Он кинулся за людьми, со страхом оглядывая по-зимнему укутанный лапник. Троица двигалась так споро, что он догнал приотставшего Ивана, крайнего в цепочке, у самого частокола, за которым виднелась гнилая крыша; теперь она, как стеганым одеялом, была покрыта толстым слоем снега. Безмолвие окружало дом, точно прозрачный чехол; мужчины придвинулись.
- Их две, две ведьмы, - шепнул Аладьев на ухо попу. Глаза его расширились. – Рыжая и черная… - он споткнулся, глядя на двух Иванов.
- Нету двух ведьм, – не спуская глаз с избушки, отозвался священник. – Она в разных обличиях представляется: то девушкой, то старухой. А ее выкормыш – не то собака, не то кот. Паука, говоришь, видел? Возможно. Это оборотень, дьяволово семя. Ведьма раз в жизни его порождает, совокупившись на Майской горе с дьяволом. Цветок, говоришь? – он странно посмотрел на Аладьева. – Не было никакого цветка. Это всего лишь твои желания.
- Но я… - начал Аладьев и остановился.
Он представил себе текучий свет, алым подсветивший руку, и зажмурился.
- Идем! – вскинулся поп, словно что-то увидев в доме, и двумя руками вытянул железный крест.
Иваны двинулись следом; чернявый взмахнул факелом и щедрым движением швырнул на снег соль. На белом, нетоптанном появились проталины, земля оголялась, словно бежал ручейком бикфордов шнур. Рыжий поднял вилы:
- А ну, давай ведьму сюда! Сейчас опробуем на вкус ее… - он грязно выругался.
Батюшка резко обернулся:
- Сплюнь! Каждое дурное слово здесь превращается в камень!
Невольно они огляделись: всюду торчали полузанесенные валуны. Ванек нехотя плюнул в сторону, слюна прошипела, пробуравила снег, а оттуда ловко и быстро вывинтился грибок – серый булыжник, - на глазах у изумленных людей начал раздуваться, расти… Ванек отступал, пока не оступился о другой камень; потеряв равновесие, он качнул руками, и то ли мелькнуло, то ли Аладьеву почудилось, но под ногами у рыжего лопнул маленький пузырек: под подошвы вкатился еще один – черный – булыжник. Упал Ванек резко, словно из-под него выдернули табурет; валун с хрустом проломил ему череп. Рыжие пряди зашевелились, по гладкому каменному боку булыжника побежала кровь, стекла в снег, удивительно ловко огибая валуны, заструилась к людям.
- Вот те на, - выдохнул чернявый Иван и опустил факел.
Рыжий висел на камне, остекленело таращился в небо - здесь, на поляне, сизое от снеговых туч. Куртка разъехалась, и заношенную футболку на груди прорвал росток, вытянулся, зазеленел, выпустил розетку жирных, похожих на лопухи, листьев.
- Мандрагора, - мрачно проговорил поп. – Из сердца покойника лезет. Смотри!
Из розетки, из самой середины, выползли лиловатые колокольца, зазмеился трупный смрад. Аладьев учуял знакомый запах, закашлялся. Чернявый Иван бросил ему рюкзак, вывернул из рук мертвеца вилы. Стянул с убитого обувь, кинул Аладьеву. Тот забил руками и ногами, надевай, прикрикнул чернявый, ему уже не надобно… Из левого голенища выполз большой бледный червь, Аладьев содрогнулся от омерзения, откинул обувь. Однако ноги едва слушались, он пошевелил ступнями и не почувствовал их; он долго тряс сапоги, наконец размотал шарфы и втиснулся в обувь, но ему все казалось, что в голенищах шныряет какая-то мерзкая дрянь, и сквозь пальцы прорастает склизкое…
Поп шевелил губами, читал над мертвецом молитвы, лицо его было спокойно, торжественно. Перекрестил распятием, повернулся к частоколу, широко зашагал к воротам, отмахивая рукой. Чернявый бежал следом; за ним брел, придавленный к земле, еле живой Аладьев, брел и оглядывался на труп, на выгнутое, еще теплое человеческое тело, подъедаемое бесовским цветком.
Встали напротив крыльца. Было тихо. Дом молчал, только, казалось, поскрипывал сухой снег на гнилой крыше, да пошевеливались, цепляясь когтями, вороньи лапы по углам фундамента. Священник кивнул, Иван вынул из нагрудного кармана свечи – целую связку тоненьких восковых свечей, - поджег от факела и воткнул в снег каждую, окружив дом кольцом огня. Одну свечу он прикрутил к факелу. Священник стоял, по-прежнему выставив вперед распятие, Иван угрожающе нацелил вилы, шрамы на его лице побелели.
Как ни ждали ее мужчины, ведьма появилась внезапно для всех троих.