Выйдя из дворца Справедливости, Лара на мгновение остановилась. Тягостное ощущение не проходило. Неприятно удивило то, что Пеан ощутил вмешательство. Впервые ее дар причинил страдание человеку.

Она бросила взгляд на башенные часы. Большая стрелка приближалась к полудню. Не послать ли записку Светлой Алфее и отменить визит в госпиталь? Но упадка сил Лара не чувствовала и, сев в карету, велела кучеру ехать в обитель.

По дороге она пыталась вернуть себе душевное равновесие. Что ее гнетет? Ведь выяснилась непричастность харчевника. Наверняка, Пеан скоро окажется на свободе и вернётся к своему ремеслу. Если Товье устроят его ответы в том,что касается этрурри. Который вовсе и не этрурри. Что-то знакомое было в том, как человек в ее видении наклонил голову, как протянул листочек бумаги сержанту. Если бы у неё было ещё несколько мгновений она увидела бы его лицо…

Однако с какой лёгкостью ей удалось проникнуть в разум Пеана и вызвать нужные воспоминания! А если бы допрос длился дольше, могла ли она подчинить его волю себе, заставить не только вспомнить все до конца, но и рассказать? Или даже... сделать то, что она ему прикажет? Лара перевернула плечами от внезапного озноба. Дар - это тяжкое бремя. Так говорил Вальен, и она понимала его слова как неизбежность платы за способности физическим истощением. Но сейчас ей открылся и иной смысл фразы. Осознание власти над другим человеком. Великое искушение для души...

Мимо окна проплыли стены обители, и Лара приказала себе выбросить неуместные мысли из головы.

***

Хин с безразличным и даже ленивым видом потянулся, внимательно оглядывая переулок и небольшую площадь перед госпиталем. Жрицы устроили навес и поставили скамьи, где и расположились солдаты, ожидая, когда сьера Оденар изволит вернуться домой. Кучер отогнал карету под платаны, молодая листва которых уже давала достаточно густую тень, и теперь дремал на козлах. У коновязи переступали с ноги на ногу и позвякивали сбруей несколько лошадей под присмотром грумов. В будке у открытых ворот обители скучал привратник. Прошел зеленщик, сгибаясь под тяжестью корзины. Бедно одетый старик привез на тележке замотанную в дерюгу жену и, выйдя уже без нее, уселся под навес, подальше от солдат, тряся седой головой и размазывая скупые слезы. Все это Хин отмечал машинально, прислушиваясь, не раздастся ли стук колес и не появится ли обещанная повозка. Может, сорвалось дельце? Отчего-то сосало в желудке.

Посетителей было немного, и к часу вола почти все разъехались, зато возле перед входом собралось около десятка нищих обоих полов, ожидающих дармовую жратву. Две жрицы в передниках поверх хламид и белоснежных чепцах уже разливали из казана похлебку в подставляемые миски. Солнце, несмотря на то, что весна не перевалила и за половину, начало припекать, по брусчатке медленно перемещались тени. Хин приложился к фляжке: воды осталось на глоток, и вкус ее оставлял желать лучшего. Прополоскав рот, сплюнул на камни, с неприязнью думая о добродетельной сьере:

«Ишь. Прихоть благородной. А ты жди, пока натешится!»

Драгуны травили байки, не осмеливаясь, впрочем, гоготать в голос. Хин было встрял, но его шутку не поддержали. Ну а как же: вояки не считали сыскногоза ровню и не скрывали презрения. Хин внутренне усмехнулся, но в следующий миг подобрался: в конце переулка показалась крытая повозка, запряженная парой крепких гнедых коней. Блеснул трилистник на тулье шляпы сидевшего на козлах человека, и Хин так и впился в его лицо глазами. Один. Внутри, что ли, прячутся? Сказано было, что солдаты — не его забота, не уж возница в одиночку управится?

«Не подведи, Трилистник», - хмыкнул он.

Повозка остановилась, частично перекрывая выезд с площади, в тот миг, когда протяжный звон известил о наступлении часа вола. Экскорт сьеры Оденар пришел в движение: кучер, встрепенувшись, щелкнул в воздухе кнутом; солдаты вскочили, оправляя мундиры, и устремились к лошадям. Притворившись, что натягивает сапог, Хин извлек из-за отворота завернутый в платок флакон с зельем и, осторожно вытащив пробку, сунул флакон в карман, затем поднялся на ноги и спокойно пошел к воротам.

Он увидел приближающуюся сьеру Оденар. Старый привратник выбрался из будки, неуклюже кланяясь и что-то почтительно бормоча под нос.

До ворот осталось пара туазов и Хин замедлил шаги, напряженно прислушиваясь. Зацокали копыта. Сейчас или... За спиной грохнул выстрел и сразу же еще два. Знойный воздух прорезали крики и лошадиное ржание. Пронзительно завизжали женщины.

Сьера Оденар недоуменно вскинула голову, и Хин одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, на ходу доставая флакон и выливая его содержимое на платок. Привратник разинул было рот, но Хин врезал ему локтем под дых, в следующий миг прижал пряно пахнущую ткань к лицу сьеры. Та забилась, но быстро обмякла. Лязг металла, крики и треск ломающего дерева перекрыл еще один выстрел.

«Дери тебя демоны!»

Хин подхватил начавшую падать сьеру Оденар и обернулся, охватывая взглядом площадь: оба солдата лежали на мостовой, и под ними растекались кровавые лужи. Кучер свесился с козел, и неуправляемая карета, боком зацепив коновязь, накренилась; испуганные лошади бились в постромках. В руках у «Трилистника» дымился пистолет, и еще два - обнаружились у нищих! Вот так дела! Впрочем, удивляться было некогда. Жрицы голосили, не переставая, и один из мнимых убогих угрожающе прицелился в них. Из госпиталя выскочили еще несколько фигур в серых балахонах, бросились к воротам.

«А полгорода и погонится, — мелькнуло в голове Хина, пока он бежал к повозке. -

Зря ввязался!»

Он положил сьеру Оденар внутрь и запрыгнул сам. Возница с места поднял лошадей в галоп, и повозка понеслась, распугивая начавшихся собираться на переполох горожан.

«И как уходить намерен?» - Хин кинул взгляд на бесчувственную женщину: кажется, зелье надежное. Сказать по правде — не был он в том уверен. Затем вытащив пистолет, отдернул край полога и выглянул наружу.

Повозка пересекла оживленную Рю де Пьери и въехала на боковую улочку, свернула раз, затем другой и замедлила ход.

«Рехнулся?! Накроют же!»

Обомлевший Хин собрался уже гаркнуть на возницу, однако слева, из двора, выкатилась точно такая же на вид повозка. Вильнула, объезжая их, и понеслась в обратном направлении. А «Трилистник» продолжил неспешно править в сторону Старого порта. Хин понял замысел: затеряться в лабиринте узких улочек, где даже городская стража не сразу отыщет след.

«Ерунду затеяли благородные сьеры. Перехватят. И запоет у ребяток Товье. Складно запоет!» - угрюмо подумал он.

По спине вдруг пробежал озноб. Хин обернулся: приподнявшись на локте, сьера Оденар немигающе смотрела на него.

«Будь ты проклята, отродье демонов!»

Необоримый ужас вдруг охватил его, и пистолет выпал из ослабевшей руки: в глазах сьеры он увидел свою смерть.

***

Черная пелена окутывает Лару. Издалека доносятся крики и шум. Но ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Веки и рот будто залеплены тиной. Опасность. Близко, совсем близко пожаром в ночи полыхает чья-то злоба и ненависть. Что произошло? Она помнит лицо телохранителя - и тошнотворный запах, опрокинувший ее в темноту... Лара прислушивается: она в повозке. Две лошади — она ощущает их чистые души. И два человека. У возницы — тускло-стальная аура. В повозке есть другой. Это он ненавидит и почему-то боится ее.

Дождь... Она вызывает образ искрящихся струй дождя, сквозь которые видно солнце. Сосредоточиться! Взять силу Воды...

Дождь смывает вязкую мерзость. Лара открывает глаза и видит сидящего к ней спиной Хина. Он оборачивается и встречается с ней взглядом. В его руке — пистолет. Будто огненное щупальце выбрасывается в ее сторону. Враг! Из струй дождя возникает узкий меч, прохладная рукоять удобно ложится в ладонь. Лара отсекает щупальце, и Хин валится навзничь, хрипит, силясь приподняться. Да! Лошади, что-то почувствовав, срываются в безумный бег, и тщетно возница пытается остановить их. Аура телохранителя расплескивается багрово-черным. Приходит узнавание — этррури, фальшивый этррури из ее видения! Нельзя допустить его смерть! Удар. И вновь темнота.

***

Лучи солнца проникали скозь неплотно задернутые портьеры спальни, но Ларе казалось, что за окнами вечер пасмурного дня. Внутри, там, где прежде распускался нежный цветок, образовалась жуткая, зияющая пустота. Ее дитя... Она перевела взгляд на сидящего возле постели мейстера Динье.

- Я сожалею, сьера Лара. Повозка перевернулась. Однако у вас будут еще дети! - бодро проговорил он.

Лицо врача выражало учтивость и профессиональную благожелательность. Но она видела в его ауре неуверенность и смятение.

«Одаренные не могут предвидеть свою судьбу...»

И тем не менее, она знала, что Динье лжет. И детей у нее больше не будет. Дар не позволял обмануться и утешить себя надеждой. И ничем не мог помочь ей.

Благо... или проклятие?

- Его светлость извещен, и магистр Вальен тоже. К вашему супругу отправлен гонец, - продолжал Динье. - Через несколько дней вы поправитесь. Не буду вас утомлять, отдыхайте...

Лара молча кивнула и отвернулась к стене, натягивая покрывало на голову.

- Я сожалею, - повторил Динье без прежней уверенности.

Она услышала осторожные шаги. Тихо скрипнула дверь, раздались приглушенные голоса, затем все стихло. Лара закусила губы. Из груди рвался крик, истошный и бессмысленный. Ее дитя!

Хин тоже мертв. Она убила его, пусть и не желая того. Или желая? В тот миг ее охватило торжество. Упоение яростью - неукротимой, смертоносной. Лара и сейчас ощущала ее отголоски, тлеющими углями под слоем золы. Могла ли она не убивать? Тогда бы выяснилось, как он причастен к покушению на Раймона.

Когда-то — кажется, что очень давно, хотя не прошло и полгода, Лара размышляла, как дар изменит ее. Теперь ее терзали страх и отчаяние. Кто еще погибнет, защищая ее? Что дальше? К ней приставят полк или, как редкую драгоценность, запрут в неприступной башне? Но как можно быть уверенным в охране, если человек из Тайной стражи оказался в сговоре с врагом? Впрочем, она далеко не так беззащитна, как прежде. Месьер Эрнан и... другие будут довольны. Чудодейственное оружие, живой артефакт...

События последних месяцев, спаянные, будто звенья цепи, привели ее к тому, кем она стала. Непрошенное воспоминание о обнимавших ее руках капитана Фальго и пронзительной синеве его глаз вдруг жгучей волной прокатилось по телу. Она запретила себе даже думать о нем, но... Если бы звезды судили иначе, если бы долг и честь не стояли между ними! Что, если бы она уплыла... с ним? И никогда не коснулась бы Звезды, и дар ее не пробудился бы. Прожить обычную жизнь, подобно многими и многим женщинам, с обычными печалями и немудреными радостями. Испытать счастье материнства.

«Почему я?!»

В уголках глаз собрались слезы, и Лара зажмурилась.

Душа нерожденного ребенка уже за Пределом. Жрецы учат, что такие души очень скоро воплощаются вновь. Она — единственная Искра. Врагам это известно, и, наверняка, они продолжат идти по следу. А если бы удар был бы нацелен на ее дитя? Вправе ли она подвергать невинную душу смертельной опасности? Все... к лучшему. Лара всхлипнула и уткнулась в подушку. В памяти всплыли слова отца:

«Будь сильной всегда, даже если покажется, что во всем мире не осталось родной тебе души...»

- Я буду, отец... - прошептала она.

Ей, дочери джинерского дука, должно без ропота и с достоинством принять уготованное Странником. Она будет сильной и стойкой. Только немного поспит...

***

Парк дю Рамьер, возникший по воле Альдаберта Великого на месте Разбойного леса, раскинулся на левом берегу Роаны, примыкая к Талассе с севера. Длинные аллеи, беседки, розарии и искусственные гроты; озерца, через которые были перекинуты ажурные мостики - парк являлся излюбленным местом для прогулок у респектабельных горожан. Территория в десяток акров была обнесена стенами, у ворот несли караул двое солдат из городской стражи, преграждая путь тем, кто был бы способен возмутить безмятежную идиллию. Однако еще вернее нежелательная публика отсеивалась входной платой: пятак за пешего, полукрона за всадника и крона за повозку. Предприимчивая молодежь из купеческого сословия и отпрыски небогатых дворянских родов нанимали в складчину открытые рыдваны. Где, как не в Рамьере, можно заявить о себе!

Девицы в своих лучших платьях под бдительным надзором маменек и компаньонок осваивали первые уроки кокетства, кавалеры горячили коней, красуясь перед дамами или прогуливались, изящно опираясь на трости и раскланиваясь со знакомыми. А кое-то ухитрялся срывать цветы тайной страсти в укромных уголках. Поэтому неспешно катящаяся по главной аллее карета с задернутыми занавесками, принадлежащая галейскому посланнику графу Моруа, вызывала неодобрительно приподнятые брови у одних и понимающие ухмылки у других. Еще бы! Успех чернокудрого красавца Моруа у придворных дам, скандалы, в которых оказались скомпрометированы пара девиц из добродетельных семей и грандиозные кутежи, которые граф закатывал при полном попустительстве супруги, давно были предметом пересудов. Пылкое воображение рисовало молодым повесам самые пикантные сцены, однако, не имеющие никакого отношения к тому, что на самом деле происходило в карете.

- Вы понимаете, что значит ваш провал, сьер Люмаж?! - Вне себя от гнева Моруа яростно раздувал ноздри; его щеки покрывали алые пятна.

Сидевший напротив маршал Севера Люмаж выглядел совершенно бесстрастным, и его худощавое, изрезанное глубокими морщинами лицо казалось гипсовой маской.

- Ни один из моих людей не попался, - возразил он, поджимая тонкие губы.

- Вы недооцениваете Товье и его ищеек.

- Отчего же? Я лично знаю главу Тайной стражи и хорошо осведомлен об его возможностях. И прошу, говорите тише, ваша светлость. Вы рискуете привлечь ненужное внимание.

Моруа глубоко вздохнул, справившись с гневом, процедил:

- Похищение неизбежно раскрывало существование сил, враждебных принчепсу Эрнану, а неудача сделала этот риск напрасным!

- Существование влиятельных людей, которым не по душе начинания герцога Монтего — не тайна, - невозмутимо ответил Люмаж. - И как попытку похищения богатой дамы свяжут с нами? Разбойники.

- Достаточно нелюбви старой знати к ее супругу...

Люмаж пристально посмотрел на Моруа:

- Вы что-то недоговариваете.

- С чего вы взяли?

- Обстоятельства весьма загадочны. Все шло, как задумано. Однако лошади внезапно понесли, и повозка опрокинулась.

- А может, надо лучше готовиться и подбирать людей? - язвительно вставил Моруа.
- Блесуа пользовался полным доверием Товье, - Люмаж покачал головой. - Я не перестаю задаваться вопросом: что произошло в повозке? Возница рассказывал, что его накрыло беспричинным страхом, и в тот же миг взбесились лошади. Ему повезло — при падении не свернул шею. Перед тем, как бежать, он заглянул внутрь. По его словам, у Блесуа шла кровь из носа и рта, и выглядел он так, будто перед смертью увидел всех демонов из-за Предела, вместе взятых.

- Не наемники, а девицы на выданье!

- До сих пор Блесуа проявлял себя хладнокровным и умелым исполнителем. Я считаю, что вы утаили от меня часть сведений - Люмаж упрямо наклонил голову и выставил перед собой руку, предупреждая возможные возражения Моруа. - Странник отмерил мне долгую жизнь, и повидать пришлось разное. В последнее время только и разговоров, что об одержимых и пробуждении Старых Богов. Я склонен прислушаться к словам моего человека. Он ощутил нечто... необъяснимое. Что такое сьера Оденар, в чем важность этой женщины для его величества?

Моруа помолчал, затем сухо ответил:

- У его величества свои причины заполучить Лару Оденар, которыми он не изволил с нами поделиться.

- Иногда недостоверные или недостаточные сведения губят самое, казалось бы, беспроигрышное дело. Пусть вы не военный, а политик, но вам ли не знать? Прошу, передайте его величеству подробности произошедшего.

- Разумеется, я передам. Надо ли говорить, что король будет весьма разочарован...

- Неудачи случаются. Со стороны себя и моих единомышленников подтверждаю, что смещение герцога Монтего отвечает нашим интересам. Полагаю, что союзники внутри Альби важны для Лодо Галейского.

Моруа кивнул:

- Это так. В отношении сьеры Оденар больше ничего не предпринимайте. Я ожидаю новых инструкций. Есть ли вероятность, что она узнает нападавших?

- Исключено — она видела только Блесуа. Когда Товье потянет за эту ниточку, он ничего не обнаружит. Остальные уже за пределами Талассы.

- Хорошо. В последнем письме его величество подтверждает ваши условия — Альби будет править альбиец. Однако он должен принести вассальную клятву.

Люмаж нахмурился:

- Не всем аристократам это придется по душе.

- Значит, Галея будет опираться на тех, кто проявит благоразумие. Например, на вас, - дождавшись появления слабого румянца на щеках Люмажа, Моруа продолжил: - Вам также предлагается найти благовидный предлог, чтобы отвести войска из северных гарнизонов. Аверн, Валанс и Лино. Маневры или смотр, - он небрежно взмахнул рукой. - Не мне указывать маршалу Севера. Дату узнаете заранее. И было кстати, если бы в маневрах приняли участия отряды запада.

- С маршалом Риардо могут возникнуть сложности, - пробормотал Люмаж.
- Разве он поддерживает герцога Монтего?
- Он из старой знати. Закономерно, что нет. Но он упрям и подозрителен. И не очень умен.
Моруа пожал плечами:
- Изыщите способ повлиять на него.

- Его сын полностью разделяет наши идеи. И давно оказывает содействие. Например, с покушением на полковника Оденара. Кстати, проваленного вашими людьми, - желчно заметил Люмаж, пристально глядя на галейца. Тот скривил губы, но ничего не ответил: - Однако виконт Риардо до сих пор не нашел удобного момента, чтобы открыться отцу.

- Что за робость? - получив возможность вновь перейти к упрекам, воспрял Моруа. - Вот вам и способ. Пусть виконт проявит себя. Хотя не стоит забывать об осторожности, особенно теперь. Лучше действовать наверняка.
- Нельзя забывать и о Карде. У полковника Оденара широкие полномочия, и он враг вашего сюзерена. Если попытку похищения его жены свяжут с Галеей, то подозрения падут на вас.

- Я обдумаю ваши слова, - Моруа, вытащив платок из обшлага камзола, нервно промокнул лоб.

На губах Люмажа мелькнула скупая улыбка:

- Мы слишком долго катаемся по парку. Еще не хватало, что бы кто-то, подобравшись поближе к карете, услышал мужские голоса. О, состояние умов ныне таково, что вас обвинят не в заговоре. Праздность и разврат! Вот почему... - глухо проговорил он и, оборвав себя, добавил безукоризненно светски: - Ваше сиятельство, вы рискуете разрушить свое реноме. Публика решит, что вы либо утратили мужскую силу, либо теперь разделяете вкусы сынов пустыни.

- Неуместный сарказм, - поморщился галеец. - Я достаточно поработал, чтобы создать определенную репутацию, позволяя застать себя то с одной, то с другой дамой не самых строгих нравов. И особенно в Рамьере... Чтобы обезопасить наши встречи, конечно же. Одной сплетней больше, и это даже к лучшему. Однако вы правы. На время откажемся от удовольствия личного общения. Ждите моего посланца.