевизоре Юлькину школьную фотографию. Подошла ближе и, вглядевшись в пристроившуюся в овальчике в углу Алевтину Павловну, спросила:
- А это кто?
Видимо, не заметила надписи: «Учительница Первая Моя».
- Учительница. Первая, - ответила Юлька.
Подруга, презрительно хмыкнув, бесцеремонно обронила:
- А на фига она тебе здесь нужна? На фотографии? В школе, что ль, мало насмотрелась?..
Изумлённая Юлька только недоумённо пожала плечами. Чувствуя, как в душе зарождается мстительное злорадство. Точно теперь они с Алевтиной были квиты. Слова подруги будто уравняли их обеих – учительницу и ученицу. В ненужности.

***
- …Объясните, зачем?!.. – не могла прийти в себя от изумления Лидия Васильевна. – Юля, у вас сейчас, насколько я знаю, прекрасная группа! Дети, с которыми можно работать!.. А вы опять, по-моему, ищете проблем на свою голову! Зачем, ну скажите, зачем вам опять 4-й «Б»?! Вы что, соскучились?
- Нет, - откровенно призналась Юлька. – Но у меня очень нехорошее чувство, от которого мне хочется избавиться.
Лидия Васильевна выжидательно смотрела.
- У меня чувство, будто я их… предала.
- О Госссподи!.. Кого вы предали?
- 4-й «Б».
- И в чём же?
- Ну… как же?.. Я променяла их. Бросила ради более успешных и удобных для меня детей…
- Ахх!.. – не смогла удержаться от сарказма Лидия Васильевна. – Ну и что? И что, я вас спрашиваю? Подумать только!.. Вы их бросили!.. Во-первых, вы их не бросили, а передали другому учителю. В хорошие руки. Так что, без английского они не останутся. Во-вторых, - и это – самое главное! – это ваше право учителя – отказаться от учеников, работа с которыми не даёт результата. А в-третьих, пусть эти дети усвоят одно несложное правило: что посеешь, то и пожнёшь! Если они сеют лень и неуважительное отношение к учителю, они этого учителя лишатся. Пусть учатся отвечать за свои поступки! Этого как раз сейчас не хватает современным детям…
Юлька не знала, что на это ответить, и рассказала Лидии Васильевне об Алевтине.
- Теперь вы понимаете? Я не хочу преподать детям такой же жизненный урок. Что важнее их оценки, а не чувства.
- Чувства? А какие у них были чувства по отношению к вам, Юля? Вы-то вашу Алевтину Павловну любили. Это понятно. Поэтому её слова так сильно ранили вас. На всю жизнь. И зародили «синдром отличницы»… Слыхали о таком?
- Нет.
- Нет, - со вздохом повторила Лидия Васильевна. – А он в вас сидит. До сих пор.
И, помолчав, добавила:
- Вы ей простить никак не можете.
«Сейчас начнёт убеждать, что я должна это сделать…» - кисло подумала Юлька.
- Ну да это ваше дело! Сейчас, пытаясь снова повесить себе на шею 4-й «Б», вы хотите доказать, что вы – настоящий учитель, а она – нет. Вы будто ставите себе пятёрку. За благородство. За жертвенность. Только ведь она у вас… с душком, получается.
- Это как это? С душком?
- Подумайте, подумайте. А ещё подумайте вот о чём: вы готовы быть снова отвергнутой?
- В смысле «снова»? Кем?
- 4-м «Б». Худовым. Его мамой. Да, да! Ведь они, милая моя, отвергли вас! Поэтому и работа у вас с ними не заладилась. Не понравились вы им.
Юлька никогда не думала о 4-м «Б» в таком ключе. Значит, их чувства друг к другу совпали? А значит, и предательства никакого не было? А было взаимное освобождение?.. Она с благодарностью посмотрела на Лидию Васильевну.
- Лидия Васильевна, вы как-то поделились со мной тем, что вам больше всего нравится в вашей работе. Эффект бумеранга, помните?
- Помню.
- Хотите откровенность за откровенность? Скажу вам, что мне больше всего нравится в моей? Когда я иду домой.

***

Ну вот. Она опять лоханулась! И дело даже не в том, что её благородство по отношению к 4-му «Б» так и не состоялось. А в том, что, если бы оно и состоялось, оно всё же было бы липовым. С душком, как выразилась Аршаева.
«Вы готовы быть снова отвергнутой?» Юлька-то самодовольно воображала, что прямо-таки осчастливит бедный брошенный 4-й «Б» своим возвращением. Ну да, особенно Худова! Тот вообще, наверно, запрыгает от радости! Вместе с мамой… А они, на самом деле, поди и рады, что избавились от неё. Они ведь и не скрывали, что им с ней скучно. Поэтому настоящим благородством с её стороны было как раз признать, что она… не справилась. Облажалась. Как сказала бы Светка.
Ну что ж, признать – и искать себя дальше. В чём-нибудь другом. В том, что ей будет по силам. Только вот что? Что она могла дать этому миру? К школе она оказалась не готова. Как и к настоящей дружбе. Как и к настоящему прощению. Алевтина… Юлькин незаживший шрам. Ей, Юльке, нужна была не школа, не дети. Ей нужна была компенсация. За ту боль, которую поселила в ней Алевтина. Возможно, сама того не заметив. А использовать для этого детей!.. Нехорошо. Подло.
Побывала она, однако, и на месте Алевтины. Поняла, почему та хотела взять себе Танечку, а её, Юльку, «отдать» (точно вещь!) другому учителю. Поняла, что и она сама ничем не лучше Алевтины. Поняла. Может, когда-нибудь сможет простить…

***