Первая любовь

Гоша - женоненавистник. О женщинах он всегда отзывается с интонацией лёгкого презрения и пренебрежения; обожает пошлые анекдоты, подчёркивающие женскую недалёкость и даже продажность; да и книги предпочитает с мачо в роли главных героев. Женщины, которых в жизни у Гоши было много, Гошину жизнь не то, чтоб сломали, но изрядно покорёжили; и ни одна из женщин не принесла Гоше долгого семейного счастья, которого он несомненно заслуживал. С ранних лет очаровательные представительницы слабого якобы пола его завлекали в свои сети, а потом бессовестно бросали и предавали. Хотя, если разобраться, во всём был виноват его неистребимый романтизм.

Ещё в школьные годы взаимоотношения с девочками складывались по одной и той же унизительной для него схеме. В какой-нибудь понедельник он восторженно рассказывает бабушке, смазывающей внуку-рыцарю раны зелёнкой, очередную эпопею сражения за честь дульсинеи-одноклассницы:

- Он её назвал шлюхой - а я ему как вмазал!
- А он спрашивает - ты чего?
- А я ему - извинись перед Таней!
- А он хмыкнул, а я опять ему вмазал! - и бабушка, жалостливо вздыхая, просит внука быть поосторожнее и в драки больше не ввязываться.

А на следующий день, во вторник, коварная Татьяна и глядеть не желает на своего непрошеного защитника. Она порхает, как мотылёк у лампочки, вокруг его вчерашнего врага, и плевать ей на недавнее смертельное оскорбление! Они о чём-то весело болтают и хихикают, дай Бог, чтоб не о том, как этот бугай подкараулил Гошу после школы и изрядно-таки вздул. Но чёрт с ней, болью от побоев; куда острее и нетерпимее боль душевная: как Таня может пренебречь им, её рыцарем, ради этого придурка, в голове которого не может задержаться ни одна математическая формула, ни одно уравнение по химии или физике?

И не то, чтоб Гошу обделяли вниманием все его одноклассницы: он был не дурен собою, и хоть невелик ростом, но пропорционально сложен. Да и тёмные Гошины глаза были красивы, но умненьких девочек-хорошисток, способных оценить его таланты, эти глаза упорно не замечали. Гоше нравились барышни - скороспелки, умеющие подчеркнуть давно проснувшийся женский инстинкт яркой броской косметикой, а он, с его восторженной говорливостью и умением сыпать стихотворными экспромтами, казался этим девочкам нелепым чудаком, человеком не их среды.

Начитавшийся российских классиков Гоша в каждой из своих избранниц подсознательно искал сонечек мармеладовых или катюш масловых, - нежных, романтичных, но падших не по своей воле, которых необходимо спасать и наставлять на путь истинный. Hо даже самые разбитные Гошины сверстницы ещё не успели пасть настолько низко, чтоб ощутить непоправимость своего положения и ждать спасителя. Они скорее находились в головокружительном начале падения, от души наслаждаясь им, и совсем не хотели чтоб их зачем-то спасали.

Свою сонечку мармеладову Гоша нашёл уже в институте, куда поступил сразу после школы, блестяще сдав вступительные экзамены. Институт был в одном из уральских городов, где Гошины родители нашли в сотрудниках дальнюю родню. Родня, конечно, - восьмая вода на киселе, иначе не скажешь, но даже восьмая вода на киселе лучше никакой; будет кому присмотреть за неопытным мальчиком. Поначалу дальним родственникам и в голову не приходило, что за мальчиком нужен глаз да глаз: парень учился лишь на пятёрки, отзывы о нём были замечательными, на кафедре его заприметили с самого начала, и были не прочь оставить там же после окончания институтского курса. Но Гоша, увы, приглянулся не только преподавателям...

Людмила, как звали Гошину пассию, по рассказам, дошедших до Гошиных родителей, успела пройти сквозь огонь, и воду, и постели многих его однокурсников. Она была на несколько лет старше, за курсовые охотно расплачивалась своим телом, и мальчику была совсем не парой. Но обалдевший от яркой страсти Гоша нацелился на спасение несчастной блудницы, и плевать ему было на слухи и на пухнущий у невесты живот. Он, по правде говоря, и сам не знал, от кого ждёт ребёнка его любимая; отбить красавицу у однокурсника оказалось на редкость легко; однокурсник и не думал сражаться с Гошей за любовь и право грядущего отцовства. Победа состоялась на одной из вечеринок, где пьяный вдрабадан соученик свою подругу, как водится, чем-то оскорбил, а Гоша - вступился за попранную честь красавицы. Но обошлось без драки: однокурсник в ответ на пылкую Гошину речь лишь хмыкнул и охотно посторонился, - мол, совет и любовь. И любовь восторжествовала тем же вечером, в одной из комнатушек общежития, откуда соседки Людмилы куда-то очень кстати испарились. Людмила у Гоши была первой женщиной; он буквально парил в небесах от восторга, и почти не удивился, узнав через неделю, что новая подруга скоропалительно залетела. Разумеется, зашла речь о скорой свадьбе, было написано письмо родителям, а те, как водится, принялись наводить справки.

Добытая информация привела родителей в ужас: девушка была не просто "гулящей", что возмущало Гошину маму. Отец Людмилы был парторгом в одной из колоний, которых в тех местностях было не считано, а если кого папа Гоши, Владимир Михайлович, и ненавидел всю свою жизнь, так это вертухаев и партийных бонз. И напрасно Гоша в отчаянии кричал отцу, что дети за родителей не отвечают: судьба острой Гошиной влюблённости была изначально обречена стать несчастливою. Сам-то Владимир Михайлович всю свою жизнь "отвечал" за своего отца и Гошиного деда. Ещё до войны, когда Володе не исполнилось и пяти лет, отца его арестовали по 58 статье. Мать собрала свои вещи и срочно с сыном уехала к родственникам, от греха подальше. По счастью, они с дедом формально расписаны не были, и клейма жены репрессированного бабушке Гоши удалось избежать. Но мучительный страх перед воронками и всем, что с ними связано, а также ненависть к властям предержащим она передала сыну в полной мере. В оттепель освободившийся дед разыскал жену, но реальной близости с сыном ему добиться не удалось. Всю свою жизнь перед глазами Владимира Михайловича стоял облик беззубого, пришибленного старика, в которого превратился бесстрашный удалой красавец, увезенный по словам его матери в воронке, и он не простил "вертухаям" ни своей загубленной безотцовщиной юности, ни своего мучительного перед ними страха. И тут, его родной сын собирается связать свою жизнь с дочерью одного из этих... Одним словом, отпросившись с работы, отец и мать примчались на Урал спасать единственного сына.

Авторитет отца в Гошиной семье был непререкаем; Бог весть, чего стоили Гоше два месяца изнурительной борьбы за своё романтическое решение. Людмилу он, как ему казалось, любил. В своих собственных глазах он уже больше месяца ходил в благородных героях, спасая доверившуюся ему заблудшую душу от окончательного морального падения; но отец непреклонно гнул своё, мать непрестанно рыдала, и её дважды с сердечным приступом увозила скорая. Однажды в отчаянии Гоша на глазах родителей полоснул ножом по своему запястью, но нож отобрали, кровотечение остановили, а его выходку долго вспоминали в любых разговорах, как аргумент против Людмилы, - мол, она его довела до такой истеричности. Сама Людмила с приездом его родителей тоже изменилась. Из глаз её полностью исчезли былые восхищение и нежность; она возненавидела всей душою будущих свекровь и свёкра и исподтишка повела войну против них. Родителей Гоша при всех перипетиях любил искренне и беззаветно, и все язвительные замечания и уколы в их адрес воспринимал болезненно. А Людмила на них не скупилась, ведь Гошины старики пытались сломать вымечтанное ею семейное счастье.

Кто знает, чем бы кончилось это противостояние, если бы Людмила в отчаянии не перешла в наступление, и не попыталась взять в союзники любимую партию и государство. Страсти всё ещё полыхали, вопрос "быть или не быть" всё ещё стоял перед Гошей, измученным дилеммой - возлюбленная или родители, а на стол декана уже легло заявление о том что Георгий такой-то, воспользовавшийся неопытностью Людмилы такой-то, вступил с ней в незарегистрированную связь, приведшую к беременности, и оформлять отношения не спешит. Oна, Людмила, просит руководство института помочь ей призвать к ответу несостоявшегося жениха в случае, если он её бросит с нерождённым ещё ребёнком, отказавшись заключить законный брак.

Чёрт его знает, о чем думала несчастная девушка, сочиняя это дурацкое письмо. По натуре Гоша был романтиком; чувства его были наивными и чистыми, и призывать помощь чужих равнодушных людей, наделённых административной властью было неразумно. Возможно, Гоша казался Людмиле нелепым слабаком, с пластилиновой душою, а в мощи государства, всегда стоявшего за спиной её семьи, сомневаться не приходилось: оно ломало и не такие характеры. Но жалкий интеллигентик, не способный устоять ни перед её чарами, ни перед занудливыми нравоучениями собственных предков, явно лезущих не в своё дело, её таки удивил. Hа комсомольском собрании этот нелепый слабак сказал "нет" довольно жёстко; да и в деканате от своего "нет" не отказался. Железное "нет" стоило Гоше и утраты комсомольского билета, и исключения из института, после чего он на автомате загремел в армию. Эта печальная история легла краеугольным камнем в фундамент Гошиного разочарования в любви и прелестных дамах, но увы, не отучила его от владеющей его сердцем достоевщины: этой безумной интеллигентской мании вечно спасать униженных и оскорблённых.

Женитьба

Инстинкт размножения, тяга к созданию себе подобных - одна из самых могущественных сил, управляющих судьбою любого живого существа на земле, будь то крохотная оса или огромный слон из сказочных джунглей Индии. Найти себе пару, слепить гнездо, стены которого сберегут подрастающее потомство, обеспечить это потомство пищей - основная забота каждого обитателя земли. Человек - отнюдь не исключение в этом ряду: чувство, толкающее к поиску партнёра он называет жаждой любови, и Бог весть сколько красивых слов уже понаписано, чтобы романтизировать мощную тягу к представителям противоположного пола. Человек лепит своё гнездо, строит дом, но подразумевает под этими словами не столько возведение новых стен, сколько украшение уже существующего, окруженного стенами пространства. Вить или лепить гнездо для человека означает создать семью в соответствии своим представлениям и понятиям о прекрасном. Но семью создают как минимум вдвоём, и довольно часто само гнездо лепит характер своего создателя.

Гоша от рождения был любимцем Фортуны. Даже в армии, (а сослали его на север, где кора деревьев лопалась зимою от стужи), судьба подбросила ему счастливый билет в виде неглупого ротного командира, выделившего его среди серой массы остальных салаг, стонущих под пятой дедовщины. Ротный поручил Гоше оформление их учебки, и вскоре, вместо занудных стандартных щитов, на стенах учебки, замерцали разноцветными лампочками различные диаграммы. Гоша вернулся в комсомол, и на его погонах появились первые лычки. Служить ефрейторoм куда приятнее, чем рядовым; тон писем домой резко изменился от тоскливого к мажорному, но гражданка, то бишь жизнь вне армии, манила его, как свобода манит непокорного раба. Ротный уговаривал Гошу остаться, прельщая военной академией и большими возможностями роста, но парень, мечтавший о дембеле с первых дней службы, уговорам не внял.

Гоша был молод, удачлив, честолюбив пуще Растиньяка; он решил добиться успеха во что бы то ни стало и покорить свой Париж любой ценой. Первые его шаги были достаточно успешными: безо всякой протекции он устроился на работу в небольшое конструкторское бюро на должность старшего техника и рванулся вверх по карьерной лестнице, минуя не только ступеньки но и целые пролёты.

Руководитель проекта, к которому Гоша попал, души в нём не чаял. У Гоши была счастливая особенность, - в каждом порученном ему задании он видел вызов, превращая это задание в целое приключение. Рассказ о конструировании электрического щитка напоминал в его описании взятие какого-то редута, где сотрудники, помогавшие ему советами, обретали статус союзников, ленивые барышни из информационного отдела, не вовремя давшие ему необходимые сведения, были несомненно на стороне неведомого врага, а к неоспоримой победе Гошу приводили лишь яркие, нестандартные идеи, пришедшие в голову, когда всё, казалось, было потеряно.

Идеи, действительно, были неординарными. Гоша к любому проекту подходил творчески и был талантлив. То, что его коллегам по работе давалось после двух-трёх недель долгого обдумывания, Гоша, играючи, выполнял за несколько дней. Это вызвало некоторую зависть и недоброжелательство со стороны коллег-мужчин, но матроны средних лет, задававшие тон и заведовавшие общественным мнением, от Гоши были без ума: он покорял их стихотворными экспромтами и прочими, казалось бы, бесполезными на рабочем месте талантами. Иные из дам едва ли не десятилетия хранили в своих шкафах тех забавных чёртиков и дракончиков, которых Гоша шутя, вырезал из дерева или выдалбливал из коры.

В местный институт,- на сей раз на заочное отделение, он тоже поступил с первого раза. Учёба легко давалась ему: зачётка занудно пестрела лишь отличными оценками.

И лишь юные девы, соответствовавшие Гошиным представлениям о женской прелести, не баловали его своим обожанием. Озорница-фортуна приветливо улыбалась Гоше своим ярко напомаженным ртом, но стоило речи зайти об основном, - о женской нежности и понимании, капризная улыбка судьбы тут же сменялась насмешливой презрительной ухмылкой.

Местная светская львица Эллочка, вокруг которой пылкими стаями увивались рои кавалеров, предпочла Гоше подторговывавшего фарцой Вовчика из соседнего отдела; Леночку, за которой он пылко ухаживал больше полутора месяцев, прямо на Гошином дне рождения увёл от него лучший его друг и сосед Илья; и то, что счастье презренной изменницы длилось не так уж долго, Гошу нисколько не утешило, сам-то он был оскорблён в лучших чувствах.

Родители со смутной настороженностью наблюдали за терзаниями любимого сына. Они были людьми другой формации; в избранницах Гоши их отталкивало именно то, что Гошу привлекало: острый неизбывный запашок сексуальности, придающий дамам особое обаяние; любовь к вызывающей броской косметике, беспечная готовность хохотать над любой скабрезностью в пошлом анекдоте. Дай предкам волю, они бы тут же женили сына на какой-нибудь принцессе не от мира сего, с которой и наедине скучно, и в обществе не блеснёшь. И уход Гошиных девушек воспринимался родителями с заметным облегчением, отнюдь не как не как крушение Гошиной жизни. Эллу мать с первого взгляда невзлюбила: только этой шлюшки в нашей семье не хватает! Леночка ей пришлась по душе чуть больше, но не весь же свет на ней клином сошёлся! А уж объяснить причину острого неприятия родителями Леры не мог вообще никто.

С Лерой Гоша сблизился после одной из вечеринок, посвящённой дню рождения сотрудника. На Леру, если честно, Гоша до того внимания не обращал, но когда девушка, мило краснея, спросила, может ли кто-то проводить её к дому, Гоша по-рыцарски предложил свои услуги. Всю дорогу Лера внимала полупьяным Гошиным откровениям с таким восторгом и вниманием, будто случайно повстречала пророка; когда прощаясь Гоша, по своей привычке, облапил её, она и не вздумала отбиваться, строя из себя недотрогу, а на поцелуи ответила с неожиданной страстностью и готовностью к продолжению.

Именно она нашла через пару дней пустующую квартиру подруги, где Гоша привычным для любого мужчины способом окончательно застолбил свои на неё, Леру права. И сразу после Гошиной блистательной победы, беспомощно прильнувшая к нему девушка трогательно и жалобно прошептала: "Гошенька, если ты бросишь меня, я умру!". В душе Гоши привычно встрепенулась и громко запела забытая было струна благородного рыцаря, спасателя страждущих и несчастных, а лёгкая кибитка их с Лерой взаимоотношений устремилась вперёд, по накатанной дороге, освящённой Гименеем.

К сожалению, нет дороги без ухабов. Те же тётушки, сотрудницы средних лет, хранившие Гошины поделки в своих сервантах, дружно решили, что Лера Гоше - не пара. Гоша - восходящая звезда, а Лера - серая мышь, если не крыса: и бестолкова,- техникум еле-еле на троечки тянет благодаря помощи доброхотов, и внешность её - никакая. Да и целомудренность девушки - давно под вопросом. На счёт внешности, они зря: фигурка у Леры очень даже пропорциональная, стройная, хоть и не высокая. Круглое личико, правда, осыпано рыжей манкой веснушек, и зубки слегка кривоваты, но уродиной её не назовёшь. Да и неуспехи в образовании - кому они в любви помеха?

Но дамы проявили настойчивость, и вскоре у мамы Гоши в руках оказался подробный список всех, с кем Лера до него неудачно встречалась, и предсвадебный рай для Гоши начал смахивать на ад. На сей раз он упёрся, и был совершенно прав: ему жить, ему и решать с кем. И чем активнее ему пытались помешать выстроить своё семейное гнёздышко, тем яростнее он отбивался от назойливых бессмысленных советов. Дело кончилось скромной свадьбой, куда родители, скрепя сердце пришли, и Гоша перекочевал в дом своей избранницы, её брата и тёщи.

Гоша чувствовал себя настоящим Ланселотом, спасшим свою избранницу от безвестного прозябания в тоскливом одиночестве, но Лера, если разобраться, вовсе не была несчастной бесприданницей. Она с её мамой жила в настоящем частном доме, окруженном небольшим садом, брат её работал товароведом, и моднющие джинсы, обтягивающие её небольшую попку, были предметом зависти не одной модницы, знающей толк в заграничном тряпье. Так что, неизвестно, кто кому пришёлся "не парой". Брат сразу после женитьбы любимой сестрёнки переехал к одной из любовниц, и Гоша блаженствовал, оказавшись домовладельцем. Дом был куда старше своих жильцов, и Гоше сразу нашлось, куда приложить умелые руки. Тёща, сильная неглупая женщина, в одиночку поднявшая двух детей, постоянно хвалила сноровку и умения зятя, Лера, осчастливленная состоявшейся наконец-то свадьбой, охотно вторила своей матери, и Гоша разве что не парил в небе от нахлынувшего блаженства.

Вечная похвала сподвигнула его не только на чисто мужские подвиги: он взял на себя изнуряющие походы по продовольственным магазинам, чтоб ни Лера, ни Ася Ароновна не надорвались, перетаскивая тяжеленые сумки; он и на кухне вертелся, открыв новое поле творческой деятельности - кулинарию. Мама и папа Гоши с изумлением выслушивали во время редких застолий оды приготовлению говяжьих отбивных и жаркого. И это рассказывал тот самый Гоша, которого и тарелку за собой помыть не заставишь! Когда бы они не звонили сыну, он то пылесосил, то раскладывал бельё после стирки. Привитые их повзрослевшему ребёнку, несомненно положительные качества почему-то отнюдь не отражались в плюс на отношении Гошиных родителей к нелюбимой невестке, скорее вызывали раздражение. Гоша его не замечал, но Лера хорошо чувствовала и свела визиты к свёкрам к минимуму. На работе Гоша вдохновенно пел жене и тёще дифирамбы, и опытные тётушки-сотрудницы лишь переглядывались изумлённо и пожимали плечами: посмотрим, мол, что будет дальше.

А дальше была обычнейшая, в сущности история: эйфория, носившая Гошу на ослепительных крыльях счастья, начала слабеть. Ведь эйфория долго не длится: люди - существа довольно непостоянные. Бога. спустившегося на землю для проповеди любви, в итоге ждёт мученический крест, воздвигнутый вчерашними поклонниками; политика, в страшный час спасшего свою страну от нагрянувшего врага, ждёт тюремная камера за коррупцию и Бог весть какие ещё поклёпы, возведённые на него завистниками; а уж Гоша, до таких высот не поднимавшийся, скоро стал замечать, что восхищение в глазах ненаглядной жены сменяется равнодушием, а то и разочарованием.

"Где ты Кай, там и я - Кайя"

Лера была обычной девушкой, без особых романтических заскоков. Жизнь её особо не баловала. вернее баловала лишь в раннем детстве, когда жив был отец. Отец работал где-то в торговле, у маленькой Леры вдосталь было импортных кукол и разных игр, мать на семейных застольях охотно хвасталась золотыми кулонами и жемчужными браслетами, подаренными ей успешным мужем. Но отца сбила машина и всё изменилось. Ушли из жизни застолья, мамины украшения одно за другим засобирались в безрадостное путешествия в ломбард и дальше, по чужим жадным рукам. Mать одна тянула двоих детей, и времени на младшую ей не доставало. В школе Лера перебивалась с тройки на тройку и то благодаря помощи старшего брата. Близких подруг у неё не было, одноклассники её как не видели, даря внимание другим: ярким, модным, самоуверенным. В своих мечтах девочка видела себя такой же: уверенной в себе красавицей с золотыми серёжками в ушах и колечками на тонких аристократических пальчиках, точь-точь, как староста их класса, у стройных ног которой штабелями укладывались кавалеры, но реальность тут же ставила Леру на её место. А что в ней, веснушчатой, робкой, скромно наряжавшейся и не блиставшей остроумием могло нравиться мальчикам? Даже напоследок, когда занявшийся фарцовкой брат подарил ей дорогущие джинсы и серьги, в школе её по инерции считали серой, никому не интересной мышкой.

После школы девушка пошла в ближайшее к дому конструкторское бюро, устраиваться на работу. Но и тут ей не особо повезло: место нашлось лишь в копировке копировщицей. Работа была нудной и неинтересной, и при этом требовала особой аккуратности и собранности. С утра до вечера девушки специальными рейсфедерами переносили на кальки линии чертежей, и выводили красивые цифры размеров. Почерк на чертежах был не особо разборчив, замечания под чертежом - вообще не разобрать, но за каждую ошибку потом влетало от начальницы-мымры: тётки-инженерши в конструкторских отделах, сверявшие потом кальки с оригиналами, вынуждены были потом эти ошибки перетирать лезвием и править, и когда ошибок было много, тётки приходили к начальнице со скандалом.

Поначалу тушь с рейсфедера текла неравномерно, линии выходили неровными, а цифры к вечеру сливались в уставших глазах в одно неразборчивое пятно. Но постепенно Лера приноровилась, ей даже понравилось превращение серых от грифеля и ластика ватманов в аккуратные копии на полупрозрачной бумаге, где каждая линия была строго регламентированной толщины, а каждой буковкой можно было любоваться. Девушки-коллеги были дружелюбны и разговорчивы; любая модная тряпка, подаренная Марком, встречалась в копировке бурным восторгом и долгим живым обсуждением; тут явно знали толк в тряпье, особенно заграничном. Чертежи в копировку заносили молодые инженеры, которые охотно шутили и заигрывали со всеми барышнями без разбора, а если "с разбором", то и это становилось неминуемым предметом сплетен и болтовни. Всем хотелось замуж, всем хотелось любви у семейного очага. А вот с построением семейного очага у Леры долго ничего не выходило.

Она быстро влилась в молодёжную кампанию в конструкторском бюро и стала завсегдатаем вечеринок, на которых, увы, не блистала. Один из молодых ловеласов обратил, было на неё внимание и лишил её невинности, но событие это кроме боли и острого унижения ничего не принесло: уже на следующий день парень взглянул на Леру холодными и равнодушными глазами, как будто между ними ничего не произошло, и девушке пришлось принять это, как должное. Она попыталась найти утешение в объятиях другого, но и эта связь тянулась до оскорбления недолго. По КБ поползли слухи о том что Лера легко доступна, но мало кому нужна. Почему-то перечень любовных связей Эллочки всеми окружающими воспринимался, как список блистательных побед, но, когда речь заходила о Лере, победы смотрелись поражениями.

Постепенно ей всё осточертело: и кальки, и мелкие пьянки, и мужики, которые упорно ничего существенного не предлагали. По совету Марка она поступила в заочный техникум, бумажка, мол, никому не помешает, но унылая морока с малопонятными учебными заданиями по неинтересным предметам надоела ей куда больше, чем кальки: копируя, хотя бы не впадаешь отчаяние из-за сущей бессмыслицы терминов и неразрешимых задачек. Мысль о переходе из копировального отдела в отдел разработчиков в глазах Леры окончательно утратила всякую прелесть; если даже учебные задания вызывают столько отвращения, зачем превращать их в основное наполнение своей жизни? Рассказы забежавших в копировку чертёжниц не выглядели чем-то заманчивым. Ей бы замуж, да за такого, как Марк: уж его-то жена не будет гнобить зрение над бесконечными кальками или решать ненужные задачки и примеры...

Но мечта о своём муже а ля Марк со временем становилась всё более расплывчатой и нереальной; мужчины, с которыми сводила её судьба, и в подмётки брату не годились; но даже они - никуда не годные, в её постели не задерживались и привносили и в без того безрадостное существование ощущение тоски и безнадёжности. И тут встретился Гоша.

Гоша был пылок, вечно восторжен, говорлив. Одевался он, правда, отвратительно: сплошной советский текстиль из соседнего промторга; в сексе тоже был не искусен, хоть и напорист. Но на её обычные, в общем-то нежные слова после их первой близости, Гоша неожиданно повёлся, забил крыльями, как петух на заре и счёл её своей наречённой. Вообще-то похожие фразы Лера повторяла едва ли не каждому второму, - так малыши из детдома упорно называют мамой каждую встреченную и понравившуюся им женщину, но до сих пор Лерины слова будто пролетали мимо ушей случайных любовников. Но с Гошей всё вышло иначе: он ей поверил, он в неё влюбился. Гоша смотрел на Леру восхищёнными горящими глазами, он таскал её то в кино, то на какие-то выставки и вечно нёс какую-то околесицу, на которую, по счастью, можно было не отвечать, или отвечать междометиями; Гоше нужна была благосклонная слушательница его историй, разговорчивости ему хватало на двоих.

На какое-то время Лера и в своих глазах выглядела едва ли не принцессой: она была страстно любима и нужна; девушки из копировки ей остро завидовали и ждали её подробных рассказав о свиданиях, ведь каждая из них мечтала встретить свою любовь, да всё не встречала; а Лере почему-то вдруг повезло. Гоша и раньше у многих Лериных приятельниц вызывал симпатию, но тут он всем стал нравиться вдвойне: чужой парень часто кажется лакомым кусочком, его хочется перехватить и присвоить. Но Гоша, не замечая внезапно вспыхнувшего к нему интереса и кокетства, видел лишь Леру, а это и ей набивало цену. Впереди замаячило осуществление и самой главной Лериной мечты о свадьбе, но тут на сцену вышли ужасные Гошины родители.

Она им не понравилась с самого начала, когда она, краснея и запинаясь, отвечала на самые первые их вопросы, кто она, да откуда, да какие книжки и фильмы ей нравятся. Оно и понятно: вся квартира будущих свёкров была уставлена книжными полками, ломившихся под весом тяжеленых томов - ей в жизни столько не перечитать, как бы она не старалась. Эти книжные ряды как-будто придавили её своей тяжестью; да и под взглядами Гошиных родителей она почувствовала себя едва ли не золушкой, пытающейся пробиться в королевский дворец. В последующие встречи неприязнь Гошиных предков только усилилась; а по случайно сорвавшемуся у Гошиной мамы намёку, Лера догадалась, что тут постарался кто-то из её сотрудниц-недоброжелательниц: языки-то в КБ у всех без костей, все всё про всех знают, а испортить репутацию даже ангелу небесному для местных сплетниц - раз плюнуть. В лицо Лере будущие родственники ничего не говорили, но по угрюмой Гошиной физиономии сразу было видно, что за неё им велись нешуточные; она даже успела разувериться в хэппи энде.

Но свадьба всё же состоялась; путь не такая праздничная и помпезная, как ей мечталось. На ней была фата, белое роскошное платье, белые туфли на огромных шпильках. Друзей было не много, больше родственников с той и с другой стороны. Гошины родители с кислыми улыбками пожелали счастья молодожёнам; Марк весело отплясывал с многочисленными Гошиными кузинами; сам Гоша на радостях слегка перепил и первая брачная ночь, если честно, особого блаженства ей не принесла. Впрочем, она была у них не первой и не последней. Главное - Гоша переселился к ним, а паспорте появился желаемый штамп о законном браке.

У Леры даже походка в те дни изменилась: она как-будто летала и держала свою головку высоко и прямо. Девчонки из копировки за неё радовались, начальница-мымра почти не досаждала, хоть Лера лепила на кальки куда больше ошибок, чем раньше. У неё появилась привычка, выходя у отдела застрявать у каждого окна в корридоре, где вечно толпились курильщики, и выслушав пару-другую шуток непременно произнести что-то немудрённое, начиная словами: "а мы с Гошей". Гоша, её любимый дурачок, охотно провожал её повсюду: и на базар, и в кухню, куда другие мужья вообще никогда не заглядывали; она точно знала это из разговоров с замужними сотрудницами. Да и в старом доме стало уютнее, Марк-то не очень-то любил работу по дому, а её y мужа руки, как выяснилось, росли откуда нужно. Hа радостях Лера клялась сама себе самыми искренними клятвами, что никогда, ни за что мужа не обидит даже взглядом, не то что словом. Она никогда не слышала выражения "Где ты Кай, там и я - Кайя", но общее направление её чувств и мыслей той поры вполне соответствовало этой трогательной римской формуле.