Глава 5

На палубе «Голдсборо» де Пейрак отдал Язону приказ расцепить суда и идти на их прежнюю стоянку на западе Иль-а-Ваш, покинутую сегодняшним утром. Два корабля, все еще представляющие собой единое целое, медленно дрейфовали, увлекаемые течением в открытое море. Солнце давно перевалило полуденную черту, и через несколько часов должно было стемнеть. Язон молча кивнул, крайне неприязненно глядя на пиратского капитана, которого, как и его команду, монсеньор Рескатор по своей прихоти оставил в живых.

«Какой он врач, врачи не командуют ордой головорезов, – непримиримо думал Язон. – На месте монсеньора я бы не доверил этакому врачу и прыщ лечить... Надо сказать ребятам, пусть смотрят в оба... Часть команды придется оставить на фрегате, и это не считая наших потерь. Эриксон будет в плохом настроении, он и так ворчит, что ему не хватает людей. А еще придется заниматься починкой... Да, Эриксон точно будет беситься, отправлю-ка я его на фрегат, пусть там срывает зло». – Храбрый Язон даже плечами передернул, представив в плохом настроении коротышку-боцмана, дурной нрав которого и так уже вошел в поговорку у экипажа.

Матросы вовсю занимались перепутавшимися снастями; где возможно, чинили их на скорую руку, и вскоре освобожденные от абордажных крючьев «Арабелла» и «Голдсборо» направились к Иль-а-Ваш.

***

Поддерживаемый Абдуллой, де Пейрак с трудом дошел до своих апартаментов и рухнул в кресло.

Блад, оказавшись в роскошной каюте хозяина «Голдбсоро», с невольным любопытством оглядел ее, подумав, что окружающая обстановка несет на себе вполне явственный отпечаток Востока. Но эта мысль недолго занимала его. В жестоком бою он потерял около трети команды убитыми, но тяжелораненых, к счастью, не было. Зная, что его людям предоставили все необходимое, он позволил себе не слишком беспокоиться об их состоянии и сосредоточился на пациенте, от которого зависели их жизни.

На столе уже лежал кусок полотна, там же стояли несколько изящных серебряных кубков, кувшин, глубокая миска с водой и раскрытый сундук. Заглянув в сундук, Блад поразился разнообразию имеющихся лекарств, а набор хирургических инструментов, изготовленных из отменной стали и пребывающих в идеальном состоянии, вызвал у него профессиональное восхищение. На корабле явно не пренебрегали медициной.

Не теряя зря времени, он засучил рукава рубахи и начал отбирать нужные ему средства и раскладывать на полотне инструменты, посматривая при этом на своего грозного пациента, неподвижно сидящего в кресле с закрытыми глазами.

Позвякивание металла вывело того из состояния полузабытья. Открыв глаза, Рескатор сделал приглашающий жест и насмешливо сказал:

–На абордаж, доктор.

– С вашего позволения, монсеньор, – ответил Блад, подходя к нему. – Я начну с головы, ибо это одна из наиболее ценных частей тела. Сильные удары опасны, в том числе отдаленными последствиями, а у стариныНеда тяжелая рука. Как-то он на спор проломил дубовый стол, – с этими словами он пощупал пульс и проверил зрачки Рескатора. – В глазах не двоится?

– Нет. Вы были бы рады, если бы этот ваш Нед уложил меня, как быка на бойне? – в голосе Рескатора звучала ирония.

– Отнюдь. Конечно, ваша смерть могла привести к упадку духа моряков «Голдсборо». Но с большей вероятностью она зажгла бы в их сердцах жажду мести и отчаянную ярость, благодаря которым они вполне были способны смять нас. В таком случае мне бы не с кем стало договариваться, и все закончилось бы крайне печально... – Блад ощупал место удара и хмыкнул: – Должен вас поздравить, монсеньор, ваша голова будто сделана из железа. Кости целы.

– Хорошо, что не из дуба, – усмехнулся Рескатор. – А вы не лезете за словом в карман.

– Так уж у нас, ирландцев, заведено, – вернул ему усмешку Блад. Обработав рану, он накладывал повязку. – Без контузии, конечно, не обошлось, и еще несколько дней это будет вас беспокоить, но, думаю, все обойдется. Теперь посмотрим, что там с плечом. Мне будет удобнее, если вы перейдете на это... ложе, – он показал на низкую и широкую восточную кушетку, стоящую у переборки.

Рескатор подозвал Абдуллу, застывшего у дверей подобно изваянию, и с его помощью перебрался на кушетку. Прикосновение к плечу заставило его стиснуть челюсти.

Блад, пристально глядя на него, произнес:

– Пуля задела кость, вам придется пережить несколько весьма неприятных минут. – Отойдя к столу, он выбрал одну из бутылочек: – Лауданум. Поможет притупить боль, и мы быстро закончим.

Рескатор мгновение колебался, но, уж никак не меньше этого пирата желая разделаться поскорее со своими ранами, кивнул.

Блад взял один из кубков, стоящих на столе, наполнил его водой из кувшина, потом тщательно отмерил необходимое количество лауданума и протянул кубок Рескатору.

Выпив лекарство, тот некоторое время молчал, готовясь к неизбежному, потом сказал:

– Приступайте.

***

Вытерев пот со лба, Блад бросил взгляд на Рескатора, забывшегося тяжелым сном.

Он чувствовал усталость, но об отдыхе не могло быть и речи. Сейчас надо будет заняться ранеными матросами «Голдсборо», а затем - проведать своих людей. Лучи низко стоящего солнца били в окна, рассыпая блики на золотых безделушках и освещая тяжелую, странно смотрящуюся на корабле мебель, которой была обставлена каюта.

Блад убрал все инструменты обратно в сундук и оглянулся на мавра, который подобно верному псу сидел на корточках у дверей и не сводил с него немигающего взгляда. Понимает ли он хотя бы французский? Взяв сундук в руки, Питер направился к двери. Мавр встал.

– Твой хозяин отдыхает, а я должен лечить других. Понимаешь?

Тот не удостоил его ответом, но посторонился. Питер вышел из каюты и увидел, что корабли уже встали на якорь в одной из бухт Коровьего. Моряки на палубе с подозрением косились на своего недавнего врага. Он обратился к одному из них:

– Проводи меня к остальным раненым.

Когда он, совершенно измотанный, закончил оказывать им помощь, уже стемнело. Блад увидел Язона, коренастого сподвижника Рескатора, которому тот отдавал приказание расцепить корабли. Язон смотрел по-прежнему неприязненно, но не стал препятствовать, когда Блад сказал ему, что направляется теперь на «Арабеллу», а потом вернется, чтобы присмотреть за капитаном «Голдсборо» ночью. Язон отдал распоряжение спустить шлюпку, и вскоре Питер Блад ступил на палубу «Арабеллы».

Его люди оказались заперты в твиндеке, их охраняли несколько человек, вооруженных мушкетами, а на борту распоряжался злобный гном по имени Эриксон. Блад скрипнул зубами, едва сдерживая гнев. Офицеры встретили его градом вопросов, но Блад слишком устал, чтобы удовлетворять их любопытство, и сказал только, что их жизням ничего не угрожает. И более того – он попытается добиться дополнительных уступок со стороны пленившего их Рескатора.

***

Зеленоватые волны накатывали на песчаный берег внизу, ветер срывал с них пену, и она мерцающей взвесью плыла в воздухе. По ярко-синему небу стремительно летели облака, а до горизонта тянулась бесконечная вереница песчаных дюн с чахлыми пучками травы, стелющейся под порывами ветра.

Жоффрей де Пейрак стоял на невысокой обрывистой гряде, идущей вдоль изрезанной линии побережья с множеством бухт и выступающих мысов, и чувствовал, как соленая водяная пыль оседает на его лице. Прямо перед ним в море лежали два острова, а вдалеке виднелся город в зубчатой короне белых стен.

– Жоффрей! – Сквозь рокот прибоя он услышал ее нежный голос и обернулся: Анжелика, одетая почему-то в темную грубую одежду служанки и странной формы чепец, стояла всего в паре шагов от него...

...Броситься к ней, сжать ее в объятиях, – живую, теплую, – забыть на мгновение о безвестной могиле, затерянной в пустыне... Сорвать нелепый чепец, освобождая золотой водопад ее волос, пахнущих ветром, зарыться в них лицом, вдыхая ее аромат, заглянуть в ее морскую глубину ее глаз...

Она никогда не являлась ему во снах. А может, он и не спит? Де Пейрак помнил, что был ранен...

– Я умер? – спросил он.

– Нет, любовь моя, – с улыбкой ответила она, – у тебя впереди еще много лет.

Потом Анжелика высвободилась из его объятий, ее взгляд потемнел, стал тревожным:

– Приходи за мной, Жоффрей! Я жду тебя здесь, – она обвела рукой пустынный берег.

– Где «здесь»? Где это место?! – закричал он в отчаянии, потому что Анжелика стала отступать от него.

Она не ответила, а солнце, выглянувшее из-за туч в эту минуту, ударило ему по глазам ослепительным светом. Силуэт Анжелики таял в этом неистовом свете, и рука де Пейрака, протянутая, чтобы удержать ее, ощутила лишь пустоту.

***

Блад, задремавший на узком диване в каюте Рескатора, услышал, как тот беспокойно мечется на кушетке. Было еще темно, но, посмотрев в окна, он увидел, что уже начинается рассвет. На столе неярко мерцала зажженная лампа.

Он подошел и склонился над раненым, лицо которого искажала мука – однако у Блада сложилось впечатление, что не телесные страдания были тому виной. С губ Рескатора сорвался глухой вскрик:

– Анжелика!

На его сомкнутых ресницах предательски блеснула влага.

«Монсеньор Рескатор, а вы вовсе не из гранита и стали, как хотите казаться. Вам есть кого вспоминать... и кого оплакивать», – с удивлением подумал Блад.

Он услышал, как пробили две склянки: пять часов утра.

Рескатор открыл глаза. Обрывки сна, подобно клочьям тумана, все еще плавали вокруг него – сна, в котором он обрел и вновь потерял ее. Над ним склонялся смуглый темноволосый человек. Ах да, тот пиратский доктор... Однако Рескатор разглядывал его, словно видел впервые, – настолько разительным был переход от залитого солнцем неизвестного побережья к полумраку каюты.

– Черт, – сказал Блад, – неужели удар по голове оказался сильнее, чем я предполагал? – В его взгляде мелькнуло беспокойство. – Монсеньор, вы помните, кто я?

– Разумеется, господин пират. Вы Питер Блад, я взял ваш корабль на абордаж. И в глазах у меня не двоится, – де Пейрак уже вновь владел собой, облачаясь в броню привычного сарказма, но в его голосе все же был оттенок смущения, когда он спросил: – Я кричал во сне? Что я сказал?

– Я не разобрал слов, – с чистой совестью солгал Блад.

– Который час?

– Недавно били две склянки, – ответил Блад.– Как вы себя чувствуете?

Он взял руку Рескатора, проверяя пульс.

– Хорошо.

Блад быстро взглянул на него, зная, что определение «хорошо» не вполне отвечает действительности, но возражать не стал, догадавшись о нежелании Рескатора демонстрировать слабость перед лицом врага.

– Я должен проведать раненых на обоих кораблях, а после загляну к вам. Сегодняшний день покажет, но думаю, что кризис уже миновал, и мне будет достаточно навещать вас время от времени. Я останусь на «Арабелле». В случае необходимости смело посылайте за мной, – усмехнулся он.

– Вы можете располагаться в каюте, смежной с моими апартаментами, – Рескатор показал на дверь в переборке.

– Это неприемлемо, монсеньор, – твердо ответил Блад. – Я провел эту ночь здесь, потому что исполнял долг врача. И дальше я буду оказывать вам и вашим раненым необходимую помощь, поскольку таковы условия нашей сделки. Но теперь мне надо вернуться к моим людям, этого требует мой долг капитана... хоть и бывшего, – его усмешка на этот раз была полна горечи. – До принятия вами окончательного решения относительно наших судеб.

Он поднялся и, учтиво кивнув Рескатору, направился к двери.

Рескатор, чувствуя, что проникается уважением к своему противнику, остановил его.

– Погодите, капитан Блад. Один вопрос: какого дьявола вы атаковали меня?

– А разве на «Голдсборо» не шли полным ходом приготовления к бою?

– Обычная предосторожность. Это часто помогает охладить пыл чересчур воинственного или жадного до наживы противника.

– Да? А ваша попытка пересечь мой курс за кормой тоже была предосторожностью? – в голосе Блада теперь было не меньше сарказма.

– Мы услышали, что на вашем корабле играют атаку, – Рескатор рассмеялся. – Не будем уподобляться юнцам, которые толкаются плечами и раздумывают, не сцепиться ли им. То, что случилось, случилось... Если вы столь щепетильны, оставайтесь со своими людьми.

– Раз уж мы заговорили об этом, проясните один момент: от кого вы услышали обо мне?

– От капитана Истерлинга, я подобрал его с севшей на мель шхуны. Кстати, совсем забыл: я уже собирался расстаться с ним, ему должны были дать шлюпку...

– Истерлинг?! Этот мерзавец здесь? Тогда понятно, почему вы были так настроены!

Рескатор с интересом взглянул на Блада, но в этот момент они услышали отдаленные выстрелы из мушкета, потом с палубы до них донеслись крики.

– Что за дьявольщина! – воскликнул Рескатор. – Абдулла!

– Монсеньор!

– Не мешайте мне!

Мавр уже стоял рядом. Рескатор, опираясь на него, поднялся. В глазах у него потемнело, но он, стиснув зубы, упрямо пошел по качающемуся словно в шторм полу.

Они появились на палубе – и Блад не поверил своим глазам: в свете занимающегося дня «Арабелла» все быстрее и быстрее скользила к выходу в открытое море, на ее мачтах один за другим распускались паруса.

К ним подскочил капитан Язон.

– Что случилось, Язон?

– Я не знаю, монсеньор! Все было тихо, потом вдруг мы заметили, как с борта фрегата кинулся в воду человек. В него стреляли, я отправил за ним наших лучших пловцов. Сразу же фрегат начал двигаться. Убит часовой на корме «Голдсборо».

– Проклятье! Это ваших рук дело? – Рескатор повернул к Бладу гневное лицо.

– Ваш мавр караулил меня всю ночь, я здесь ни при чем. – Блад, пораженный до глубины души, заставил свой голос звучать спокойно. – Для меня это полная неожиданность. То, что я нахожусь здесь, а не на борту моего корабля, должно бы убедить вас.

– Разберемся.

Двое моряков подняли безвольное тело на палубу, и Рескатор медленно двинулся к ним.

– Язон, поднять паруса! Мы должны настичь фрегат.

Тот прокричал в рупор приказ. Матросы уже взбирались вверх по вантам, корабль поворачивался, устремляясь вслед за «Арабеллой».

Они подошли к раненому, выглядевшему довольно скверно.

– Как ты, Тормини? – обратился к нему Рескатор по-итальянски.

– Ничего, монсеньор... заживет...

– Кто это был?

– Тот капитан, подобранный вами ... возле Бостона...

– Вот как! – Рескатор обернулся к Бладу, который, не зная языка, не понимал, о чем они разговаривали. – Тормини говорит, что это был ваш друг Истерлинг!

– Он такой же мой друг, как и ваш. Полгода назад Истерлинг, рассказывая историю про клад Моргана, пытался заманить меня в ловушку, чтобы завладеть «Арабеллой».

– Так он и вам рассказал эту сказку?

Блад внимательно взглянул на него. По словам Косты, Рескатор прибыл в Карибское море в поисках сокровищ Моргана. Значит, он не нашел их... На всякий случай Блад решил пока ничего не говорить про критянина.

– Меня он пытался завлечь на Панамский перешеек.

– Этот ваш Морган... – пробормотал Рескатор. Ему еще трудно было доверять тому, с кем он недавно сражался, тем не менее он кивнул: - Хорошо. Но он не мог в одиночку управиться с фрегатом! Кто-то из ваших корсаров ему помог.

Эта мысль и Бладу не давала покоя. Неужели его люди пошли на предательство? Он пожал плечами:

- Очевидно, монсеньор.

– Осмотрите Тормини, может быть, вам удастся спасти его.

– Вам надо вернуться в постель, – Блад видел, что на повязке, наложенной им на плечо Рескатора, вновь проступила кровь. – Я помогу раненому, потом приду к вам.

Он напряженно размышлял, что заставило его корсаров встать на сторону Истерлинга, и что будет, если Рескатор вновь захватит «Арабеллу».

Глава 6

Как Истерлинг и надеялся, Питер Блад потерпел поражение в бою с французским авантюристом. Однако упоение торжеством длилось совсем недолго и уступило место разочарованию: раненый Рескатор не расправился с Бладом и его людьми, немедленно перевешав побежденных, а возвратился на свой корабль в сопровождении чертового доктора - это значило, у Блада опять появлялся шанс выпутаться. Нет, воистину этот ублюдок послан самим адом, чтобы бесить его!

В суматохе все забыли о том, что Истерлинг с двумя своими матросами должен покинуть «Голдсборо». Он поспешил укрыться в кубрике, не желая, чтобы Рескатор его заметил, и спрашивал себя, может ли он что-то предпринять в связи с изменившейся ситуацией.

Корабли встали на якорь у Коровьего. Истерлинг вышел на палубу и, готовый взвыть от бессилия, уставился на вожделенный красный фрегат, носящий теперь имя «Арабелла».

Из разговоров с матросами он узнал, что команда заперта в трюмах и что на борту захваченного корабля находятся около трех десятков человек, необходимых, чтобы управлять им и охранять пленников. К ночи часть из них вернулась на «Голдсборо». Истерлинг прикинул число оставшихся и решил, что это его последний шанс и что нужно действовать именно этой ночью: команда была утомлена после боя, а хозяин корабля еще не вспомнил про него. Он заметил, что поздним вечером Питер Блад вновь появился на «Голдсборо». Тем лучше!

Он надеялся, что сумеет найти среди его команды достаточно людей, чтобы справиться с парусами. Вряд ли они жаждут остаться в плену и настолько уж привязаны к своему капитану. Истерлинг уже придумал, с какими словами он обратится к пленникам, полагая, что корсары Блада не могут сильно отличаться от тех головорезов, с которыми ему приходилось иметь дело. Поразмыслив, Истерлинг решил также привлечь последних двух членов своей команды. Было бы почти безумием пытаться провернуть все в одиночку.

Однако несмотря на свои раны, Рескатор мог пуститься за ним в погоню. Нужно было ему помешать. Но как?

Истерлингу пришла в голову идея повредить рулевое управление «Голдсборо». Еще засветло он припрятал пару абордажных топоров, попавшихся ему на глаза. Дождавшись самого глухого, предрассветного часа ночи, он в сопровождении обоих своих пиратов тихо выбрался на палубу. На корме стоял часовой. Сняв сапоги и сжимая в руке длинный испанский нож, Истерлинг тенью скользнул к нему. Часовой упал беззвучно, один из пиратов оттащил его в тень, отбрасываемую фальшбортом.

Вместе с другим корсаром Истерлинг бросился к трапу и через минуту оказался в темном помещении под палубой, где штуртрос соединял штурвал с румпелем. Стараясь производить как можно меньше шума, они торопливо нанесли несколько ударов по едва различимому в темноте толстенному канату. Истерлинг не собирался полностью перерубать его, опасаясь, что такая поломка немедленно обнаружится, и поднимется тревога. Им нужно было время, чтобы пробраться на «Арабеллу». Однако он хотел повредить штуртрос так, чтобы тот лопнул при любом резком повороте штурвала.

На ощупь убедившись, что неповрежденной осталась примерно треть штуртроса, Истерлинг шепотом сказал:

– Хватит, теперь надо спустить шлюпку.

Он поднялся на палубу и огляделся. Все было тихо. Часовой на носу продолжал спокойно стоять на своем посту – значит, поскрипывание корабельных снастей и плеск разыгравшегося к вечеру моря заглушили все звуки. Но в любую минуту кто-то из команды мог выйти на палубу, а потому надо было как можно скорее убираться с корабля.

Все так же тихо они спустили одну из шлюпок на воду и вскоре гребли к «Арабелле».

Находившиеся на ее палубе часовые так же спокойно подпустили шлюпку, отошедшую от «Голдсборо», за что и поплатились своими жизнями. Теперь у пиратов в руках были мушкеты.

На корабле оставались еще несколько матросов с «Голдсборо», но Истерлинг подумал, что расправа не обойдется без шума, поэтому под дулами мушкетов их быстро согнали вниз. Ему пришла в голову жестокая идея поместить пленников вместе и посмотреть, что из этого получится. Матросов втолкнули в твиндек под удивленными взглядами находившихся там людей Блада. Им суждено было удивиться еще больше, когда следом вошел Истерлинг.

– Вижу, что мне здесь не рады. А зря. Я забуду обиды, которые вы мне причинили, –

Истерлинг глянул на Хагторпа и Волверстона, – если вы будете благоразумны и признаете меня своим капитаном.

Он рассчитывал набрать из пленников новую команду, но пираты, в большинстве своем отобранные лично Питером Бладом, отличались от тех, с кем обычно плавал Истерлинг. Преданность своему капитану не была им чуждой. К тому же многие слишком хорошо знали стоящего перед ними человека, поэтому его предложение не вызвало никакого восторга.

– Откуда ты взялся, Истерлинг? – спросил Волверстон. – И где капитан Блад?

– Какая вам разница? Думайте не о нем, а о спасении собственных шкур. Не надеетесь же вы, что этот негодяй Рескатор отпустит вас? Не знаю, почему он сразу не расправился с вами – может, он планирует продать вас в рабство или казнить особо изощренным способом... Меня вам послало само небо, – Истерлинг криво усмехнулся.

Среди моряков с «Голдсборо», слушавших эту пламенную речь, раздались возмущенные возгласы, но тычки дулами мушкетов призвали их к молчанию лучше всяких слов.

– Он прав, – вперед вышел Коста. – Такие, как Рескатор, не щадят никого!

– Костанидос! – протянул Истерлинг. – Какая встреча! Не ожидал... Ты что, тоже не рад мне? У нас были размолвки, но сейчас не время сводить счеты: прежде нам надо унести ноги. Вы слышали, что он сказал? – Он, обрадованный неожиданной поддержкой, повернулся к остальным. – Вы можете не верить мне, но послушайте его!

Пираты заворчали. Практически всех посещали тревожные мысли о том, что их ожидает.

– Мы заключили сделку, и капитан Блад уверен, что Рескатор сдержит слово,– хмуро сказал Ибервиль, который по-прежнему сидел, прислонившись спиной к борту.

– Ха, капитан Блад уверен! Да ни черта он не уверен! Я видел, как он пресмыкается перед этим дьяволом. Возможно, он и спасет свою жизнь, но кто позаботится о ваших?

– Это ложь! – крикнул Хагторп. – Я не верю тебе, продажная тварь! Еще чего захотел, чтобы мы признали тебя капитаном!

Он плюнул под ноги Истерлингу. Тот одарил его многообещающим взглядом и обернулся к остальным корсарам:

– Ну а вы, ребята? Найдутся тут мужчины, а не трусливые курицы? – он кивнул в сторону офицеров Блада.

Хагторп рванулся к нему, не обращая внимания на мушкет одного из пиратов, упершийся ему в грудь. Волверстон с трудом оттащил его. Пираты колебались. Те, которые давно знали Питера Блада, не могли поверить тому, что говорил о нем Истерлинг. Но в новичках он посеял сомнение. Один за другим к нему вышли несколько человек, остальные продолжали хранить угрюмое молчание. Он пересчитал подошедших: дюжина. Это было намного меньше, чем он ожидал, но достаточно, чтобы сняться с якоря.

– Еще кто-нибудь? Нет? Дело ваше. Я не стану настаивать. Коста, пойдем-ка со мной, нам есть о чем поговорить по душам. Пока что, парни, развлекайтесь друг с другом, – Истерлинг махнул рукой в сторону десятка матросов с «Голдсборо». – Мне придется запереть вас, во избежание неприятностей. Возможно, вы одумаетесь. Вам будет достаточно сообщить мне об этом – я великодушен и все равно приму вас в мою команду...

Того, что произошло в следующий момент, никто не ожидал: один из моряков Рескатора, гибкий, смуглый южанин, с силой оттолкнул зазевавшегося конвоира и выскочил за дверь.

Пираты бросились за ним, но тот взлетел по трапу и через мгновение, распластавшись в прыжке, бросился в море.

– Быстрее, парни, по местам, поднять якоря!

Пиратов не надо было подгонять. Истерлинг, схватив мушкет, целился в пловца. Терять было уже нечего: все равно тот поднимет тревогу. Он выстрелил и удовлетворенно крякнул, увидев, как вскинулся плывущий человек и поняв, что зацепил его. На «Голдсборо» все всполошились, но он знал, что корабль, даже выйдя в море, скоро окажется не в состоянии преследовать их.

***

Идея Истерлинга стравить моряков двух команд не привела к ожидаемым результатам. Когда корсары Блада надвинулись на прижавшихся к переборке противников, Ибервиль, некоторое время не сводивший глаз с одного из них, вдруг вскочил на ноги, бросился вперед и воскликнул,:

– Эй, Ле Руа! Неужели это ты, каналья онисская?!

– Ибервиль! Дьявол тебя побери! Мне показалось, что я слышал твой противный голос...

Коренастый моряк шагнул к корсару, и они сжали друг друга в объятии столь крепком, что Волверстон с минуту раздумывал, не приложить ли незнакомца по голове, дабы спасти своего товарища. Ребра Ибервиля, кажется, уже начинали трещать. Но дело не дошло до смертоубийства – вместо этого раздалось чуть ли не всхлипывание:

– Разве тебе не снесло голову ядром, Ле Руа?

– Я вылетел за борт и долго еще цеплялся за обломок нашей бизани, дрейфуя вместе с ним к Сицилии. Когда монсеньор Рескатор подобрал меня, я уже прощался с жизнью...

Случай ли сыграл свою шутку, или это было вмешательством Провидения, но Ибервиль встретил своего друга, с которым плавал недолгое время в Средиземном море перед тем как появиться на Тортуге.

– Рескатор занимается спасением тонущих христиан, да к тому же берет их в свою команду? – спросил Хагторп. Он, как и все присутствующие, скептически смотрел на друга Ибервиля, наслушавшись рассказов мрачного критянина.

– Истерлинг! Мы сняли эту гадину в Бостонской бухте со старого корыта, а он отплатил предательством и гнусной ложью! – гневно ответил тот.

– Так он давно на «Голдсборо»? И наверняка узнал наш корабль еще до начала боя... – задумчиво проговорил Ибервиль.

– Монсеньор – один из самых благородных людей, каких я знаю. Для него все равно, какой ты веры, лишь бы ты годился в дело. Он и сам христианин, если на то пошло, а в его команде есть и мусульмане, и язычники-индейцы, – возмущенно продолжал Ле Руа.

Пираты слушали недоверчиво: слишком неожиданной была сама встреча двух друзей, не говоря уже о словах, прозвучавших в защиту того, кто представлялся им исчадием ада.

– Вы можете верить его словам: это мой друг и я ручаюсь, что он не врет, – заявил Ибервиль.

Корабль между тем двигался, они все больше ощущали качку. А их капитан остался на «Голдсборо»!

– Этот ваш благородный монсеньор вздернет Питера... – с тревогой сказал Волверстон.

– Он не сделает этого, – возразил Ле Руа.

– Ты не можешь этого знать наверняка. – Волверстона нелегко было убедить. – Куда же направился этот ублюдок Истерлинг? И что будем делать, ребята?

***

Когда Питер Блад вернулся в каюту хозяина «Голдсборо», ему показалось, что Рескатор спит, но тот немедленно спросил, не открывая глаз:

– Что Тормини?

– Выживет.

– Хорошо. А Истерлинг? – задав вопрос, Рескатор открыл глаза и в упор посмотрел на Питера.

– «Голдсборо» начинает нагонять «Арабеллу».

Тревожные мысли продолжали терзать Блада. Если Рескатор настигнет корабль, его людям останется только снова вступить с ним в бой. И каков же будет исход такого боя? Рассказы Косты об этом пирате совсем не соответствовали действительности. Блад видел перед собой не жестокое чудовище, а сильного и справедливого человека. Пусть Рескатор и был закован в броню язвительности и суровости, но Блад не забыл, как этой ночью услышал его крик, полный душевной боли...

Команда Рескатора, от капитана Язона до юнги, испытывала по отношению к своему командиру не страх, а преданность и почтение. Можно ли как-то предотвратить кровопролитие? Бладу уже стало ясно, что Коста с одной стороны, а Истерлинг – с другой сыграли роковую роль, превратив их в противников. Не будь этих двоих, дело скорее всего ограничилось бы «мерами предосторожности», как это назвал Рескатор.

Это же было очевидно и для Жоффрея де Пейрака. Он понимал, что Истерлинг, желая мести, попытался как можно сильнее очернить капитана Блада в его глазах, а он вовремя не понял этого, несмотря на всю свою проницательность. Де Пейрак посмотрел в мужественное лицо человека, стоящего перед ним, и встретил его понимающий, но твердый взгляд. Пожалуй, этот пиратский капитан готов сам надеть петлю себе на шею, чтобы разделить судьбу своей команды. Вздохнув, де Пейрак сказал:

– Капитан Блад, я сожалею, что так вышло. Сейчас у меня превосходство в людях. Если ваши корсары сдадутся без боя, я даю слово отпустить вас и дать шлюпки, чтобы вы смогли добраться до Эспаньолы.

– Я не могу обещать вам, что они сделают это, монсеньор.

– Понимаю. Если представится возможность, попробуйте убедить их сложить оружие.

– А если на этот раз удача изменит вам?

Самообладание молодого пирата нравилось Рескатору все больше.

– В своем лице вы дали мне очень ценного заложника.

– Вы преувеличиваете мою значимость. Как вы верно заметили, минимум треть моих людей перешла на сторону Истерлинга.

– Что же, не будем гадать. Положимся на судьбу, иногда это бывает полезно.

Рескатор попытался сесть на своем ложе, и Абдулла, не отлучавшийся от него ни на минуту, немедленно подошел.

– Вам не следует вставать, – Блад вспомнил о своей второй ипостаси.

– Пустяки. Все не так уж и плохо. Вы хороший врач и вряд ли должны были испытывать нехватку пациентов. Как случилось, что вы стали капитаном пиратского корабля?

– Именно благодаря профессии врача я им и стал, – буркнул Блад, которому надоело в который раз отвечать на этот вопрос самым различным людям.

– Уверен, это захватывающая история. Я бы не отказался выслушать ее… в более спокойной обстановке, – сказал Рескатор, поднимаясь на ноги и отстраняя руку мавра.

Он и в самом деле чувствовал себя лучше, хотя голова еще кружилась и плечо продолжало его донимать. Блад помог ему устроить раненую руку в перевязи, сделанной из широкой косынки.

Оказавшись на палубе, де Пейрак увидел «Арабеллу» в нескольких кабельтовых впереди.

Вместе с Бладом они подошли к квартердеку, где был Язон. «Голдсборо» проходил восточную оконечность Иль-а-Ваш, и как только остров перестал закрывать от них Эспаньолу, марсовый закричал, что видит французский военный корабль слева по носу. Наперерез «Арабелле» шел патрульный фрегат с явно недружественными намерениями.

– Черт побери! Еще его нам не хватало, чтобы почувствовать себя полностью счастливыми! – воскликнул Рескатор.

Но до полноты счастья им не хватало того, что произошло в следующий миг: послышался хлопок, и «Голдсборо» тут же повело, разворачивая поперек курса. Паруса захлопали, и стоящий у штурвала матрос завопил, что корабль не слушается руля.

Они увидели, что француз изменил курс и теперь направляется прямо к ним. Рескатор стоял, сдвинув брови. Если фрегат намерен атаковать, то их положение отчаянное. Наверняка его капитан принимает их за пиратов, собирающихся напасть на побережье Эспаньолы. Тогда он просто расстреляет их издали, пользуясь беспомощностью «Голдсборо».

– Язон, убрать паруса. Отдайте приказ канонирам действовать по обстановке, все зависит от дальнобойности наших и его пушек. Пусть целятся лучше, нам важна точность, а не интенсивность огня. Возможно, он отважится на абордаж. Раздайте мушкеты. Выясните, насколько серьезна поломка руля.

– Это ваши соотечественники, – заметил Блад.

– Вот именно. Вам что, не приходилось остерегаться ваших?

Блад увидел, насколько слаженно и быстро исполнялись приказы хозяина «Голдсборо». Не успел Язон в рупор повторить приказ, как все, кто был на палубе, пришли в движение, готовясь оказать отпор без лишней суеты и паники, несмотря на всю трудность и даже катастрофичность ситуации.

Рявкнула носовая пушка фрегата, и ядро подняло фонтан брызг в нескольких десятках ярдов от них.

– Мог бы не предупреждать, и так все ясно, – пробормотал Рескатор.

Подбежал запыхавшийся матрос:

– Монсеньор, обрыв штуртроса, кто-то повредил его. Такую поломку не исправишь за несколько минут.

– Истерлинг! Тем не менее – немедленно приступайте к починке.

С фрегата, разворачивающегося бортом, прогремел залп. Людей на палубе окатило водой, взметнувшейся при падении ядер, но французский капитан несколько поторопился отдать приказ об открытия огня. Залп не достиг цели.

Канониры Рескатора медлили с ответом, ожидая, когда патрульный корабль подойдет ближе. Фрегат вновь поворачивался, готовясь разрядить в них орудия другого борта. На этот раз «Голдсборо», не способный маневрировать, содрогнулся всем корпусом, послышался треск дерева и крики боли. Пушки «Голдсборо» начали отвечать вразнобой: канониры выполняли приказ Рескатора о прицельной стрельбе.

На палубе обреченного корабля раздался вопль ликования, когда фор-стеньга фрегата надломилась и рухнула вниз, обрывая и перепутывая снасти. Но Рескатор мрачно смотрел на противника. Следующий залп будет для них последним – это понимал и стоящий рядом Блад.

– Монсеньор, если дело дойдет до абордажа, я бы хотел иметь в руках хотя бы саблю, – негромко сказал он.

– Для вас было бы лучше не принимать участие в бою. Так вы вернее сохраните себе жизнь.

– Для французов я пират – как и все, кто находится на вашем корабле. Невмешательство ничего не даст.

– Могу заковать вас в кандалы для придания большей достоверности, – хмыкнул Рескатор.

– Благодарю покорно. Скажем, я буду биться за себя, а не за вас, – Блад ответил ему самой любезной своей улыбкой.

– Не думаю, что капитан фрегата пойдет на абордаж. Он предпочтет утопить нас как котят, вот только перезарядит пушки...

– Монсеньор Рескатор! – вскричал вдруг Язон, смотрящий в подзорную трубу вправо. – «Арабелла» возвращается!

Рескатор посмотрел туда же, потом быстро взглянул на Блада:

– Ваш Истерлинг, часом, не является капером на французской службе? Возможно, он решил помочь разделаться с нами.

– Вряд ли кто-то в здравом уме примет такого мерзавца на службу, – ответил Блад, вспоминая, есть ли на «Арабелле» французский флаг.

Ему уже приходилось маскироваться под испанцев, но столкновений с французами еще не было.

Возвращение удравшего было корабля заметили и на французском фрегате. Придя к очевидному выводу, что подвижный противник является более опасным, чем неподвижный, его капитан не произвел очередного залпа по «Голдсборо», а начал разворачиваться к «Арабелле», не зная, чего ожидать, и готовясь к отражению возможного нападения.

Действительно, обе ее носовые пушки выплюнули по облачку дыма, но, к изумлению людей на корабле Рескатора, ядра шлепнулись в воду не рядом с ним, а недалеко от француза. Канониры «Голдсборо» добавили переполоха на борту последнего, воспользовавшись замешательством противника для того чтобы перезарядить свои пушки.

Видимо, этого оказалось достаточно для французского капитана. У него и так уже были серьезные проблемы с фок-мачтой – не считая других, более мелких повреждений. Он не пожелал оказаться между двух огней и решил удалиться с места боя.

Блад до рези в глазах всматривался в свой корабль, медленно идущий к ним. Почему Истерлинг вернулся, а главное, обстрелял фрегат? Неужели он решил отпугнуть француза для того, чтобы атаковать их? Получается, что вся команда «Арабеллы» поддержала его...

Похожие мысли пришли в голову и Рескатору.

– Вот Судьба и вмешалась, капитан Блад. Пусть «Голдсборо» находится в бедственном положении, но мы дорого продадим наши жизни.

– Я не сомневаюсь в вашей храбрости и не меньше вашего сожалею, что стечение обстоятельств привело к противостоянию между нами. Погодите стрелять, монсеньор. Вы обещали дать мне возможность убедить мою команду не вступать в бой.

– Ситуация изменилась, теперь козыри у ваших людей.

– Пусть судьба лишила вас преимуществ, я не хочу допустить нового сражения.

В синих глазах Блада вспыхнула отчаянная решимость.

– И как вы собираетесь сделать это? – скептически осведомился Рескатор.

– Я поднимусь на ванты, чтобы меня было хорошо видно, и попытаюсь обратиться к своим людям. Если Истерлинг задурил им головы, сказав, что вы, к примеру, меня повесили, это могло бы оказать действие...

– Это огромный риск. Один выстрел того же Истерлинга – и с вами будет покончено. – Во взгляде Рескатора на миг появилось уважение и одобрение. – Язон, передайте канонирам, пусть будут в полной готовности, но огня пока не открывать.

Язон, посмотрев на безрассудного пирата со смесью недоверия и чем-то, тоже похожим на уважение, поспешил передать распоряжение Рескатора.

– И все-таки попробовать стоит, – упрямо заявил Блад. Измотанный сильнейшим нервным и физическим напряжением последних суток, он был почти рад пойти на этот риск.

– Наденьте хотя бы кирасу.

– Мои люди не должны видеть, что я опасаюсь их.

Не желая дальше спорить, он сбежал с квартердека и легко взобрался на грот-ванты.

«Арабелла» была уже близко. Ее пушки молчали, и это давало Питеру Бладу надежду.