Среди стоящих на пирсе дворян выделялся статный русоволосый мужчина средних лет в темно-бордовых камзоле и широких панталонах. Простота его костюма составляла контраст с расшитыми и украшенными лентами одеждами остальных дворян, однако по тому почтению, которое ему оказывали, Арно понял, что это и есть герцог Эрнан Монтего, принчепс Альби. Его приближенные окружили дону Лару, учтиво приветствуя ее и поздравляя с избавлением от опасностей. Из-за их спин донесся тихий голос девушки, благодарившей за внимание и теплый прием. Арно вздохнул и помог перебраться на берег светловолосой служанке; та поспешила вслед за госпожой. Гулко застучали копыта, мужчины расступились и на набережную выехала запряженная четверкой светло-серых коней карета. С запяток соскочил лакей и распахнул дверцу, на которой был изображен герб Альби. Дон Винченцо подвел дочь к карете; уже поднявшись на ступеньку, дона Лара оглянулась, встретилась глазами с Арно и легкая улыбка тронула ее губы. Он поклонился в ответ.

«Я не хочу ничего забывать...У вас благородная душа, сьер Фальго, и я рада, что узнала вас».

Неожиданно нахлынула грусть. Судьба затейлива в своих забавах. Вполне вероятно, что жених прекрасной доны — среди этих блестящих вельмож. Но почему его это так волнует?

Неуж Микеле прав, говоря про черные очи доны Лары? Арно саркастически усмехнулся своим мыслям. Следует выбросить из головы мимолетные фантазии и сосредоточится на насущных делах. Велев Ниградо готовиться к разгрузке, он сошел на пирс.

Однако сосредоточится ему не удалось: дук, вместо того, чтобы присоединиться к дочери, вернулся и громко провозгласил:

- Позвольте представить вам капитана Фальго, сьер Эрнан. Благодаря его храбрости мы получили возможность прибыть в Талассу в кратчайший срок.

- Храбрость либеросов сида Танкреда заслуживает быть воспетой в балладах, - милостиво кивнул принчепс, скользнув по Арно взглядом.

- В этом смысл становится либеросом, сьер Эрнан, - ответил Брикасс и с неожиданной дерзостью добавил: - Служение и честь, долг и вера.

Уже шагнувший в сторону принчепс остановился, в светлых глазах мелькнул интерес:

- Воистину так, капитан Фальго, - он внимательно и цепко вглядывался в лицо Арно. - И вы, по праву заслуживаете благодарность. Мне бы хотелось побеседовать с вами. Надеюсь, вы не откажете мне в такой любезности? Сейчас мы направимся в Фортес и я приглашаю вас присоединиться к кортежу.

Не успел удивленный изменением настроения правителя Арно что-либо ответить, как принчепс повелительно махнул рукой, гвардейцы, повинуясь знаку, оттеснили горожан, расчищая проход.

Как из-под земли перед Арно возник тщедушный человечек.

- Капитан Фальго, я — Труве, секретарь его светлости Эрнана. Если вы не возражаете, то прошу вас проследовать вон туда, — он указал на темно-коричневый экипаж, стоявший в отдалении.

***

Арно не покидало странное ощущение, что он вернулся домой. Таласса отличалась от Боннена, где большей частью протекала его жизнь в последние годы, и от Ардижа, а воздушность арок и галерей Фортеса — от тяжеловесной монументальности Лиара, резиденции галейских королей. Но нечто, неуловимо знакомое сквозило в говоре и манерах людей, в запахах готовящейся снеди, вырывавшихся из открытых окон и дверей многочисленных таверн и постоялых дворов. По-другому пахли Барадос и Джинера, и что уж говорить о Рагасте... В городе готовились к празднику Плодородия и Сбора урожая: украшали гирляндами цветов окна и балконы, протягивали надо улицами разноцветные ленты. Веселье начнется вечером, но предвкушение зажигало на лицах людей улыбки, и это тоже казалось знакомым Арно, пусть даже краски Юга были ярче.

Если верить легендам, то давно — еще до эпохи Тьмы, один народ жил к востоку от Пиррея и до самых лесов Эрминаля, и от Закатного до Срединного моря. Не эти ли предания стали отправной точкой для идеи о Великой Галее, что владела умами короля Гаспара и его сына Лодо? Ноорн захвачен, на очереди — Альби? Пришедшая мысль должна была бы воодушевлять аристократа, радеющего о величии державы, и мало волновать безродного либероса. Но Арно не знал, как к этому относиться.

Труве привел его в небольшой зал и оставил одного. С интересом Арно разглядывал бронзовые панели на стенах, где были вычеканены знаменательные сцены прошлого Альби, лепнину на потолке и изящную резную мебель. На всем лежал отпечаток отменного вкуса и гармонии, которому невольно радовалась душа.

Позади послышались шаги, и он обернулся. Герцог Эрнан быстрым шагом вошел в зал, за ним с поразительной для возраста прытью семенил седовласый, одетый в темное человек.

Арно склонился в низком поклоне.

- Приветствую вас, капитан Фальго, - произнес Эрнан. - С вашего позволения, при беседе будет присутствовать Гильем Лора, мой хронист. Ведь для истории бывает важен подчас каждый миг.

- Разумеется, ваша светлость.

- Либеросы редко заходят в Талассу, сьер капитан, - вставил Лора, - Вы не возражаете, если я потом задам вам несколько вопросов, в том числе — об острове Коэрт, где мне давно хотелось бы побывать?

- Буду рад, если мои ответы окажутся полезными, господин Лора, - позволил себе усмешку Арно.

Он терялся в догадках, что понадобилось от него месьеру Эрнану, однако некогда затверженные светские условности напомнили о себе, заставляя сдерживать нетерпение.

Хронист устроился за столиком в углу и достал письменные принадлежности. Арно покосился на его. Уж точно ли хронист, а не полицейская ищейка? А хотя бы и так, ему что до того?

Принчепс не стал садиться в массивное кресло, а остановился в паре туазов от Арно.

- Дон Винченцо рассказал мне о драматичных обстоятельствах своего путешествия. Вы заслуживаете награды, не только за храбрость, но и за великодушие.

- Я лишь выполнял свой долг, месьер.

- Да. Но выбор есть всегда, и от выбора одного зависит многое. К сожалению мы переживаем не самые светлые времена. Вы даже не представляете, какое значение для Альби и Этррури — а возможно для судеб всего Орнея имеет ваше решение, - он помолчал, потом спросил: - Судя по выговору, вы уроженец Севера. Давно ли вы служите сиду Танкреду?

- Почти два года.

- Ваше лицо как будто напоминает мне... Скажите, у вас есть родичи, к примеру — в Галее?

В груди екнуло, но Арно постарался сохранить на лице выражение вежливого внимания. Впрочем, его ответ прозвучал совершенно искренне:

- Нет, месьер. Не осталось никого, в ком бы текла родная мне кровь.

- Что же, печально, когда достойный род пресекается... - задумчиво проговорил принчепс, затем, после паузы, сказал уже иным тоном: - Впрочем, отчего же пресекается. Надо ли говорить, что вы будете желанным гостем в Альби? Сколько вы собираетесь пробыть в Талассе?

- Нам потребуется пара дней на разгрузку и пополнение припасов для обратного плавания, - спокойно ответил он, несмотря на внутренне напряжение, возникшее от странных слов герцога.

- Завтра, в час вола, в присутствии представителей лучших семейств, вам вручат грамоту, позволяющую свободно входить в любой порт Альби. Дабы некие, чей дух, увы, ослаб, увидели в том пример для себя. Но — я вижу кровь на рукаве. Вы были ранены?

Запредельные Твари и все Демоны впридачу! Рана на предплечье поджила, скорее всего, шов разошелся, когда он удерживал дону Лару от падения в воду. Он ощущал легкое жжение, но не придавал этому значения. И только сейчас заметил расплывшееся по батисту рубахи кровяное пятно.

- Это не стоит вашего внимания, месьер.

- И все же, я велю позвать моего врача, - принчепс подошел к столику и, взяв колокольчик, встряхнул его.

Арно не знал, куда себя деть от неловкости и досады, к которым примешивалась еще и смутная тревога. С какой стати принцепсу потребовалось проявлять такое участие? Однако, подавив свои чувства, он предоставил многострадальную руку заботам мейстера врачевания Динье. Затем сьер Эрнан пожаловал ему кошелек с золотыми кронами и, распрощавшись, покинул зал. Тогда за Арно взялся хронист Лора. Он подробно расспрашивал о служении либеросов, жизни Рагасты, делая пометки в растрепанной тетради. Лишь после вечернего гонга Арно вышел из ворот Фортеса.

Праздник уже начался. На Звездной площади собралась толпа: на помосте смуглый мужчина в черных шароварах и украшенной металлическими клепками безрукавке жонглировал горящими факелами. Арно остановился, с любопытством наблюдая за огненным действом. Борода жонглера была заплетена в косицу, в ухе покачивалась серьга в виде полумесяца. Неуж сахрейнец? Что же, не все сыны пустыни промышляют разбоем.

Ловко собрав факелы, мужчина поклонился, вызвав аплодисменты, затем сунул факелы в бочонок с водой, оставив только один, повертел его в руках и вдруг, выгнувшись назад и запрокинув голову, выдул вверх струю пламени. Толпа взревела от восторга, на помост полетели монетки. Арно, хмыкнув, тоже бросил серебрянную полукрону и, протолкавшись сквозь людей, зашагал по направлению к гавани. Он размышлял о том, кого мог бы напоминать его светлости. В семейных преданиях ничего не говорилось о связях с домом Монтего. Не явилась ли причиной пристального внимания дерзновенно и почти намеренно сказанный им девиз рода Брикассов, и не будет ли опрометчиво задерживаться в Талассе? Отогнав не самую достойную мысль о западне, Арно встряхнул головой: нет смысла правителю Альби идти на такие уловки, когда можно без труда арестовать его — во дворце, например. И в чем цель? Выдать опального аристократа королю Лодо? Между Альби и Галеей нет горячей дружбы. Что бы ни сподвигло принчепса к таким шагам, бегство под покровом ночи будет постыдным для человека чести, коим, несмотря на превратности судьбы, Арно все еще себя считал.

***

Следуя совету сьера Эрнана, Оденар постарался отстраниться от нерадостных размышлений как об участи своей невесты, так и о сгущающихся над Альби тучах. И за те неполных три дня, что он провел в Талоне, ему это почти удалось. Тому в немалой степени способствовала полная беспечной неги жизнь, присущая приморскому городишке, который находился в десяти лигах к юго-западу от Талассы и являлся излюбленном местом для летнего отдыха альбийской аристократии. Оденар остановился на постоялом дворе «Золотой скипетр», известном далеко за пределами Талона своей кухней и особым лоском, и который по размерам мог бы соперничать с небольшим поместьем провинциального дворянина. Хозяин, мэтр Кишон, в молодости служил поваром при дворе прежнего принчепса, герцога Амадео, и со всем тщанием поддерживал репутацию заведения. «Золотой скипетр» был расположен на берегу; росшие вокруг пинии вплетали смолистые ноты в запах моря. Второй этаж опоясывала арочная галерея, увитая виноградом. Большинство семей уже вернулись в столицу, постоялый двор пустовал, что несказанно радовало Оденара.

В рубахе, распахнутой на груди, и кюлотах он устроился на поставленной прямо в галерее сахрейнской кушетке и смотрел на море, сверкающее под лучами закатного солнца. Внизу Уно с дикими воплями плескался на мелководье. Оденар тоже не отказал себе в удовольствии окунуться в бирюзовые волны. Он не считал себя искусным пловцом: бурное Закатное море и холодные северные реки не располагали к частым купаниям, однако мог уверенно проплыть сотни две туазов, и поэтому решил, что будет нелишним научить и Волчонка держаться на воде. Ошалевший от такой чести парнишка пришел в полный восторг и, храбро ринувшись в море, немедленно нахлебался воды. Однако рвения не утратил, и к третьему дню у него что-то начало даже получаться.

Где-то внутри здания громко заговорили, затем раздались приближающие шаги. Оденар повернул голову. В дверном проеме показался человек в темно-зеленом мундире сержанта вестовой службы. Серые разводы на потном лице и пыль, покрывающая одежду и ботфорты, свидетельствовали, что он приехал издалека. Звеня шпорами, сержант быстро шел по галерее, и Оденар поднялся с кушетки, стряхивая блаженную расслабленность.

- Сьер Оденар, - поднося пальцы к шляпе, просипел вестовой, - для вас срочное письмо от его светлости принчепса.

«... по милости Посланца Звезд, дук Конти вместе с дочерью сегодня прибыли в Талассу...»

Раймон ожидал чего угодно, вплоть до объявления Галеей войны, но только не этакой новости. Он перечитал строчку два раза, словно сомневаясь, что верно понял смысл написанного, и позвал:

- Мэтр Кишон!

Из дверей выглянул хозяин.

- Я должен вернуться в столицу. Пусть седлают лошадей. - Оденар взглянул на вестового: - Сержант?

- Со мной еще рядовой. Ежели не возражает ваша милость, и лошади сменные у господина Кишона будут, то к вам присоединимся...

- Лошадей на смену всегда держу, - веско и не без обиды в голосе прогудел дородный хозяин, - А то Кишон порядок не знает!

- Отлично, - кивнув, Оденар подошел к перилам и крикнул:

- Уно! Вылазь из воды, мы возвращаемся в Талассу!

По дороге он прокручивал в голове послание принчепса. Дука Конти спас один из коэртских либеросов, на его корабле дук и прибыл в Талассу. Завтра, в час вола, намечен прием по этому случаю. «... Я видел дону Лару и могу утверждать, дон Винченцо ничуть не отступил от истины, говоря о красоте и манерах дочери, - писал сьер Эрнан. - Однако, Раймон, приезжай в Фортес утром, дабы окончательно решить вопрос с бракосочетанием».

Все-таки открылись некие факты, порочащие сиятельную дону, и сьер Эрнан желает дать ему еще одну возможность отказаться от нежеланного брака? Отчего-то это вызывало раздражение - будто сейчас не существовало ничего важнее, чем добродетель несчастной девушки. Он подгонял вороного Нера, время от времени оглядываясь на скачущих позади и выискивая взглядом Уно. Держится. Прав Стерен, будет из него толк.

Звезды уже зажглись на зеленоватом, быстро темнеющем небе, когда небольшой отряд въехал в Талассу. Город мерцал огнями — в закрепленных на стенах домов плошках с маслом плавали горящие фитильки, на площадях разложили костры. Пахло печеным на углях мясом и сладкими пончиками. Нарядные горожане кружились в хороводах, или, взявшись за руки, пестрой вереницей текли по улицам; отовсюду доносились взрывы смеха. Раймон вспомнил, что сегодня — канун праздника Плодородия. Колдовская ночь, когда позволено многое, и всем - от бедного селянина до высокородного дворянина должно радоваться. До сих пор в некоторых уголках Орнея в эту ночь женщины сами выбирали себе возлюбленных, а зачатые дети считались благословением.

Они свернули в узкий проулок и неожиданно на них хлынул целый дождь из цветочных лепестков; кони всхрапнули, мотая мордами. Раймон вскинул голову — с балкончика улыбалась девушка в ярко-красной юбке и белой сорочке. Черная полумаска закрывала ее лицо, позволяя видеть аккуратный носик и улыбающиеся губы; в прорезях маски лукаво блестели глаза.

- Экая красотка, - хмыкнул сержант и подкрутил ус.

Она приложила палец к губам, затем поманила к себе. Раймону захотелось подхватить девчонку в седло, с гиканьем умчаться в поля, где уже поднимался туман. Он коснулся рукой шляпы и послал усталого Нера вперед.

***

Для переговоров сьер Эрнан выбрал голубую гостиную. Оденару приходилось бывать в ней: небольшая комната с высокими окнами, выходящими в парк, со всевозможными оттенками голубого и синего в драпировках и обивке мебели. Цвет, по мнению мудрецов, призванный смирять страсти и настраивать на созерцательный лад. Уж не поэтому ли сьер Эрнан выбрал эту гостиную, а не строгий кабинет или пышный главный зал? Оденар переступил порог не без волнения, обьяснить которое себе толком не мог. Ожидал увидеть свою нареченную? Разумеется, ее не было. В центре гостиной, образуя правильный треугольник, стояли три кресла. В двух сидели принцепс и человек лет пятидесяти, с волнистыми волосами и остроконечный бородкой, одетый в камзол из черного бархата, расшитого галуном. На его груди лежала золотая цепь из крупных квадратных звеньев со знаком власти этррурских дуков - рукой, сжимающей факел. Оденар отметил, что судя по напряженным лицам собеседников, созерцательности им пока достичь не удалось.

Принчепс Эрнан кивнул ему и сказал:

- Дон Винченцо, представляю вам полковника Раймона Оденара.

Оденар учтиво поклонился:

- Да будет милость Странника со всеми присутствующими. Дон Винченцо, примите мои поздравления со скорым разрешением ваших неприятностей на пути в Талассу.

Дук, чуть наклонив голову, негромко произнес:

- Приветствую, сьер Оденар. И надеюсь, что все беды уже позади

- Садитесь, сьер Оденар, - придав голосу официальное звучание, сказал принчепс и указал на пустующее кресло. – Я не буду тратить время на долгие предисловия и предоставлю говорить дону Винченцо.

- Моя дочь клянется Священным Огнем, что во время плена не подвергалась поруганию, - глухо проговорил Конти, прямо и твердо глядя ему в глаза. – В подтверждение своих слов и чтобы ни у кого не осталось ни малейшего сомнения, она предстанет перед почтенными матронами по вашему выбору и мейстером врачевания.

Раздражение, которое Раймон испытывал от этой нескончаемой канители с браком, усилилось. Наделенные властью и умудренные жизнью мужчины собрались, чтобы в который раз решить судьбу двадцатилетней девушки. Дон Винченцо в своих амбициях не собирается щадить чувств дочери, которая еще не оправилась от потрясений пиратского плена, но теперь должна пройти еще через одно испытание – унизительное освидетельствование. А что он сам? Оскорбит ли он будущую жену недоверием к ее словам? Видимо, он молчал слишком долго, поскольку принчепс вопросительно поднял бровь.

- Клятва, данная женщиной, не должна цениться меньше клятвы, данной мужчиной, - твердо ответил Оденар. - Тот, кто усомнится в непорочности доны Лары, будет отвечать передо мной по закону чести.

Лицо Конти расслабилось, на губах мелькнула слабая улыбка:

- Благодарю, вас сьер Оденар — за великодушие и благородство. И я с радостью вложу руку Лары в вашу перед Священным огнем. Для свадьбы была выбраны празднества Урожая, однако, если у вас нет еще каких-либо возражений, моя дочь просит отсрочить церемонию на седмицу.

- Как вам будет угодно, дон Винченцо.

- Дона Лара не почтит своим присутствием сегодняшний прием? - спросил принчепс, вставая на ноги.

- Увы, по нашим обычаям, последние седмицы перед свадьбой жених и невеста проводят порознь. К тому же, Ларе надо восстановить силы. Нет-нет, ничего, чтобы требовало помощи врача.

- Ну что же, не смею настаивать, - принчепс взглянул на Оденара: - Сьер Оденар?

- Надеюсь, что дона Лара в самом ближайшем времени оправится от тягот пути, - поклонился Раймон.

***

До начала приема еще оставалось время, и Раймон решил заглянуть к мейстеру искусств Дюпону. Из дворца по крытой галерее он перешел в Башню Арте. Двухэтажное здание действительно несколько веков назад было башней, но с тех пор не однажды перестраивалось и теперь выглядело как небольшой форт. В Башне размещались златошвейки и чеканщики, а так же ювелирная мастерская знаменитого Дюпона.

Ученик, перерисовывающий из растрепанного фолианта на клочок бумаги рисунки с этапами огранки диаманта, указал на дверь, за которой находилась святая святых — комнатка, где мейстер Дюпон обдумывал и воплощал в виде эскизов свои шедевры. Оденар вошел внутрь. Мейстер, сидевший за освещенным двумя лампами столом, отложил лупу, через которую разглядывал надпись на широком, потемневшем от древности браслете, и поднял голову.

- Сьер Оденар, гарнитур для вашей невесты готов! - воскликнул он вместо приветствия и извлек из ящика стола плоский футляр. - Я отправил записку еще позавчера...

Увлеченного красотой камня ювелира мало волновали дела мирские, и он ничего знал ни о нападении на дука, ни о его спасении. Сказать по правде, вчера Оденар не стал просматривать ворох депеш и записок, ожидавший его в кабинете, и поэтому с запоздалым угрызением совести ответил:

- Я был в отъезде, мейстер Дюпон.

- А, понимаю. Надеюсь, доне Ларе понравится.

Раймон открыл крышку. На подкладке из черного атласа лежали серьги и колье. В свете ламп вспыхнули крупные изумруды, обрамленные жемчужинами, заискрились золотые стебли и листья, которые переплетались, образуя изящный венок.

- Изумруды из копей Ибера, обратите внимание на цвет — он насыщенный, с оттенком синевы, - пояснил Дюпон.

- Великолепно! Окажите ли вы мне любезность послать украшения от моего имени доне Ларе?

- Разумеется.

- А что с другим заказом? - спросил Оденар, понижая голос: вместе с подарком для невесты он решил изготовить кулон со Звездой.

- Об этом я тоже писал в записке, - произнес Дюпон. Он нажал на что-то под столешницей, Раздался тихий щелчок, и сбоку выдвинулся незаметный прежде ящик. Порывшись в нем, ювелир достал сложенные вдвое плотный лист бумаги и шкатулку. - Работа оказалась сложнее, чем я предполагал, тем более, вы пожелали оставить оправу в неприкосновенности. Основная проблема была в том, чтобы найти серебро, схожее по виду. Два дня назад мне доставили из Бриена образец, он темнее обычного, однако же светлее их знаменитого черного серебра, и показался мне подходящим, но я ждал вашего одобрения. Взгляните... - он вынул из шкатулки брусок темно-серого цвета и Звезду.

Оденар взял в руки камень, подержал, будто бы тот наконец мог откликнуться, затем приложил его к бруску.

- Кажется одинаковым.

- Цвет оправы все еще чуть светлее, но вряд ли возможно найти идентичное серебро, - ювелир развернул лист. - А вот эскиз, размеры — два инча в длину и полтора в ширину.

На рисунке была изображена голова волка, державшая в пасти камень и Оденар усмехнулся: слова Амарры подсказали решение.

- Как вы и указывали, камень будет большей частью скрыт под металлом, хотя скрывать сапфир такой редкой красоты... но дело ваше. Для цепочки я планирую использовать эрминальское плетение, считающееся наиболее прочным. Что думаете? Но увы, на изготовление потребуется декада...

- Сколько бы не потребовалось, мейстер Дюпон. Полагаюсь на ваш талант и благодарю вас за терпение.

***

Главный зал был полон гостей; у Оденара в глазах рябило от пестроты и роскоши нарядов и драгоценностей, отбрасывающих разноцветные блики. Голоса сливались в гул, напоминающий шум прибоя, и впечатление усиливалось непрерывным волнообразным перемещением по залу приглашенных, стремящихся произвести выгодное впечатление на того, кто мог быть им полезен, или понаблюдать за врагами. Кто-то жаждал услышать свежие сплетни или самому запустить таковые, а некоторые ухитрялись передать записку тайному возлюбленному или договориться о свидании.

Лакеи разносили подносы с высокими бокалами, наполненными игристым белым вином; столы вдоль стен были заставлены вазами с фруктами и огромными блюдами, на которых лежали пирожки округлой формы с разнообразными начинками - традиционное угощение праздника Урожая и Плодородия.

Оденар был знаком со многими представителями знатных семейств, в большинстве своем — избравшими для себя военное поприще; с некоторыми у него сложились приятельские отношения, однако он ни с кем особо не сближался. Он испытывал глубокое уважение к графу Оверне, под чьим командованием находились горные стрелки Восточного Рубежа. Оверне тоже выделял его, невзирая на разницу в положении, но друзьями они вряд ли могли считаться.

Оденар поискал глазами маршала Востока, но не нашел, зато заметил графа Риардо, который беседовал с сьером Люмажем, время от времени бросая хмурые взгляды на гостей. Его сын, стоявший рядом, напротив, сосредоточился на разглядывании бокала с вином, из которого время от времени прихлебывал. Командир Марсалльского полка, откуда был переведен Бестье. Еще одна нераскрытая загадка. Оденар знал, что «старая знать» с настороженностью и без особой любви относилась к «ноорнскому варвару», вне всякого сомнения, незаслуженно осыпанному милостями сьера Эрнана. Мог ли маршал Запада видеть в нем помеху для карьеры сына, ведь оказаться в Карде куда престижнее, чем прозябать в Марсалле? И — мог ли он решиться на измену и сговор с галейцами? Верить в такое решительно не хотелось, но и исключать было нельзя. Оставалось ждать результатов расследования Тайной стражи.

Особый статус Кардского полка, размещенного на вечно тревожной границе с пиррами, давал широкие полномочия Оденару, однако, поскольку граф Риардо формально оставался его командиром, и он отдал военное приветствие. Риардо, брюзгливо поджав губы, ответил холодным кивком.

Гвардейцы отворили тяжелые бронзовые двери, и в зал, чеканя шаг, вошел сьер Эрнан. По случаю торжественного приема на нем была алая мантия, голову венчала золотая корона, инкрустированная рубинами. Чуть позади шел дук Конти и незнакомый Раймону мужчина лет двадцати пяти - тридцати, темноволосый, с обветренным, покрытым загаром лицом. Одет он был в простой камзол военного образца. Секретарь Труве, державший в руках бордовую папку, замыкал шествие.

Гул стих, взоры всех обратились к принчепсу.

Сьер Эрнан вознес хвалу Страннику за ниспосланное дуку Конти и его близким спасение в лице либероса, капитана Фальго, и пожелал, чтобы небесные молнии поразили сахрейнских акул. Затем призвал оставить дрязги и обиды в прошлом, «ибо грядут непростые времена, и только сообща возможно противостоять силам Тьмы», приведя либеросов сида Танкреда как пример храбрости и верности долгу.

В зале пронесся шепот, причем шептались преимущественно женщины: доблесть и привлекательное лицо капитана Фальго с правильными чертами взволновали не одно сердце.

Слово взял дон Винченцо. Его речь также была краткой: начав с благодарности Страннику Милостивому, он выразил надежду, что союз Джинеры и Альби послужит на благо обоих государств

Труве, открыв папку, зачитал указ, по которому либеросу Фальго дозволялось «беспрепятственно и невозбранно входить в любой порт Альби, не платя никаких пошлин», а капитанам портов предписывалось «с пристальным вниманием относится к его нуждам», после чего сьер Эрнан вручил ему грамоту, заключенную в серебряный тубус с выгравированным гербом Альби. Наклонив голову, Фальго принял из его рук тубус.

- Благодарю за оказанную честь, месьер Эрнан. Становясь либеросом, я поклялся — как и многие до меня - сражаться с пиратами. И так будет и впредь. Борьба с хищной угрозой продолжится, пока воды Срединного моря не станут безопасны.

Шепот усилился, особо впечатлительные дамы восхищенно ахали - сказанные слова добавили капитану поклонниц.

На этом официальная часть оказалась законченной, Труве взмахнул рукой, и с балкона раздалась музыка.

Оденар заметил, что сьер Эрнан подзывает его. Он приблизился, с любопытством разглядывая Фальго. Среди могущественных вельмож тот держался на удивление свободно, без подобострастия, но и без развязности. Как... равный?

- Капитан Фальго, перед вами сьер Раймон Оденар. Его невесту вы вырвали из рук пиратов, - произнес принчепс.

Раймон шагнул вперед:

- Примите мою самую глубокую и искреннюю признательность, капитан Фальго.

Он протянул руку, капитан тоже сделал движение ему навстречу, но вдруг замер:

- Ноорнский Волк?!

Фальго свел брови, в синих глазах появилось странное выражение — будто бы названное имя неприятно поразило его. Пришел черед Оденара пристально вглядываться в его лицо.

- Да, так меня называют в Галее, и в той ее части, что когда-то была независимым Ноорном. Мы встречались ранее?

- Нет. Но у вас громкая слава, сьер Оденар, и она вышла далеко за пределы Галеи, - капитан несколько принужденно улыбнулся, но, казалось, справился со своим изумлением. - Рад лично познакомиться с вами, - добавил он и крепко пожал руку Оденара.

- Сколько вы еще пробудете в Талассе? - светски осведомился принчепс, явно желая сгладить заминку.

- Для отплытия все готово. С вечерним отливом снимаемся с якоря, месьер. Товарищи ждут меня на Эрбо, а задержка оказалась непредвиденно долгой, - вежливо ответил Фальго и обернулся к Оденару: - Позвольте поздравить вас с грядущим радостным событием, сьер Оденар. И пусть Священный Огонь зажжет любовью ваши сердца, а супружество принесет счастье вам и доне Ларе, - необычное, на грани дерзости, пожелание непостижимым образом сочеталось с искренностью в голосе: - Месьеры, да будет с вами милость Странника.

- И с вами, сьер Фальго, - ответил принчепс.

Капитан отступил в сторону и склонился в учтивейшем поклоне, после чего развернулся и быстро пошел к дверям.

Озадаченный, Раймон перевел взгляд на принчепса:

- Вы знаете этого человека, сьер Эрнан? Фальго — это же не имя, а прозвище.

Тот покачал головой:

- Нет, Раймон. А вот он, похоже, наслышан о тебе. И он с севера.

- Галея? - Оденар, хмурясь, смотрел в сторону выхода. По выправке в Фальго угадывался военный, а в галейской армии о Ноорнском Волке что-то да слышали многие. Галеец, которому он теперь обязан спасением жизни и чести своей невесты! Поневоле задумаешься о причудливом сплетении случайностей и судеб.

- Что галейскому офицеру делать в морских рейнджерах сида Танкреда?

- А что ты делал в рейнджерах Эйрланда? - тихо спросил принчепс. - Пути Странника неисповедимы.

- Воистину так, месьер. Позвольте и мне отправиться домой, нужно распорядиться о возобновлении подготовки к церемонии и... прочие дела накопились.

***

Вечерний свет окрашивал в теплые тона обстановку кабинета. Эрнан с облегчением откинулся на спинку кресла и расстегнул тесный парадный камзол.

После приема последовала утомительная процедура согласования дополнительных пунктов к договору, призванных упрочить союз с Джинерой, и с Альянцем в целом. Помимо прежних договоренностей, Дон Винченцо предложил строить корабли на джинерской верфи, и даже — организовать товарищество на равных паях. Предложение было весьма кстати, но еще больше радовал вексель на обещанный займ, позволяющий получить деньги в представительстве банкирского дома Этррурского Альянца хоть завтра.

Наконец Эрнан остался один, не считая хрониста, который еще перебирал и складывал бумаги.

- Все устроилось, - тихо сказал Эрнан, беря со стола бокал с «Рохья фьямма».

Терпкое, густое вино Ибера, вызывающее в памяти далекие образы. В Альби любят иные вина — ароматные белые, сладкие красные... «Рохья» слишком тяжела для «самого веселого и пышного» двора Орнея.

- Так, как вы желали, месьер, - отозвался Лора, убирая письменные принадлежности.

- Это дает нам надежду, - Эрнан отпил из бокала, позволяя легкой горчинке растечься по языку и задумчиво пробормотал: - Долг и вера...

Воспоминания неумолимо влекли его в знойный летний день, много, много лет назад. Алькарас, куда он шестнадцатилетним юнцом прибыл в свите отца, чопорный королевский двор и синева глаз девушки в строгом бордовом платье. Антея Серрано. От ее взгляда Эрнан потерял голову. Несколько седьмиц ослепительного счастья, ведь его чувства были взаимны. И ледяное дуновение зимы: отец Антеи был категорически против их брака, и даже отправил дочь в известную суровым укладом Алькарасскую обитель Сестер Странника. Причину Эрнан так и не узнал. А через пару лет до него дошли сведения, что Антея вышла замуж за знатного галейского дворянина из рода Брикассов.

- Вы что-то сказали, сьер Эрнан?

- У тебя превосходная память, Гильем, и ты знаток генеалогии. Не поведаешь ли мне, историю Брикассов из Галеи? Не начиная с Эпохи Тьмы, разумеется, а... за последние лет двадцать.

Хронист взглянул удивленно:

- Я должен свериться с летописью, но это не займет много времени.

Гильем ушел, а Эрнан, осушив бокал, вновь наполнил его вином. Тогда он считал, что его сердце навеки разбито. Однако жизнь шла своим чередом, Антея отступала в прошлое, становилась тенью, сладкой и неуловимой грезой. Политические интриги, женитьба на Магдале и рождение сыновей, борьба за избрание принчепсом...

- Увы, сведения скудны, - из воспоминаний его вырвал голос хрониста. В руках он держал толстый фолиант, раскрытый ближе к концу: - Графиня Антея Брикасс скончалась в девятьсот семьдесят седьмом, граф Гийом Брикасс и двое из трех его сыновей — старший и младший - казнены в девятьсот восемьдесят шестом за участие в заговоре против короля Лодо, судьба среднего неизвестна. Титул должен был перейти к нему, ибо иных прямых потомков мужского пола не указано. Однако недавний эдикт дает право королю лишать титула и конфисковывать все владения в случае тяжких преступлений, коими считаются измена и покушение на особу королевской крови, таким образом...

- Как звали среднего сына? - перебил его Эрнан.

- Сьер Арно Брикасс. Вас интересуют еще какие-либо сведения, месьер?

- Нет. Может, позже... Ступай, Гильем. День был трудным.

...Он не знал о смерти Антеи — к тому времени между Альби и Галеей наступило охлаждение. Черты ее лица почти стерлись из памяти. Но глаза - глаза он не позабыл. И в лице молодого капитана, словно сквозь толщу воды, вдруг проступило лицо когда-то любимой женщины. Шебека либероса Фальго уже на полпути к Эрбо. Если бы он смог вспомнить раньше! Хотя — что это бы изменило?

— Долг и Вера… — повторил он. — Мне очень жаль, сьер Арно.