Бухта Орвотт, юго-восток Альби

Попетляв между зарослей, тропинка свернула к рыжим орвоттским дюнам. Осел остановился, потянул морду к багрянке, стелющейся по песчаному склону, и рванул зубами изогнутые мелколистные ветки.

- Да иди же, Той, ненасытная твоя утроба! - Линн вытянула его хворостиной.

За дюнами шумело море и орали чайки. Она прислушалась - уж больно громко да сварливо орали. Вчера шторм был, выбросило чего на берег? Сюда течением много чего приносит, чаще, конечно, падаль навроде дохлого дельфина, но случается и годное найти.

Она посмотрела на солнце, уже высоко поднявшееся над пиками Восточного Рубежа. Наверняка, падаль, оттого и грай стоит. И до храма далеко. Вик осерчает да прибьет, ежели проваландается, поди-ка, на стены от боли лезет, эк скрутило... Однажды его два дня мотало по зимнему морю, за мачту цеплялся, уже, сказывал, Предел как есть узрел, да смилостивился Странник. Но застудился, вот и мается с тех пор, под ненастье особенно.

Однако любопытство пересилило, Линн потянула за повод Тоя, который, воспользовавшись заминкой, снова остановился и обгладывал чахлый тамариск. Поддав ослу по бокам пятками, она повернула животное в сторону моря.

Ноги Тоя увязали в песке, и всем своим видом он выражал крайнее несогласие с решением хозяйки отклониться от привычного ему пути, однако Линн безжалостно подгоняла его хворостиной. Она поднялась на гребень и обомлела. На отмели лежала разбитая штормом галера. Лишившийся палубных надстроек и мачт корабль сильно кренился на правый борт. Берег устилали обломки снастей, в полосе прибоя плясала пара бочонков. Порыв ветра принес зловоние разлагающейся плоти. Линн, сдернув с головы платок, прижала его ко рту, разглядев на палубе скрюченные тела гребцов.

Даже после смерти они не обрели свободы, так и остались прикованными. Чайки с визгливыми воплями вились над кораблем, садились на борта и перескакивали на погибших, примеряясь к ним клювами. А ведь не шторм погубил корабль, и дыры в бортах оставили не море и камни... Пираты! Сахрейнцы, не иначе. Первым побуждением Линн было броситься назад. Она заозиралась, будто наводящие ужас на все побережья разбойники могли вот-вот вырваться из-за дюн, потом одернула себя. Странник ведает, откуда в Орвотт принесло галеру. Птицы без опаски расклевывают тела, живых не осталось. Мертвецы-то ей ничего худого не сделают. И о галере никто еще не знает, иначе бы стражу выставили. Так что она спустится и посмотрит, нет ли чего стоящего. Чего пиратам без надобности — ей пригодится. Тут каждый куст знаком, есть, где припрятать. Ничего, потерпит Вик. А потом уже можно и в храм, дальше пусть Светлый Альтансир решает, кому весть слать.

Таласса

«... флот Галеи пополнился кораблями, а в портах Брейтца, Дуаренна и Боннена возводятся дополнительные укрепления. Что же касается Эрминаля, то посол еще раз подтвердил: император Вальтер будет и в дальнейшем придерживаться сугубого нейтралитета по отношению как к Галее, так и другим к государствам Орнея, однако, как мне стало известно, при эрминальском дворе любезно принимают маркиза Лефанта...»

В дверь кабинета негромко постучали и Эрнан, нахмурившись, поднял голову от полученного с тайной почтой письма Харольда Эйрландского.

- Что там у тебе, Труве? - недовольно спросил он.

- Месьер! - на лице вошедшего секретаря читалось сдерживаемое волнение пополам с растерянностью. В руках он держал прямоугольный предмет, завернутый в мешковину. - Боюсь, у меня плохие новости. Прискакал гонец. В бухте Орвотт позавчера обнаружили галеру дука Конти, выброшенную на берег. Она подверглась нападению пиратов...

Эрнан, пытаясь осознать услышанное, выпрямился в кресле и отрывисто спросил:

- Сведения точны?

- Да, ваша светлость. На галере найдены бумаги дона Винченцо, - Труве подошел к столру и развернул мешковину, демонстрируя портфель из черного сафьяна, покоробленный и покрытый белесыми разводами от пребывания в морской воде. На с золотой застежке пламенели рубиновые лепестки герба Конти. - И вот письмо Светлого Альтансира, жреца Орвоттской обители.

Принчепс, взяв письмо, сломал печать с изображением ордена Пастыря и пробежал глазами первые строчки с пространными извинениями о причиненных неудобствах, спеша добраться до сути. Дук и его дочь среди мертвых не обнаружены. Это ничего не значит, пираты могли расправиться с ними и выбросить тела в море, но скорее всего — взяли в плен. Эрнан отложил письмо и потер виски указательными пальцами. Дон Винченцо был симпатичен ему как умелый правитель, держащий слово, а если подумать о доне Ларе... Но сожаление быстро уступило место тревоге. Пираты напали отнюдь не на купца или рыбака, да еще в такой близи к Альби! Такого не случалось уже давно. Владыки Орнея — и он не исключение, закрывали глаза на мелкий разбой, считая сахрейнских разбойников трусливыми и слабыми врагами, и слишком полагались на либеросов Танкреда. Дук Джинеры стал жертвой этой самоуверенности, не удосужившись позаботиться о надежном сопровождении своего корабля. Что дальше? Если он жив, то пираты потребуют выкуп. А если нет, как знать, удастся ли заключить союз с новым правителем. Но на выяснение уйдут седмицы... И от солнцеликого эмира, погрязшего в чувственных удовольствиях, вряд ли можно добиться внятного содействия. Неопределенность раздражала донельзя, учитывая послание короля Харальда, и то, что обещанного займа Альби еще не получила.

- Я должен сообщить горестные вести полковнику Оденару, - после долго молчания сказал Эрнан выжидательно наклонившемуся Труве. - Ведь дона Лара была его невестой. Пошли записку ему и адмиралу Делакуру.

- Вы желаете принять их одновременно?

- Нет... Начну с разговора со сьером Оденаром. Думаю, получасия нам будет достаточно.

***

Стоя перед картой Орнея, принчепс напряженно размышлял. Красные отметки, обозначающие новые галейские гарнизоны, появившиеся вдоль границы с Альби, - будто флажки загонщиков, обложивших зверя. Император Вальтер вполне вероятно затеял свою игру. Если Странник будет к ним неблагосклонен и следы дука Конти затеряются в песках Сахрейна, с кем еще возможно пойти на переговоры? Правящая династия Ибера тесно связана родственными узами с галейской, а король Анэстас не отличается решительностью...

В приемной заспорили, и Эрнан, услышав пронзительный голос жены, поморщился: Труве вряд ли остановит Магдалу. Двери распахнулись.

- Эрнан!

Принчепс обернулся и спокойно произнес:

- Да, моя дорогая?

Жена, не утратившая с годами порывистости движений, стремительно шла к нему. В дверном проеме маячил смущенный секретарь.

- Разве вы забыли о том, что сегодня на обед приглашены граф Моруа с супругой? Они уже прибыли и ожидают вас в голубой гостиной.

Эрнан досадливо прикусил губу. Менее всего сейчас ему бы хотелось расточать любезности галейскому посланнику, да еще в приватной обстановке. После утренних неприятных известий он действительно забыл о встрече с Моруа. А по церемониалу все грозит затянуться до вечернего гонга.

- Кое-что произошло, и я пока не готов встретиться с месьером графом.

Рот Магдалы округлился, в карих глазах сверкнул гнев:

- Весьма недружественный жест! Не только его сиятельство, но и король Лодо воспримет это как оскорбление!

Принчепс пожал плечами:

- Жест не более недружественный и оскорбительный, чем недавнее участие подданных его величества в разбойничьей вылазке в Альто-Альби. Магдала, полагаюсь на вашу находчивость и остроумие. Придумайте что-нибудь.

- Но что?!

- Воспаление седалищного нерва. Несвежие устрицы на завтрак, - сухо сказал Эрнан, начиная раздражаться. - Вы сумеете занять беседой графа и его супругу, а совместный обед состоится в другой день. Когда мне станет лучше, разумеется.

Оставив жену с гневом смотреть ему вслед, он быстро вышел из кабинета и бросил Труве:

- Я буду ждать месьеров Оденара и Делакура во внутреннем дворике. Пусть накроют стол на три персоны в беседке и попадут легкие закуски.

Эрнан прошелся взад и вперед по дорожке меж апельсиновых деревцев, в изумрудной листве которых наливались золотистым цветом плоды. Полдень, несмотря на осень, выдался знойным, принчепс не по этикету расстегнул камзол из плотного лилового атласа и вздохнул, стремясь привести мысли в порядок.

За его спиной заскрипел гравий под чьими-то ногами.

- Месьер, вы желали меня видеть?

Эрнан повернул голову: со стороны восточного крыла дворца, где располагался кабинет, к нему шел Оденар.

- Приветствую, Раймон. Пойдем, - он указал на круглую беседку с трельяжем*, увитым плющем и жасмином, расположенную в дальнем углу двора. - Там можно поговорить без помех.

Оденар кивнул. Срочность, с которой его вызвали, и Труве, со скорбно поджатым ртом, проводивший в святая святых – «дворик для размышлений», говорили о серьезности случившегося, однако сьер Эрнан хранил молчание, и он тоже решил воздержаться от расспросов. Стол был накрыт для троих, слуги позвякивали приборами, заканчивая сервировку. На блюде горкой высились маринованные в пряном соусе мидии, королевские креветки и кальмары, рядом, на резной дощечке лежали головки сыра и хлеб, порезанный ломтями. Слуга отодвинул стулья с высокой спинкой, другой наполнил кубки вином светло-соломенного цвета, после чего слуги, поклонившись, ушли прочь. Принчепс сел и приглашающе махнул Оденару рукой.

- Вы ожидаете кого-то еще, сьер Эрнан? – садясь напротив, спросил Раймон.

- Адмирала Делакура. Но он придет позже. А мы пока воздадим должное искусству мэтра Дижона.

Дары моря, которые повар принчепса готовил по особым и весьма секретным рецептам, отличались превосходим вкусом, однако Оденар заметил, что сьер Эрнан почти не притронулся к еде. Осушив кубок, он взял кусок хлеба и принялся задумчиво крошить его на тарелку.

- У меня дурные новости, Раймон, - наконец сказал он. - И дело касается как общей политической ситуации вокруг Альби, так и тебя лично. На галеру дука Конти напали пираты, и что особенно заслуживает внимание — поблизости от наших берегов. Штормом ее выбросило на берег.

Изумление и неверие вперемешку со смутным сожалением охватили Оденара.

- Тел дука и его дочери не нашли, но...

- Но точно ли дон Винченцо и дона Лара были на борту? - спросил Оденар севшим голосом.

- Я тоже не хотел верить, но гонец привез портфель с документами. Бумага пострадала от воды, однако письма написаны рукой дука, я узнал почерк, - принчепс вздохнул. - К тому же, они должны были уже прибыть в Талассу.

- Мне жаль... - пробормотал Оденар.

— Уверен, они в плену, а сахрейнцы обычно отпускают знатных пленников за выкуп. Я распорядился направить протест Эль-Аяту, однако, все это может затянуться надолго, даже при самом благоприятном исходе для Конти... Но вот что. Знаю, тебя не радовал предстоящий брак, хотя мне были не вполне понятны причины, — принчепс вздохнул, и взмахнул кистью руки, будто предупреждая слова возражения. — Не важно. Учитывая произошедшее, полагаю, ты вправе отказаться. Дон Винченцо трезво смотрит на жизнь и достаточно прагматичен, чтобы не настаивать на этом условии к договору.

Раймон на мгновение прикрыл глаза, думая о девушке, о которой ничего не знал, кроме того, что она красива и воспитана в строгости. Лучшая доля для обремененного многими заботами мужчины. Какие жестокие гнусности она сейчас претерпевает? Или ее душа уже прошла по Звездному мосту?

— Не буду скрывать, женитьба на доне Ларе не являлась предметом моих мечтаний, — спокойно произнес он. — Но о судьбе ее и дона Винценцо пока ничего не известно. Я положусь на волю Странника и его милость и не буду решать преждевременно.

Сьер Эрнан внимательно посмотрел на него:

— Иногда ты изумляешь меня. Но я понимаю тебя. Вернее — надеюсь на то.

- Несчастье с доном Винченцо наверняка скажется на ваших договоренностях с этррури, - негромко проговорил Оденар.

— Увы. А нам нужны союзники, — принчепс помолчал, скатывая шарик из хлебного мякиша. — И сам факт нападения. Необходимо уделить больше внимание патрулированию побережья и охране караванов. Нужны новые корабли — и средства на их постройку. С договоренностями, заключенными с Джинерой, пока ничего не ясно, и возможно, все разрешится благополучно. Но когда? Готовиться надо к худшему. Вопросы патрулирования мы обсудим с сьером адмиралом. Но, как понимаешь, я не могу решать все самолично. Придется созывать совет Равных. И бездарно тратить время, выслушивая некоторых весьма почтенных месьеров, но несколько утративших... представления о реальности. И убеждать, и льстить... — он вдруг скупо усмехнулся: — А тебе — тебе я предлагаю отправиться в отпуск.

— В такой момент? - удивился Оденар.

— Да, Раймон. Пусть это будет запоздалый отпуск для восстановления сил поле ранения и в связи с личными невзгодами. За седмицу все равно ничего не изменится. Но только не в Карду. Поезжай в Кану или Талон или еще какой заповедный край. И — забудь обо всем на эти дни. Потом может долго не представиться такой возможности.

Во дворе дома Оденара встретил возбужденно размахивающий руками мейстер увеселений.

- Сьер Оденар! Этот глупец Боше все перепутал! Я заказал у него шестьдесят локтей шелка цвета бланжэ**, для украшения пиршественного зала, а он доставил бле-д-амур***! А этот цвет не сочетается с оттенком роз, уже не говоря о том, что не подходит сиятельной доне Ларе, ведь по описанию она яркая шатенка!

До сознания Оденара не сразу дошло, о чем толкует невысокий и полнотелый мейстер, чуть не подпрыгивающий на месте от гнева.

- Я вернул ткань обратно, но вот беда — на складе у Боше не найдется и десяти локтей шелка нужного цвета! - продолжал тараторить тот. - Послал записку с вашим Волчонком к другому торговцу, но мы можем не успеть, и что прикажите делать? Можно попробовать...

Встряхнув головой, Оденар прервал поток словоизлияния:

- Постойте, мейстр Журбен. Ничего делать не надо.

- Как это? - воззрился на него Журбен.

- Свадьба отменяется.

Толстяк замер с воздетыми руками и просипел:

- Совсем? О, простите за несдержанность, сьер Оденар...

- Или переносится на неопределенный срок.

От ворот спешил запыхавшийся Уно:

- Господин Ленуар передает нижайший поклон и глубочайшие извинения, но не раньше будущей седмицы! - выпалил он затверженную фразу, затем, спохватившись, принял чинный вид и поклонился. - Сьер Оденар. Господин Журбен.

- Ничего не надо, Уно, - механически повторил Раймон.

Глядя на ошарашенные лица обоих, он удивлялся и царившему в его собственных мыслях сумбуру. Было бы лицемерием говорить, что он глубоко горюет о доне Лары, хотя ее судьба не могла не вызывать печали. Однако, есть о чем поразмышлять. Он не желал брака — и теперь мог бы считать себя свободным от данного обещания. Но прагматичность слов сьера Эрнана нехорошо царапнула душу. В одном тот прав — несколько дней отпуска ему не помешают.

- Уно, Стерен и Линье тебя хорошо обучили? С коня не свалишься? Завтра я еду в Талон, будешь сопровождать меня.

_______________________________________________________________________

* (здесь)деревянная решётка, покрытая вьющимися растениями

** кремовый

*** голубовато-серый

_______________________________________________________________________

***

Шторм задержал отплытие, но в последующие два дня ветер оставался неизменно благоприятным, и в Талассу «Этансель» пришла ранним и по-осеннему прохладным утром на третий. Ларе хотелось взглянуть на конечный пункт полного опасностей и горестей путешествия, и она ушла на нос шебеки. Отец, вопреки ожиданиям, не стал призвать к соблюдению благопристойности, а последовал за ней.

Кутаясь в шаль, она смотрела на медленно надвигающийся город, окутанный сиреневой дымкой. В небо горделиво возносились его знаменитые башни, и в огромной - даже большей, чем в Джинере, - гавани покачивался целый лес корабельных мачт. Ларе не верилось, что все завершилось. Завершилось ли? Страшные картины жестоких сражений и гибели людей продолжали стоять перед ее мысленным взором. Она узнала, что такое смерть, когда увидела на погребальном ложе мать, застывшую в мраморной красоте и впервые не отвечающую на ее призывы и плач. Но тогда, где-то в глубине еще детского сознания, Лара понимала, что та обрела покой. Иное дело - люди, умиравшие вокруг нее в эти дни; их лица, искаженные ненавистью или мукой, и - искры, гаснущие в ночном море... Можно ли надеяться, что гневные души погибших за Пределом тоже ждет покой?

Перед отплытием она еще раз проведала Мануэлу. Девушка так и не пришла в себя: испуганно озиралась по сторонам, перебирая пальцами ткань одеяла, и только в присутствии Орсалы затихала. Скрепя сердце, Лара оставила ее на острове, на попечении лекаря, уступая его просьбе и заверениям капитана Фальго, что в Рагасте Мануэлу перепоручат заботам Сестер Странника.

Поразительно, что ввалившийся в капитанскую каюту человек оказался искусным и сострадательным врачом, ведь в первый миг Лара необыкновенно остро ощутила его ненависть и жажду убивать. Впрочем, Орсала держался почтительно, и она решила, что все дело - в безумии, охватывающем людей в пылу боя.

Она зябко передернула плечами. Как встретит ее, побывавшую в руках пиратов, будущий супруг? Правитель Альби и его двор? Об этом не думалось в первые дни после освобождения, но затем мысль о позорном плене все чаще приходила в голову. На лице отца ничего нельзя было прочесть, но Лара догадывалась, что и ему далеко до безмятежности. Она оглянулась на шкафут и увидела капитана Фальго — вооруженного и в кирасе, собранного, как перед новым сражением, и тревога вновь кольнула ее изнутри. Он негромко отдавал распоряжения своему помощнику, затем заметил пассажиров и поклонился:

- Доброе утро — и надеюсь что все дурное позади, и это утро будет действительности добрым.

Отец кивнул в ответ, Лара потупилась. К своим стыду и негодованию, в эти дни она обнаружила, что ей слишком нравится смотреть на капитана, и стремилась избегать общения.

- Вам следует спустится в трюм. Для вашей же безопасности.

- Вы думаете, что нам может что-то угрожать? Здесь? - вырвалось у Лары прежде, чем отец успел что-то сказать.

- Не думаю, ведь штандарт либероса известен во всех государствах Срединного моря.

Лара невольно взглянула вверх, где на фок-мачте развевался узкий бело-голубой флаг.

- Но нельзя исключать человеческой глупости... или подлости, — продолжал Фальго.

- Согласен с вами, капитан, - поддержал его отец. - Лара, спустись вниз, я приду позже.

Ей захотелось возразить, но она понимала, что перечить не стоит. Опустив голову, она пошла в сторону ведущего в трюм трапа.

Арно проводил ее взглядом и взглянул на невозмутимого дука.

- А вы, дон Винченцо?

- Успеется. Я подготовил вексель, - Конти протянул ему плотный конверт, - И письмо банкиру Скьяветти, он представляет финансовые интересы дуков Джинеры здесь, в Талассе. Груз останется в трюмах вашего корабля, пока вы не получите деньги. Вас устраивают такие условия?

- Вполне. Хотя я верю вам на слово.

- Пусть и у ваших людей не остается сомнений. Поднимите мой штандарт. Не думаю, что командующие флотом Альби не знают него. И помните — я сдержу и другие свои обещания, сьер Фальго.

Из форта, расположенного на узком мысу и защищающего вход в гавань, донесся пушечный выстрел. Белое облачко дыма поплыло в их сторону

Конти вскинул голову, однако Арно спокойно сказал:

- Холостой, - и затем скомандовал: - Ниградо, ответить на приветствие. И поднять штандарт дука Джинеры.

***

- …Поскольку милость Странника безмерна, следует ожидать нам известий из Джинеры, и ожидаючи, не торопиться идти по стезе, что привести может к гиблую трясину. Считаю нападение на галеру дука Конти трагической случайностью и предлагаю послать петицию эмиру сахрейснкому, дабы неповадно татям посягять было...

Граф Риардо, маршал Запада, говорил получасие*. Или больше. Но принчепс, не выказывая ни малейшего нетерпения, выслушивая многословную и витиеватую речь графа, который выступал против усиления флота. Эрнан ожидал большей поддержки со стороны военной знати, однако и сьер Люмаж, маршал Севера, приближающийся по возрасту к разменявшему седьмой десяток главе дома Риардо, внимал тому со всем вниманием и время от времени кивал. А вот маршал Востока, молодой граф Оверне, раздраженно барабанил пальцами по столешнице. Принчепс подумал, что на месте маршала Запада желал бы видеть совсем другого человека, и даже знал — кого, но многочисленный род Риардо, «старая знать», был весьма влиятельным и действовать следовало осторожно.

Лучи солнца медленно перемещались по бордовым портьерам и полу из белого мрамора. Два цвета. «Служение и Честь. И нет ничего выше» - так говорила древняя присяга. Овальный дубовый стол и одиннадцать простых стульев, дабы не ублажать черезмерным удобством тело в ущерб разуму. Обстановка зала Равных отличалась традиционной аскетичностью, и прежде надлежало являться на совет в самых простых одеждах. Теперь же в солнечном свете вспыхивали золотое шитье и драгоценные камни. Жил ли еще дух Посланца Звезд в помыслах собравшихся?

Эрнан исподволь разглядывал лица остальных семи аристократов. Согласие, вежливая скука или недоумение пополам с недовольством — даже малейшие оттенки эмоций были внятны ему. Оверне, как главы еще трех домов, явно на его стороне. К сожалению, адмиралу Делакуру недостало родовитости, чтобы войти в совет Равных. Голос его самого приравнивался к двум, получалось шесть «за» и пять «против»... Для того, чтобы решение было принято, необходимо по крайней мере семь голосов. Значит, придется обрабатывать тех, кто колеблется. Своей властью он отложит голосование, а завтра переговорит с каждым. Возможно, стоит обратится к магистру Вальену, дабы наставил кое-кого на путь истинный. Эрнан с горечью подумал, что вряд ли найдет понимание у старшего сына: Фабиана интересуют только охота и женщины. Вчера Магдала сетовала, что невестка, не в силах терпеть постоянные измены Фабиана, собирается вместе с детьми вернуться во владения свого отца. Только этих осложнений не хватало! Он должен серьезно поговорить с сыном...

- И напомню высокому собранию, что содержание флота уже обходится казне в кругленькую сумму, а строительство кораблей означает новые налоги и подати. Да и зачем, если иберийские владыки издревле готовы прийти на помощь Альби, как и заповедано нам Великим договором? И король Анэстас свято чтит его... - граф Риардо закашлялся и отпил из стоящего перед ним бокала.

«Король Анэстас чтит лишь свои интересы!» - едва не вырвалось у Эрнана. Однако он подавил гнев и, поднявшись со своего места, заговорил:

- Все мы слушали с должным вниманием и почтением речь графа Риардо. Ничуть не сомневаясь в его мудрости и опыте, также позволю себе напомнить благородным месьерам, что сахрейнские «акулы» с каждым годом все ближе подбираются к берегам Альби. Но многим удобнее того не замечать. Нападение на галеру дука Конти вовсе не случайность. А наш устаревший и полусгнивший флот не в силах противостоять им. Великий договор когда-то сплотил народы, но прошли века, и что же осталось от орнейского союза? Уже давно все владыки блюдут свою выгоду. Захват Ноорна тому пример. Высокому собранию ведомы настроения при галейском дворе. Особенно достопочтенному маршалу Запада. Ведь так, сьер Бодуэн? – Эрнан посмотрел в упор на Риардо: - Сколько раз за последние седмицы к вам поступали донесения о вылазках со стороны Ветанга?

Граф встрепенулся и проскрипел:

- Стоит ли предавать такое значение обычным пиррейским разбойникам, которые от века были и будут до скончания времен?

- Разбойники, вооруженные новыми мушкетами, - парировал принчепс, – среди которых половина – переодетые галейцы!

На впалых щеках Риардо проступили неровные пятна гневного румянца, однако Эрнан не дал ему возможность сказать что-то еще:

- Пришло время для новых союзов. Поэтому, опираясь на ваше согласие, месьеры, я заключил новый двусторонний договор с Джинерой, и надеюсь, что этррури не откажутся от него, несмотря на печальные обстоятельства. Однако плох тот правитель, что в лихую годину уповает на помощь других, а не на собственные силы. Если в казне недостаточно денег, то я жертвую личные средства на постройку военного корабля. И предлагаю за основу взять опыт мастеров полуночных стран. И - возможно, кто-то последует моему примеру, - среди аристократов поднялся ропот, они переглядывались, пожимали плечами. Но в глазах Оверне принчепс видел одобрение. Как и в глазах тех, кого уже определил себе в союзники. Добрый знак! Шум нарастал и Эрнан возвысил голос: - Не стоит решать немедленно, ибо вопрос требует осмысления. Черед три дня я вновь соберу вас. Да будет со всеми нами милость Странника. Объявляю окончание совета.

Взяв маленький бронзовый гонг, лежащий перед ним на столе, принчепс ударил в него. Как только замер протяжный звон, гвардейцы, стоящие в почетном карауле снаружи зала, распахнули двери.

В зал вбежал Труве. Привлеченные необычным поведением бесконечно невозмутимого и сдержанного секретаря, члены совета Равных, которые уже поднялись со своих мест и направлялись к выходу, замедляли шаги и оборачивались. Труве бросился к принчепсу и проговорил срывающимся голосом:

- Срочное и важное известие! Дук Конти прибыл в Талассу!

- Но... Как такое возможно?! - воскликнул Эрнан, не смея верить.

Радость, облегчение, страх, что это может оказаться ошибкой — нахлынувшие чувства были насколько сильны, что вызывали физическую боль. Секретарь протянул сложенный вчетверо листок. Принчепс развернул его но от волнения строчки прыгали перед глазами, однако одно он смог уловить: короткое послание, без сомнения, было написано доном Винченцо. Он вздохнул и прижал руку к груди.

- Только что в приемную прибыл капитан порта, - начал сбивчиво рассказывать секретарь: - В гавани бросила якорь шебека либероса Фальго. Она шла под штандартом дука Джинеры, и на ее борту действительно оказались дон Винченцо с дочерью. В подтверждение он написал вам записку...

- Погоди, Труве. Месьеры! - обратился Эрнан к остолбеневшим аристократам. - Новости, впервые за долгое время, хорошие. И я вижу в этом знак милости Посланца Звезд. Сейчас я отправлюсь в гавань, чтобы лично поприветствовать дона Винченцо. И, надеюсь ни у кого не вызовет протеста, если он будет присутствовать в качестве гостя на следующем совете.

***

Пушечный выстрел заставил Лару вздрогнуть, однако никаких приготовлений к бою она не видела, и поняла, что их приветствуют — по-видимому, флаг либеросов и в самом деле был знаком альбийцам. А ведь она ни разу не замечала в порту Джинеры таких флагов. Пожалуй, стоит спросить у отца - почему. Лара окинула взглядом полутемный трюм. Задумавшись, она утратила счет времени. Никто не собирается на них нападать, так не подняться ли на палубу?

Отец так и стоял на носу, спиной к ней. Огромные парусы были частично убраны, и «Этансель» замедляла ход. Одна из пушек большого трехмачтового корабля, мимо которого они проходили, выстрелила, также салютуя им, с шебеки ответили. Удивленная такой торжественностью, Лара огляделась и заметила, что к бело-голубому полотнищу либеросов добавился штандарт Конти на грот-мачте. Странно, что отец сразу не велел поднять свой флаг...

- Мои опасения были напрасны. - раздался рядом с ней звучный голос капитана. - И к имени причепса Эрнана не зря добавили прозвище Справедливый.

Оказывается, он подошел к ней, а она не услышала шагов. Борясь со смущением, Лара отважилась взглянуть ему в лицо.

- А что символизируют цвета вашего флага?

- Голубой — цвет моря и доблести. А белый — свобода.

- Но ведь флаг коэртского владыки Танкреда выглядит иначе?

- Вы правы, однако храбрецы, сражающиеся против сахрейнских разбойников, существовали издревле. Лишь в последнее столетие сиды Коэрта обуздали стихийную силу и задали ей... верное направление.

- Благодарю капитан, за любезное разъяснение.

Теплая улыбка появилась на его губах, однако в синих глазах девушка уловила тень печали и еще — понимание? Сочувствие? Почему он так смотрит? Это смутило ее еще больше.

- Видите - от причала отвалила лоцманская лодка и идет к нам. Скоро мы пристанем к берегу. Со временем ужас, который вам пришлось пережить, забудется, как кошмарный сон.

- Возможно, нам больше не удастся поговорить, - тихо сказала она. - Я не хочу ничего забывать – напротив. Каждый миг, прожитый в эти дни, трагичный или наполненный надеждой и светом – ценен для меня. У вас благородная душа, сьер Фальго, и я рада, что узнала вас.

- Вот как? - он вдруг кашлянул. - Я тоже… рад. И надеюсь, ничто более не омрачит вашу жизнь, дона Лара.

Кровь прилила к щекам, и Лара, отведя взгляд, посмотрела за спину капитана. И вздрогнула: хмурящийся отец быстро шел к ним.

- Капитан Фальго?

- Дону Лару интересовало значение цветов флага либеросов, месьер, - Фальго слегка поклонился и шагнул в сторону.

Конти проводил его взглядом и обернулся к дочери:

- Лара, полагаю, капитан Фальго уже исчерпывающе ответил на твои вопросы. Берег близко. Вернемся в каюту, нужно собраться.

В каюте отец что-то быстро написал на листе бумаги, затем устало сказал:

- Конечно, тебе не надо напоминать, что некие вольности, позволительные из-за перепетий нашего путешествия, теперь недопустимы?

Лара открыла было рот, чтобы возразить, но отец жестом остановил ее:

- Это уже неважно. Понимаю, что справляться без камеристки было сложно. Я обратился с просьбой к сьеру Эрнану. К тебе пришлют служанку, чтобы достойно предстать перед альбийцами. Все это... весьма неприятно, но случилось то, что случилось, и я намерен отстоять наши интересы.

- Но какой ценой?

- Принчепс Эрнан — человек слова, и союз нужен ему так же, как и Джинере. Однако та часть договора, что касается твоего брака - я не дам поставить под сомнение твою непорочность. Но и ты должна быть готова подтвердить...

От возмущения у Лары на глаза навернулись слезы. Воспоминания об другом «подтверждении» - унизительном осмотре, устроенном ей на пиратской шебеке, вызвали жгучий стыд.

- Надеюсь, месьер Эрнан не пожелает убедиться в моей невинности самолично?!

- Опомнись, как можешь ты так думать?!

Она не ответила, но и не опустила глаз.

- Нам было ниспослано тяжкое испытание, - уже спокойнее сказал отец. - И я поражен твой стойкостью и храбростью. Это делает честь правителю... или правительнице. Ты — дочь дука Джинеры. Моя дочь. Будь сильной всегда, даже если покажется, что во всем мире не осталось родной тебе души.

- Хорошо, отец... - помолчав, ответила она. - Я поняла.

***

Отец ушел, сославшись на важные вопросы, требующие срочного решения. Лара, в ожидании камеристки, присела на табурет перед столом, в ящике которого нашлось небольшой зеркало. Она вгляделась в свое отражение. Солнце и ветер сделали смуглее кожу, еще резче обозначились скулы и под глазами залегла синева. Да уж, красавица-невеста для приближенного владыки Альби, где всегда восхищались мраморной белизной лица и рук. Хорошо, что ей принесли шкатулку с косметикой. Лара подняла крышку и принялась разглядывать баночки с кремами и краской для век и губ и бутыльки с притираниями, как если ей никогда не приходилось пользоваться ими. Она открыла наугад одну из баночек. Внутри был крем из лепестков роз, и в воздухе разлилось благоухание, кажущееся чуждым и неуместным на военном корабле. Лара чуть улыбнулась — теперь капитану Фальго придется долго проветривать каюту, дабы избавиться от воспоминаний о хлопотных гостях.

Она подумала о спасшем их человеке. Кем он был — прежде? Обстановка каюты разительно отличалась от роскоши «Эль-Харише». Мебель из дерева темных пород, инструменты, предназначения которых Лара не знала, на столе — несколько книг и скатанные в рулон карты. Мягкий акцент в произношении свидетельствовал, что капитан Фальго не являлся ни иберийцем, ни — тем более - этррури. Гордая осанка бывала присуща простолюдинам, по милости судьбы получивших власть. Однако его речь и непринужденная, полная внутреннего достоинства манера держаться... И шпага - подобное оружие подобало бы дворянину, а не охотнику за головами. Что же, либеросами становятся разные люди...

Камеристка появилась даже раньше, чем Лара полагала, и оказалась бойкой светловолосой девушкой лет шестнадцати по имени Вивьен. Она сразу взялась за дело. Лара выбрала платье простой отделки из светло-синего атласа, с корсетом более темного оттенка. Процесс одевания довершила полупрозрачная шелковая вуаль, закрывающая голову и плечи. Пока Вивьен собирала ее густые волосы в прическу, Лара успела узнать, что за сноровку та недавно попала в услужение к самой сьере Магдале, супруге принчепса, и результат, а главное — расторопность - подтверждали слова девушки.

Лара еще раз взглянула в зеркало. Если верить отражению, благопристойный вид был соблюден. Почти.

Выйдя на палубу в сопровождении Вивьен, она увидела на пирсе несколько человек в богато расшитых камзолах и шляпах с пышным плюмажем, среди которых был отец. От толпы любопытствующих горожан их отделяла цепь гвардейцев в черных мундирах и сверкающих под ярким солнцем шлемах. На борт шебеки были перекинуты сходни. Рядом с ними стоял капитан, и Лара отметила, что он был чисто выбрит и сменил свободную одежду моряков юга на кюлоты и колет из тонкой замши цвета охры. Батистовая рубашка проглядывала в разрезах рукавов, у бедра на широкой перевязи висела шпага.

Фальго низко поклонился и указал на сходни.

- Дона Лара, прошу вас.

- Смелее, дочь, - сказал отец, подходя ко краю пирса.

Она ступила на пружинящие, не внушающие особого доверия доски, и шагнула вперед. Накатившая волна подняла «Этансель», и Лара, теряя равновесие, покачнулась. Ее обдало холодом; шумное многоголосие порта сменилось глухим гулом. В голове промелькнула картина: она барахтается в мутной зеленоватой воде, полной отбросов, а черный борт шебеки надвигается, грозя раздавить ее о сваи. Лара зажмурилась. И ощутила сильную руку, обхватившую ее за талию.

Открыв глаза, она обнаружила, что ее удерживал от падения Фальго, вспрыгнувший на сходни. Намотав на другую руку свисающий с рея канат, он балансировал на шатком помосте. Руки сами обвили плечи капитана. На миг ей захотелось крепче прижаться к нему.

— Не бойтесь, дона Лара, — он улыбнулся. — Я не дам вам упасть.

Лара застыла, глядя на него. Ей почудилось, что Фальго тоже не спешит размыкать объятья. Что-то коснулось ее души и миновало, вновь нахлынули звуки: скрип снастей и возгласы собравшихся, восторгающихся ловкостью капитана.

— Лара! — С пирса протягивал руку отец, на побелевшем лице был написан ужас.

— Да будет с вами милость Странника, сьер Фальго. Прощайте, — прошептала Лара и, отстранившись, оперлась на руку отца.

* стоит напомнить что час в Орнее равен нашим трем часам