Осиное гнездо
Древние не зря сравнивали время с неспешно текущей рекой; какой бы камень не обрушился в бегущую воду, а эта вода, покружив пенящимся водоворотом, вновь вернётся в прежнее привычное русло. С течением времени любые раны исцеляются, любая горечь и боль постепенно тает, и смотришь на себя, такого когда-то несчастного как бы со стороны, и с чего, спрашивается, было так убиваться? Ощущение счастья тоже, увы теряет свою остроту; нежные полупрозрачные тона вспыхнувших на время радуг бесследно тают в лазури и всё возвращается на "круги своя", или на круги чуть видоизменившиеся, но тоже ставшие рутиной. Совместные походы Леры и Гоши на выставки быстро окончились; девушка явно была не фанатом живописи и музейная экзотика ей скоро надоела. Музыкальные концерты Гоша и сам не любил, а походы на рынок уже не умиляли, а порой и раздражали. Внимание копировальщиц переметнулось от Леры к Эллочке, собиравшейся замуж; Лера поглядывала на её сияющие глаза и, к удивлению своему испытывала нечто вроде лёгкой зависти, ведь той лишь предстояло пережить столько счастливых моментов, а у Леры они были как бы позади. Лерин голос, произносивший сакраментальное "А мы с Гошей" звучал всё реже и реже, а мелодичный голосок Эллочки, в очередной раз встретившей своё счастье, напротив, звучал всё чаще "А мы с Витей..." ; "Посмотрите, девочки, что Витя мне вчера подарил!"
Лера смотрела на потрясающую, сверкающую изумрудами брошь и тихонько вздыхала: она вроде бы замужем, а денег словно и не прибавилось; Гошина зарплата почти полностью уходила на домашнее хозяйство, неясно только, как она до того обходилась без этой прибавки к бюджету. Её радость от состоявшегося замужества не то, чтобы потускнела, но перестала её возбуждать. Она теперь замужем, но что особо изменилось в жизни? Кальки как текли к её рукам рекою, так и текут; начальница вечно придирается, девчонки хвастаются привалившими к ним драгоценностями, а ей о драгоценностяx уже и мечтать не приходится: много ли изумрудов купишь на скромную инженерную зарплату мужа? Дорогие подарки ей по-прежнему приносил её брат, а зарплаты Гоши хватало разве на его отбивные по праздникам.
Она, по словам подруг, вытащила счастливый билет в лотерее счастья: вышла замуж за одного из самых перспективных инженеров в их конструкторском бюро; но перспективы всё ещё маячили где-то на горизонте и практических плодов пока не приносили. Марик вызвался поговорить с новым родичем по-мужски, и счастливый молодожён вернулся со своих облаков на грешную землю. Он всё ещё боготворил жену и искренне хотел ей нравиться, но оказалось, что роль мужа отнюдь не в подвигах на кухне или даже в постели.
Муж - глава семьи, её материальная опора; построить дом - означает обеспечить домочадцев не только самым необходимым для выживания. Настоящий мужчина всегда найдёт возможность подработать на стороне, если зарплата мала. В конструкторском бюро, где Гоша работал, мало кто жил на одну зарплату. Яков Ильич - известный всем технолог, из под полы торговал дефицитными книгами; Вовчик без зазрения совести фарцевал, но группа, куда в итоге примкнул Гоша, занималась менее прибыльным, но относительно безопасным бизнесом: курсовыми для неумелых студентов. Халтура всегда была в КБ делом привычным: что стоит красно-дипломнику за пару-тройку вечеров наваять курсовой по теоретической механике и купить на полученные деньги подарок любимой или нелюбимой тёще?
Время от времени халтурили все, но лишь Гоша поставил халтуру на воистину производственные рельсы. В штамповку своих курсовых он внёс тот же азарт и энтузиазм, с которыми раньше решал инженерные задачи. Стандартные задания не давали, правда, размахнуться его творческому потенциалу, но он поставил во главу угла саму производительность процесса, "шмаляя", как он выражался, за вечер по два-три чертежа по начерталке или теор-меху. Народная тропа из жаждущих незаслуженных дипломов к нему не зарастала. Нa пальчиках Леры заблестело вожделенное ею "рыжьё" с самоцветами, а вырученных денег хватило и на модный польский гарнитур в столовую.
У любой медали - две стороны. Популярность Гоши, как восходящей звезды на конструкторском горизонте, стремительно гасла; умолкли разговоры о будущей диссертации и авторских свидетельствах, ведь и то, и другое требует времени и самоотдачи, а под рабочими чертежами Гоши нынче таился очередной ватман с диаграммами распределения не имеющих отношения к работе сил и моментов. За это ему уже неоднократно нагорало от начальника отдела, причём, по мнению Гоши, несправедливо: с работой он справлялся в срок, быстрее коллег, благодаря способностям и молниеносной конструкторской хватке. Просто сердце его отныне принадлежало не работе.
Лере его сердце тоже принадлежало лишь частично: домой он возвращался за полночь, по выходным заключал сделки, а проследить за его истинными доходами не под силу было бы и Шерлок Холмсу. Алчный огонёк, вспыхивавший глазах жены при виде рыжья, освещал не только веснушчатое личико супруги; желающих повеселиться под золотым дождём было много. Гоша в тот момент исповедовал теорию цинизма, и как все прозелиты проповедовал её с истовым романтизмом, что производило порой курьёзное впечатление на окружающих - истинные циники редко говорят о своих убеждениях. Верность жёнам отнюдь не была краеугольным камнем нового учения, а от теории до практики - недалеко. Гоша ударился в разврат с тем же увлечением и азартом, с каким украшал когда-то стены учебки. Каждая новая пассия несла ему новые впечатления; иные девушки были красивее Леры и очень многие - умнее и образованнее.
Лера год за годом молча терпела. Об изменах мужа она хорошо знала: Гоша паталогически не мог молчать о своих подвигах; самолюбие Леры страдало, но поднимать скандал она боялась - Гоша по отношению к ней скупердяем не был и на подарки не скупился. Но когда хорошо известная ей Эллочка, давно брошенная Вовчиком, туманно намекнула, что скоро выйдет замуж, и похвасталась подружкам очаровательным кулоном, точь в точь, как тот, что подарил жене Гоша, Лера порадовала мужа известием, что она - беременна.
Гоша очутился в ловушке: беременность жены ломала все его планы. По правде говоря, Лера ему успела осточертеть. Образ беспомощной трогательной девочки, льнущей к нему в поисках нежности и защиты, давно в его сознании вытеснил образ вечно чего-то требующей наглой бабёнки. Детей у них не было лет восемь, и он находил в этом определённые преимущества. Предохранятся он перестал едва ли не с первых дней женитьбы, и Лерину бездетность считал медицинским фактом, а тут - такой сюрприз!
И всё сразу изменилось в его окружении. Те же вездесущие тётушки, столько крови испортившие на заре его супружества, дружно начали читать ему мораль: беременную жену волновать нельзя! Любовницы перестали надеяться на него, как на будущего супруга, и принялись куда наглее вымогать драгоценности. Мужчины шутили; да и сама Лера стала необычно капризной и каждую минуту требовала его внимания. Он с облегчением вздохнул, когда родилась дочка. Девочку назвали Магаритой.
К удивлению всех и прежде всего себя самого, Гоша оказался любящим заботливым папашей. Сразу после работы он теперь нёсся домой на встречу со своим пускающим пузыри сокровищем; полночи, не смотря на то, что завтра чуть свет на работу он укачивал ребёнка, напевая фальшивые колыбельные; он менял памперсы и согревал молочные смеси, ведь у Леры не было молока. Гоша готов был, сюсюкая, по многу раз целовать каждый пальчик малышки, и Леру это страшно раздражало. Она в конце-концов довольно резко объяснила дураку-мужу, что декрет дали не ему, да и Ася Ароновна - замечательная нянька. Его мужское дело - зарабатывать деньги: все запасы имевшейся в доме наличности уже вышли на коляски и прочее детское приданное. Пристыженный Гоша вернулся к своим курсовым за полночь. Всё покатилось по накатанной колее.
По накатанной, да не совсем: видя пылкую отцовскую любовь, Лера совсем перестала бояться, что Гоша её бросит. Каждое новое любовное приключение сопровождалось скандалом; даже бытовые разговоры велись базарным раздраженным тоном. Гоша в свободное время по-прежнему нянчил девочку, кормил её, водил гулять, но Лера при ней совсем не стеснялась в выражениях. Не раз и не два нежный детский голосок на вопрос по телефону: "А твой папа дома?" бодро отвечал: "Папа по бабам сляется!", в то время, как Гоша горбатился у кульмана, зарабатывая деньги на супермодную детскую одежду...
Гоша привычно сидел у кульмана и машинально вычерчивал проекцию усечённого конуса. За прошедшие годы он нашмалял уже сотни подобных усечённых конусов и работа никак не отражалась на текущих в его голове мыслях. Что-то в его жизни явно пошло не так. Он смертельно устал: два десятилетия двойной смены от рассвета до полуночи, утомят кого угодно. Жил он разве что в отпусках, проведённых без Леры, но и в отпуск не особо хотелось. Все эти милые дамы, эти Эллочки, Аллочки, Эвелинки, были для него теперь на одно лицо, как усечённые конуса на бесчисленных ватманах. Странно, но Лера - виновница его несостоявшегося счастья, нынче вызывала сочувствие почти у всех, хоть пахал и тратил здоровье именно он. Сегодня, к примеру, Гоша зашёл в копировку, когда его жена исповедовалась в своих чувствах толстой бездельнице Клаве, которую он послал туда с чертежами.
"Я понимаю, что он меня не любит, - жалобно вещала Лера, иначе как потаскуном его дома не величавшая, - но я то его люблю! Я готова руки его целовать, и ни за что его не брошу, что бы он не сделал!". Не бросит, конечно, - ухмыльнулся Гоша воспоминанию, - Куда она без меня?" Как пчела он без устали работал, неся золотой мёд в свой улей. Но его улей давно превратился для него в осиное гнездо.
Per aspera ad astra
В тёмной синеве за окнами прозвенел трамвай. Ещё не последний, но полночь вот - вот. Пора было собираться.
Если крохотное семечко будущей травинки закатать под асфальт, могучая сила жизни заставит травинку пробиваться к солнцу. Каков будет итог этой борьбы и тяжёлого дорожного покрытия зависит от многих условий: от жизнеспособности хрупкого растения , от качества и возраста дорожного покрытия, и даже от климата в этой местности.
В эпоху перестройки старый асфальт привычных правил и законов зашелушился и пошёл трещинами, а в эти прорехи буквально попёрла буйная поросль молодого предпринимательства. Многие закрытые предприятия растворили свои двери перед теми, кому раньше и мечтать не приходилось в них работать. Гоше повезло одному из первых: он устроился на завод игрушек ведущим инженером, устроился, как он полагал чудом. Приятель замолвил словечко, когда освободилась позиция, и его приняли на работу не глядя на пятую графу. Забросил обрыдшие курсовые, Гоша с головой ушёл в работу, захватившую его размахом и сложностью решаемых задач. Сконструированные им игрушки, оснащённые пушками и гусеницами, пришлись о душе кому-то наверху и Гоша быстро выдвинулся, преодолев практически за пару лет тернистый путь от ведущего до начальника отделом, а потом и замдиректора по науке. Впервые под его руководством оказался коллектив сотрудников, воплощавшим в в чертежи и металл его замыслы, и жизнь заиграла новыми красками.
Тёща Гоши, Ася Ароновна к тому времени слегла, и перепуганная Лера, уйдя из своей копировки, всё своё время посвятила умирающей матери. Гоша нанял ей в помощь приходящую к ребёнку няни, благо зарплата на новом месте это ему позволяла и наслаждался кратковременным, воцарившимся в его семействе миром. Если он и задерживался на работе до мерцающих в черном небе звёзд, то не ради надоевших курсовых - ему было о чём подумать в одиночестве в вечернее время. Подрастающая смышлёная Риточка одаряла его неизбывной радостью. Внешностью она походила на Леру, но восторженный отец считал её настоящей красавицей: ведь больших нематеринских глазах малышки мерцал именно его ум. Новая жизнь всё больше и больше ему нравилась.
Марк, брат жены к тому времени успел перебраться в Чикаго к свооему дяде кантору и, когда Лера, похоронившая мать, начала давить на Гошу, помахивая пришедшим от Марика вызовом, он лишь досадливо отмахнулся: какая, чёрт возьми, Америка? И тут наконец-то нашлось куда приложить силы и способности! В городе то там, то здесь открывались частные фирмы и кооперативы. Одно из подобных предприятий, созданных на базе завода игрушек возглавил именно Гоша. Идеи, им выдвинутые, обещали неплохой доход всем пайщикам и от желающих попасть в сотрудники отбою не было. Команду набирал сам Гоше: благо он уже знал, с кем придётся иметь дело, но его, как всегда подвела мягкость к прелестным дамам. Иринка, чьи ножки и бюст ничем не уступали блестящим способностям в черчении, замолвила словцо за Серёгу - туповатого безолаберного парня, и Гоша не смог ей отказать; про Серёгу ходили неприятные слухи, - парень мол сексот и чуть ли не кгбист, но Гоша сплетням принципиально не верил и решил дать парню выдвинуться.Вскоре, правда Гоша пожалел о своей мягкотелости: Серёга ничем, кроме похабных анекдотов и лени не выделялся, всё, что ему поручали, умудрялся запороть, а на замечания лишь по-хамски ухмылялся, и Гоша всё хотел изгнать бездельника с позором, но как-то руки не доходили. Но вот когда зашла речь о дележе прибыли, Cерёга тут же потребовал свою и немалую долю.
Ну кто мог предположить, что исповедующий принципы здорового цинизма Гоша, окажется в итоге таким неисправимым романтиком? Проект его принёс колоссальную прибыль, но этот святой дурачок всерьёз решил распределять заработанное между сотрудникам по старому социалистическому принципу: каждому по его труду. Серёге по труду полагался мизер, и тут уже Гоше пришёл черед ухмыляться на угрозы и намёки нахального бездельника, ссылавшегося на связи в организации, название которой старались всуе не вспоминать. Жуткая слава, окружавшая три зловещие буквы из абревиатуры названия этого заведения к этому времени слегка поблекла, время воронков и страхов давно прошло, и даже в центральных газетах нынче свободно публиковали то, о чём боялись когда-то упоминать даже шопотом. Чего собственно ему бояться? Гоша даже бравировал своим бесстрашием. Зря, разумеется бравировал...
Никто и никогда и не узнает, что происходило за закрытыми дверями: Гошу просто припугнули, или вкололи психотропное? Но вошёл в мрачное здание самодовольный, уверенный в себе успешный бизнесмен, а вышло нечто вроде твари дрожащей. Гоша не только отдал ухмыляющемуся Серёге требуемую им долю в прибыли; он отдал ему и часть вырученных за проданный дом денег, а сам лишь мечтал поскорее убраться из страны. Он то и дело вздрагивал, пугал Леру непонятными вскриками во сне, а проводы вообще превратил в фарс, напялив кипу и неся перед атестически-настроенными родичами какой-то бред о своих предках - цадиках. По мнению Леры, её муж окончательно свихнулся. В Италии, через которую в США ехали все новоявленные американцы, взвинченный Гоша тоже вёл себя неадекватно; перепуганная Лера напрочь забыла свои же слова: "Я готова руки его целовать, и ни за что его не брошу, что бы он не сделал!", и в первый же день по прибытию в Чикаго после недолгой консультации с Мариком, указала Гоше на дверь.
