Глава 3

«Голдсборо» мягко покачивался на мелких волнах. Корабль стоял на якоре у небольшого острова Коровий — «Иль-а-Ваш», как называли его французы, — милях в десяти к юго-западу от Эспаньолы. Бухту окружали скалистые уступы: вся западная часть острова была возвышенной, а на востоке его сплошной стеной покрывали мангровые леса.

В распахнутые окна капитанской каюты врывался ветер, и де Пейраку пришлось прижать углы расстеленной на столе карты парой серебряных слитков. На столе были еще несколько серебряных слитков, а также десяток золотых дублонов, чудом сохранившиеся блюдца превосходного фарфора, набор навигационных инструментов. Все это его ныряльщики подняли со дна моря. Они довольно быстро отыскали затонувший корабль, но назывался он не «Оксфорд», а «Джамайка Мерчент». Из дневника Моргана выходило, что именно на нем король пиратов появился здесь в поисках своего флагмана. Но то, что не удалось сделать корсару, не удалось и де Пейраку.

Он перевел взгляд на смущенного Истерлинга. Прошло полтора месяца с тех пор как он встретился с пиратом, и три недели — с их прибытия к острову Коровий; ныряльщики-мальтийцы обследовали все дно у западной оконечности острова, но никаких других кораблей не обнаружили.

— И что теперь, Истерлинг? Где же все те несметные сокровища, о которых вы мне рассказали?

Съежившись под его тяжелым взглядом, Истерлинг не знал, что ответить: для него самого неудача в поисках явилась крайней неприятным сюрпризом. Наконец он выдавил:

— Монсеньор, возможно, Морган намеренно указал неверное место, опасаясь, что дневник может попасть в чужие руки.

— Не исключено. Но что нам, перепахать все дно? Возможно, он и остров указал неверно?

— «Джамайка Мерчент»...

— Я помню. — Рескатор прервал Истерлинга нетерпеливым жестом руки. — У меня не слишком много времени, чтобы тратить его попусту, я и так чересчур долго занимался вашим мифическим кладом. Утром мы снимаемся с якоря. Что же касается вас... Должен сообщить, что мне придется лишить себя удовольствия и дальше наслаждаться вашим обществом. Вам дадут шлюпку и припасы. В это время года вы и ваши матросы без проблем доберетесь до Эспаньолы.

— Но, монсеньор Рескатор, отсюда еще далеко до Эспаньолы. Во имя Господа, не оставляйте нас здесь! — В голосе пирата была мольба.

— Вот наглец, — развеселился Рескатор. — До Эспаньолы рукой подать — что значит десяток миль для такого морского волка, как вы? Но так и быть: вы покинете корабль завтра, когда мы будем проходить вблизи ее берегов.

Он испытывал сильную досаду, — прежде всего на себя — что так легко согласился приступить к поискам и потратил на это столько времени. Хотя клад и мог бы покоиться где-то здесь — то, что сам Морган не сумел отыскать свой корабль, должно было насторожить его. Скорее всего, взрыв разметал судно, а море довершило дело. Но не беда, у него имелись и иные сведения о местах былых кораблекрушений.

* * *

Ранним утром следующего дня «Голдсборо», подгоняемый ровным попутным ветром, покинул свою стоянку, направляясь на северо-запад. Де Пейрак собирался обогнуть Эспаньолу и пройти вдоль северного ее побережья.

Истерлинг, посылая мысленные проклятия небу, вновь оставшемуся глухим к его мольбам, вышел на палубу и посмотрел в сторону юта. Хозяин корабля был там, он о чем-то беседовал с Язоном. Шлюпка с небольшим запасом еды и воды уже ожидала капитана и его матросов. Впрочем, большая их часть, никем не удерживаемая, давно сошла на берег. С Истерлингом осталось всего лишь два человека.

Сверху раздался крик марсового:

— Справа по носу корабль!

Истерлинг глянул вперед, увидел корабль, появившийся из-за мыса, — и обомлел. Это был «Синко Льягас»! Невероятно! Глаза обманывают его, или это на небо, не внявшее его мольбам, подействовали проклятия? И наверняка Питер Блад по-прежнему капитан корабля... Истерлинг бросился к квартердеку.

Де Пейрак не особо встревожился, увидев фрегат с красным корпусом, идущий встречным курсом. Тем не менее он велел Язону отдать приказ готовиться к бою. Любая подобная встреча таила в себе неожиданность, тем более что на корабле не было никакого флага. Будет совсем нелишним продемонстрировать неизвестному капитану, что «Голдсборо» не является легкой добычей. Этого часто бывало достаточно, чтобы отпугнуть не в меру жадных пиратов, — а в том, что перед ними пиратский корабль, он почти не сомневался.

— Монсеньор Рескатор! Это пиратский корабль, я узнал его! — подтверждая его догадку, закричал внезапно появившийся на юте Истерлинг. — А командует им один из самых жестоких пиратов Карибского моря, его имя капитан Кровь — Ле Сан!

Истерлинг, который, несмотря на безупречный английский Рескатора, давно уже понял, что имеет дело с французом, буквально перевел фамилию Блада.

— Я не слышал этого имени, — Рескатор смотрел недоверчиво.

— Он недавно появился в Карибском море, но уже успел прославиться! Недаром он взял себе такое имя. Это беглый каторжник, осужденный за чудовищные преступления!

«Тебе ли говорить о преступлениях», — с досадой подумал де Пейрак, не горя желанием ввязываться в бой без особой необходимости.

Он пристально следил за приближающимся фрегатом, ожидая, что предпримет его капитан. Корабли почти поравнялись друг с другом, когда Истерлинг вновь завопил:

— Смотрите, он меняет курс! Он готовится атаковать!

Де Пейраку показалось, что в голосе пирата прозвучало злобное торжество.

Ноздри Истерлинга раздувались: пусть ему не улыбнулась удача, но он страстно желал, чтобы Блад вступил в бой и проиграл. Тогда он почувствовал бы себя отомщенным, ведь этому докторишке не выстоять в стычке с Рескатором.

Действительно, фрегат совершал поворот оверштаг, и на нем начали происходить те же приготовления, что и на «Голдсборо»: открывались порты пушек, на марсы стремительно поднимались матросы с мушкетами в руках.

— Это может быть всего лишь ответом на наши действия, — Рескатор все еще был настроен скептически. — С чего ему атаковать нас? «Голдсборо» не галеон, полный золота, и не какой-нибудь торговый корабль.

Теперь красный фрегат двигался параллельным курсом, и Жоффрей де Пейрак мог разглядеть его название: «Арабелла». До них долетело пение сигнальной трубы.

— Вы слышите! — продолжал вопить Истерлинг. — Играют атаку! Какие могут быть сомнения?!

«И в самом деле, откуда эта нерешительность? Неужели я отвык от баталий, связавшись с купцами? Это обычный пират, и если он желает драться — будем драться».

Времени на раздумья не оставалось. Де Пейрак махнул рукой, отдавая приказ сигнальщику «Голдсборо», и его горн немедленно ответил трубе с «Арабеллы».

* * *

«Арабелла», повинуясь указаниям Косты, уже почти обогнула Коровий, когда трехмачтовый корабль под всеми парусами выдвинулся им навстречу из-за мыса. Блад рассматривал его в подзорную трубу, пытаясь определить, какой стране он принадлежит. Но на мачте развивался невиданный доселе флаг: символическое изображение серебряного щита на красном поле.

— Это флаг Рескатора! — голос подошедшего критянина был полон гнева. — Проклятье! Неужели этот подлый ренегат опередил нас?!

Стоящий рядом Волверстон хмыкнул:

— Ну, раз так, нам не придется нырять. Если клад уже в трюмах этого корабля, возьмем его на абордаж.

— Подождите, — сказал Питер. Он не торопился отдавать соответствующие распоряжения, ему казалось странным, что на флаге не было полумесяца, обычного для алжирских или марокканских пиратов, в том числе и ренегатов. — Коста, почему столько ненависти?

Глаза критянина сверкнули:

— Он наводил страх на все Средиземноморье! Мой народ тонул в слезах и крови под властью завоевателей, а я много раз видел, как Рескатор ехал по правую руку от турецкого наместника, в его свите! У него был роскошный дворец на Крите, его с почетом принимали в Стамбуле. Он, христианин, спокойно жил при дворе султана в Микнесе, где любой другой человек нашей веры мог быть только рабом! Он сражался с мальтийскими рыцарями и французским флотом, забыв о своих корнях! Это чудовище!

Корабли уже сблизились настолько, что они могли видеть, как на судне Рескатора идет подготовка к сражению.

— Чего же ты медлишь, Питер? Хочешь, чтобы он первым нанес удар? — спросил Волверстон.

— Джереми, поворот оверштаг. Готовимся к бою! — скомандовал Блад.

Ветер не благоприятствовал им, и он решил изменить курс «Арабеллы». На палубе началась суета, предшествующая сражению. Голоса горнов на двух кораблях прозвучали практически одновременно.

Пользуясь тем, что «Голдсборо» оказался немного сзади, де Пейрак попытался приблизиться, держа курс под острым углом к корме «Арабеллы», так как ее кормовые пушки не могли нанести ему значительный урон. Он намеревался отнять у противника ветер, затем возле самой кормы повернуть и пересечь курс фрегата, при этом салютуя пирату залпом своих бортовых орудий. Но его намерения были разгаданы: Питер Блад уклонился, вновь меняя курс, вынуждая и де Пейрака сделать то же самое. В результате маневров оба корабля, сблизившись еще больше, шли на восток вдоль побережья Коровьего.

* * *

Корабли были в пределах досягаемости пушек друг друга, но их капитаны, несмотря на недоуменные взгляды своих офицеров, до сих пор выжидали.

— Почему он не стреляет? — пробормотал Рескатор.

Истерлинг решил ускорить события: он был в отчаянии и не мог допустить, чтобы такой желанный для него бой превратился в своего рода совместную прогулку двух корсаров. В его голосе сквозило отчаяние, когда он закричал:

— Монсеньор, прикажите открыть огонь! Он хочет подойти поближе, чтобы взять нас на абордаж и сохранить для себя ваш корабль! У него на борту двести головорезов! Не подпускайте его, капитан Ле Сан известен тем, что никого не оставляет в живых!

— Вы слишком хорошо осведомлены о делах, творящихся в Карибском море! — резко бросил Рескатор.

— Простите, я скрыл от вас правду... Я и сам бывший пират. — Истерлинг решил идти ва-банк. — Но то, что делал я, меркнет перед злодеяниями этого мерзавца! Это он потопил мой корабль! Мне и нескольким моим людям чудом удалось спастись, я был оглушен ударом по голове, и меня приняли за мертвого. Мое судно медленно тонуло и не представляло для него ценности, он не стал возиться с нами... По счастью, нас спас проходящий мимо голландский бриг.

— Монсеньор... — в голосе Язона тоже была нешуточная тревога.

— Открыть огонь, — велел Рескатор. — Цельтесь по корпусу, не дайте ему возможности подойти на расстояние, пригодное для абордажа.

Де Пейрак никак не мог предполагать, что несколькими минутами ранее на «Арабелле» разыгралась похожая сцена.

Блад, видя, что с неизвестного корабля не раздалось еще ни одного выстрела, подобно Рескатору недоумевал, почему его капитан до сих пор не открыл огонь.

— Питер, ты никак желаешь отведать, каково оно — быть в плену у марокканского пирата?

— Волверстон, хмурясь, смотрел на него.

— Лучше смерть! Вы не представляете, с кем имеете дело! Жестокости Моргана или л'Оллонэ — ничто по сравнению с тем, что творил тот же Меццо-Морте! — подлил масла в огонь Коста.

Блад бросил еще один взгляд на черный корабль, носящий имя «Голдсборо», потом крикнул, перегнувшись через перила:

— Огл, пора!

Согласно своей обычной тактике при абордаже, пираты стреляли по мачтам корабля, стараясь по возможности не повредить корпус, чтобы лишить неприятеля хода и не потопить его прежде чем они смогут освободить трюмы от груза.

Два залпа слились воедино, и противники окутались густыми клубами дыма — однако к этому моменту волнение моря усилилось, и это помешало канонирам обоих кораблей взять точный прицел.

«Арабелла» получила несколько пробоин в корпусе, однако все они оказались несущественными.

Пользуясь тем, что дым все еще скрывал их, Блад немедленно приказал Джереми Питту вести корабль прямо на «Голдсборо». Абордажная команда ждала своего часа, пригнувшись за фальшбортом и напряженно высматривая вражеский корабль. Как только в дыму показались его очертания, в воздух взвились крючья с прикрепленными к ним канатами.

* * *

Де Пейрак понял, что совершил редкую для себя ошибку: он слишком долго ждал действий пирата и тем самым позволил его кораблю опасно приблизиться к «Голдсборо». Пока он пытался определить, насколько действенным был залп, из клубов дыма вдруг надвинулся высокий красный борт, и глухой стук абордажных крючьев возвестил о том, что теперь противники должны сойтись в ближнем бою. На борт его корабля с диким ревом полилась толпа полуголых корсаров. Но ему случалось выпутываться из куда более опасных ситуаций, поэтому он остался наблюдать с юта за кипевшей на палубе схваткой.

Напор пиратов был столь яростен, что в первый момент они потеснили моряков «Голдсборо». Тогда де Пейрак счел за благо вмешаться. Сопровождаемый Абдуллой, он кинулся в самую гущу схватки. Его матросы, увидев своего капитана, воспрянули духом, и постепенно бой переместился на палубу «Арабеллы». Вскоре все было кончено.

Глава 4

Рескатор, опираясь на плечо мавра, медленно шел по палубе захваченного корабля. Он направлялся к пленникам, угрюмой толпой стоявших на шкафуте под охраной его людей. Победа досталась дорогой ценой. Он схватился с одноглазым верзилой и уже выбил из его рук абордажную саблю, как вдруг откуда-то сверху раздался выстрел, и левое плечо обожгло. Он бы все равно свалил противника, но за эту секунду тот успел подхватить валявшийся под ногами обломок реи и обрушить его на голову Рескатора.

И теперь в глазах все мутилось, по шее щекочущей струйкой сбегала кровь, а плечо при каждом движении пронзала резкая, дергающая боль. Сквозь повязку, наспех наложенную Абдуллой, уже проступили алые пятна, но хуже всего было то, что пуля не прошла навылет и оставалась в плече. Бедный мавр готов был броситься в море: в неразберихе боя он отстал и не успел защитить своего обожаемого хозяина.

Язон настаивал, чтобы монсеньор Рескатор немедленно позволил заняться собой. Что касается пленников, то было достаточно отдать приказ – и с ними расправились бы безо всякого сожаления, из мести за кровь своего капитана и погибших товарищей. Но Рескатор медлил, желая посмотреть на тех, кто так яростно с ним сражался. Этот бой стал для него неожиданностью – ведь обычно пираты, благодаря договоренностям, достигнутым с их вожаками, не досаждали ему.

***

– Дьявол побери твою душу, проклятый пират! – произнес по-арабски хриплый голос.

Де Пейрак в удивлении остановился. Кто мог обращаться к нему здесь, за тысячи миль от Средиземного моря, на арабском языке? Он взглянул на говорившего: невысокий широкогрудый человек злобно смотрелна него. Похож на грека, однако де Пейрак видел его впервые. К чему гадать? Ведь он уже решил предоставить пленников их судьбе, пригласив прогуляться за борт.

Сделав следующий шаг, он встретился взглядом с пронзительными и удивительно спокойными глазами мужчины лет тридцати в погнутой вороненой кирасе, который стоял немного впереди прочих пиратов. Судя по всему, это и был капитан Ле Сан.

Во время схватки им не пришлось сойтись в поединке. Де Пейрак видел, как он увлекал своих корсаров в бой, и начал уже прорубаться к нему, когда на его пути появился тот одноглазый головорез. И теперь он молча рассматривал своего противника.

Если Жоффрей де Пейрак понимал что-то в людях, – а у него были основания так полагать, – то Ле Сан совсем не соответствовал образу, нарисованному Истерлингом. Он больше походил на испанца, чем на француза. В синих глазах де Пейрак не увидел ни следа порока или алчности, обычных для пиратов всех мастей, – напротив, в них читались ум и мужество.

Несмотря на потрепанный после боя вид, на всем его облике лежал отпечаток изящества и благородства, и об этом же говорила гордая посадка головы и манера держаться. Ле Сан вдруг показался де Пейраку похожим на него самого в этом возрасте.

«Что за вздор, – тут же подумал он. – Что может быть общего у меня, калеки, который был, невзирая на увечье, эпикурейцем, любившем жизнь во всех ее проявлениях, с жестоким пиратом? Возможно, только это упорство во взгляде – упорство человека, не желающего склоняться перед судьбой, какой бы она ни была...»

Все же он признался себе, что этот человек принадлежит к одной с ним породе. Ну что же, и благородные господа становятся разбойниками, он сам тому пример. Что это меняет? Разве полная опасностей жизнь не научила его, опального графа, потерявшего все, а потом вновь достигшего всех желаемых им высот, что не стоит проявлять слишком много милосердия, ибо это может привести к тяжелым последствиям? Он давно уже отвык оставлять у себя за спиной живых врагов.

Он не будет обманываться благородным видом. Этот человек вступил с ним в противоборство и проиграл. Vae victis, как говорили римляне. Но неожиданно для самого себя де Пейрак вдруг решил заговорить с корсаром.

***

Питер Блад смотрел, как к ним медленно приближается победитель. Все складывалось вполне удачно для них, пока в бой не вмешался этот высокий крепкий мужчина, одетый в черное. Он оказался страшным бойцом, никто не мог устоять перед ним. Волверстону повезло, что кто-то из корсаров, стреляя с мачты, ухитрился попасть в Рескатора. Но они все равно потерпели поражение.

Однако Блад не собирался терять присутствие духа, даже когда стоящий рядом Коста обрисовал ему их печальные перспективы, в красках расписывая жестокость мусульманских пиратов. Пока что Блад не нашел ничего, что позволяло бы отнести Рескатора к их числу. Правда, он заметил нескольких мавров в его команде – один из них повсюду сопровождал своего капитана.

Блад услышал, как Коста хрипло и гортанно сказал что-то, прекрасно понятое капитаном «Голдсборо». Тот остановился напротив них, потом его мрачные черные глаза изучающе глянули на Блада.

Блад, чей ум лихорадочно искал выход из положения, в свою очередь разглядывал Рескатора. Это был человек лет пятидесяти, с властным лицом и твердой линией губ; старые рубцы, пересекающие щеку, говорили о непростой жизни. Он был без камзола, по его белой рубахе расплывались кровавые пятна. По тому, как он наваливался на плечо идущего рядом мавра, Блад мог сделать вывод, что раны Рескатора не были пустяковыми. Тот некоторое время молча смотрел на него, а потом спросил по-французски:

– Это вы командовали этим кораблем? Вы капитан Ле Сан?

Если Блада и удивило, что Рескатору известно его имя, то он не подал виду и ответил тоже по-французски:

– Мое имя Питер Блад, и да, я капитан этого корабля.

– Бывший капитан, – язвительно поправил его Рескатор. – Теперь корабль принадлежит мне.

Глаза Блада строптиво сверкнули, но он оставил обсуждение этого вопроса до более благоприятного момента.

– Вы англичанин? – Рескатор перешел на английский.

– Ирландец, – уточнил Блад. – А вы, как я полагаю, капитан Рескатор?

Тот в знак согласия наклонил голову, немедленно взорвавшуюся сильной болью.

Черт! И плечо горит, как в огне. Следовало побыстрее кончать с этим.

– Как вы намерены поступить с нами? – Блад успешно скрывал чувство неуверенности и даже обреченности, которое возникло в нем после ужасных рассказов Косты.

– Ну а как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы дал уцелевшим шлюпку и велел убираться к дьяволу.

Он издевается? Рескатор не удержался от сарказма:

– Да ну? Разве капитан Кровь оставляет кого-нибудь в живых? Я слышал совсем другое.

Неожиданно пленники, до сих пор в молчании слушавшие их разговор, зароптали, из их толпы выступил молодой пират, глядевший на Рескатора со смелостью человека, которому нечего терять:

– Монсеньор Рескатор, кто поведал вам столь гнусную ложь? У капитана Блада есть свой кодекс чести, и он никогда бы не пошел на бессмысленную жестокость!

Рескатор прищурился, глядя на нового участника их беседы, речь и манеры которого были уместны скорее при дворе, чем на залитой кровью палубе, и только взгляд выдавал лихого искателя приключений.

– Благодарю тебя, Ибервиль, но это было излишне, – сухо произнес Блад.

Де Пейрак едва не рассмеялся, настолько происходящее показалось ему абсурдным. Право, скоро в Карибском море будет не протолкнуться от благородных разбойников! На этом корабле они так и кишат.

Интуиция подсказывала ему, что Истерлинг лгал ему, по какой-то причине желая этого боя. Однако в этот момент он больше всего на свете хотел лечь и был не в том состоянии, чтобы заниматься поисками истины. Иль-а-Ваш находился не так далеко, и у пиратов был шанс, хоть и небольшой, добраться до него вплавь – а там пусть полагаются на милость Всевышнего.

– К большому сожалению, господа, вынужден прервать нашу светскую беседу. Даже если это и правда, я не последую вашему примеру и предложу вам перешагнуть через борт, – голос Рескатора звучал глухо.

От Питера Блада не ускользнуло, что держится его противник из последних сил, и внезапно ему пришла в голову одна мысль.

– Несмотря на то, что вы настроены так решительно, монсеньор Рескатор, позвольте предложить вам сделку.

– В вашем ли положении говорить о сделке?

– И, тем не менее, я рискну. Я окажу врачебную помощь вам и членам вашей команды в обмен на наши жизни.

– Вы что, врач?

– Medicinae baccalaureus, – ответил Блад на латыни.

Еще и врач к тому же? Рескатор хотел было отмахнуться от неожиданного предложения, ему было не привыкать к ранам, но волной поднявшаяся дурнота заставила его пошатнуться.

Пожалуй, он недооценил полученный по голове удар. К тому же у него в плече сидела пуля, а арабский врач Абд-эль-Мешрат, почти всегда сопровождавший его, в этот раз остался в Голдсборо: старому ученому нездоровилось, и Рескатор не взял его в плавание, полагаясь на собственные познания в медицине.

– Черт с вами... Я потом решу, как с вами поступить. Сейчас ваши люди будут заперты в трюмах этого корабля, а вас покорнейше прошу проследовать за мной на борт «Голдсборо»... Мы вернемся к Иль-а-Ваш.

– Среди моей команды тоже есть раненые, я должен буду помочь и им. – Дерзость корсара не знала границ.

– Хорошо, вам будет предоставлена некоторая свобода передвижения. Если ваш соратник не лжет, мне будет достаточно вашего честного слова. Обещайте, что вы не попытаетесь бежать или не устроите какую-нибудь каверзу.

– Монсеньор Рескатор! – вскричал возмущенный Ибервиль.

– Ибервиль, успокойся. Я даю вам слово. Я должен взять лекарства и инструменты...

– Не нужно. Можете быть уверены: сундук корабельного врача на «Голдсборо» вас не разочарует.