Запечатанное гербом Альби письмо от принчепса и шкатулку принесли после полудня. В письме месьер Эрнан выражал сожаление по поводу постигшего Лару несчастья и благодарность за содействие в деле Пеана и просил принять скромный дар, «что лишь в малой степени отражает нашу признательность». Она отложила письмо и открыла шкатулку. Внутри оказалась диадема из черного серебра. Две переплетающиеся веточки мирта, сапфирные ягоды. Лара отстраненно отметила искусную, но без вычурности работу ювелира, и особенно то, что по цвету серебро совпадало с тем, которое использовалось для кулона со Звездой, и лишь самый взыскательный взгляд заметил бы разницу в оттенках камней. И, судя по всему, диадему заказали заранее. Мирт — символ благоденствия и счастья. Но в давние времена, еще до Эпохи Тьмы, он обозначал отрешение от всего мирского и Вечность. Знал ли об этом принчепс Эрнан? Ну а какое это теперь имеет значение?

Лара осторожно положила диадему на прикроватный столик, рядом с футляром, хранившем в себе реликвию. Украшение, даже не наделенное магической силой, будто ставило некую точку, окончательно завершая метаморфозу Искры. Отделяя ее от обычных людей.

Она вернулась к чтению письма. Принчепс приглашал провести несколько дней в загородной резиденции Монтего — разумеется, когда она будет в силах пуститься в путь, добавив, что его супруга будет безмерно рада, если сьера Оденар согласится.

Лара попросила Вивьен принести письменные принадлежности и бумагу. В ответном послании она сдержанно поблагодарила и уверила, что при первой же возможности приедет в Монтего. Однако понимая, что вряд ли в обозримом будущем примет приглашение. Ей хотелось быть как можно дальше от беззаботности и веселья, неизменно царящими при «малом дворе» Альби, состоящим из сьеры Магдалы и ее фрейлин.

Затем она сообщила, что погибший Блесуа «был тем самым этррури, в установлении личности коего заинтересован господин Товье». И с досадой прикусила губу: вряд ли телохранитель действовал по своей воле — а значит, существует целый заговор. Однако нить оборвана. Лара дописала просьбу доставить ей что-либо, принадлежащее Блесуа: пряжку ремня или пуговицу с куртки, затем запечатала письмо. Возможно, ей удастся считать что-то из памяти вещи.

Весть о неудачном похищении сьеры Оденар молниеносно распространилась по Талассе. Лара в этот день получила еще несколько записок, среди которых ее порадовала лишь присланная Жизель Оверне, излучавшая тепло и обеспокоенность. В других за словами сочувствия она ощущала лишь любопытство или корысть.

Вечером ее посетил магистр Вальен. Она видела, как он удручен произошедшим, его доброту и понимание. Однако впервые беседа со жрецом не сняла тяжкого груза с души и не принесла утешения.

- Дитя, как бы ни была темна ночь, за ней придет рассвет, - сказал Вальен на прощание. - Как только вы почувствуете, что готовы открыть свое сердце — приезжайте. Вы можете пробыть в обители столько, сколько вам потребуется...

- Благодарю, светлый Вальен, я навещу вас на днях. Однако сейчас не время укрываться в обители, - твердо ответила она.

Магистр кивнул:

- Вы много достигли, Лара. И я верю, что в состоянии справиться с горем сами. Однако... - он не закончил фразу и вздохнул. Затем осенил ее знаком рассеченного круга: - Да пребудет с вами милость Странника.


Автор - Ольга Морох

Три дня прошли, как в полусне. Лара послушно пила тинктуры, приготовленные Динье, послушно ела, не замечая вкуса пищи, затем вновь отворачивалась к стене. На четвертый, вопреки настоятельным рекомендациям мейстера врачевания, она поднялась с кровати. Дар все-таки помогал. Притупилась если не душевная, то телесная боль и даже кровоподтеки на правой руке и на боку побледнели и почти не беспокоили.

День был солнечный и тихий, и Лара, опираясь на руку Вивьен, спустилась в сад. Они медленно прошлись по аллее, затем, отослав служанку, Лара присела на скамью в тени разросшейся сирени. Распускающиеся лиловые грозди наполняли воздух чуть горьковатым ароматом. Она задумчиво перебирала гладкие бусины нефритового ожерелья. Это занятие всегда позволяло ей сосредоточиться и очистить разум от суетности.

Раймона раньше чем завтра ждать не стоит. Увидеть, где он сейчас? Поток с готовностью подхватил ее, но Лара остановила его течение. Не надо. Несчастье изменило все, и им предстоит непростой разговор. Она должна подготовиться. Мысли о живом артефакте продолжали преследовать ее. Она никому не хотела бы такой судьбы. Однако... Ее отец, рожденный в славе и богатстве, разве он волен был следовать своим желания? Вот только с мамой... А та? Рабыня, привезенная из дальних мест. Казалось, что она была счастлива с отцом, но что скрывалось в глубине ее сердца?

Лара свела брови. Не должно сейчас думать о личном счастье. Попытка похищения, предательство среди солдат Раймона, подосланный заговорщиками Хин — разве это не признаки надвигающейся беды?

Что же, она поручит себя милости Странника и будет уповать на его мудрость. Но как же тяжко!

Вспорхнувшая за спиной птица заставила резко обернуться. Пришло узнавание, и Лара слабо улыбнулась: Месьер Кот. Нечастый гость — бывало, он пропадал на седмицы. Временами она видела стремительную тень, мелькнувшую меж деревьев или, как сегодня, он давал о себе знать вспугнутой птицей. Однако не всегда соизволял приближаться. Поначалу она недоумевала и даже пыталась мысленно его позвать, но Кот одаривал ее долгим взглядом и уходил. Впрочем, в эти месяцы хватало других забот, и она лишь пожимала плечами.

Но сегодня зверь не собирался убегать, а направился прямиком к ней. Лара протянула руку, кот принюхался и, как прежде, боднул головой ладонь, затем мягко вспрыгнул на колени. В его горле родилось рокочущее мурлыканье. Лара провела рукой по черной спинке:

- Что же вы, Месьер Кот...

Она замолчала. О чем она хотела спросить? Или в чем упрекнуть? Что не защитил ее от нападения, как целую жизнь назад, в Джинере? Кот поднял голову.

«Ты справишься», - убеждали янтарные глаза.

Мурлыканье стало громче, даже воздух как будто завибрировал. Сама себе удивляясь, она вдруг почувствовала странное успокоение. Отчаяние и горечь растворялись в этом мерном рокоте. Вибрации пронизывали тело, изгоняя боль и питая новыми силами. Внутри разлился жар, он усиливался, становясь едва переносимым. На миг перехватило дыхание; вспыхнуло и погасло золотое зарево. Она замерла, прислушиваясь к себе. Крохотные иголочки покалывали кожу. Что-то изменилось в ней самой, частичка зарева притаилась внутри, у самого сердца.

- Кто вы, Месьер Кот? - потрясенно прошептала Лара.

На мгновение ей показалось, что во взгляде зверя мелькнула печаль, смешанная с лукавством, затем кот совсем по-человечески вздохнул и спрыгнул с колен. Покачнулся и фыркнул, затем утвердился на лапах и пошел по аллее, гордо помахивая хвостом. И, внезапно обернувшись, тихо мяукнул.

«Прощай», - отозвалось в душе.

- Прощайте, Месьер...

Кот бесшумно скрылся в кустарнике - не дрогнул и листик.

«Будь сильной...» - донеслось издалека.

«Да».

Чутье говорило, что вряд ли Месьер Кот снизойдет до еще одного визита к ней. Кем было это... существо? Посланцем каких сил? Лара настолько привыкла к коту, что казалось, он был в ее жизни всегда, оберегая ее. Еще одна потеря, еще одно расставание. Однако печаль ее была светла.

Лара легко поднялась на ноги и только в этот миг ощутила присутствие.

- Уно?

Спрятавшийся за тисом мальчишка не отозвался. По удаляющемуся шороху она поняла, что Уно поспешил убраться прочь. В его ауре пламенели смущение и досада, как ни удивительно, - на себя самого. И еще что-то, почти неуловимое. Сожаление?

Что ему тут понадобилось и что он успел увидеть?

- Волчонок...

Лара вздохнула. Только слепой не заметил бы, насколько Уно боготворит Раймона, и более, чем кому-либо чувства мальчишки были ясны ей. Как и привязанность мужа к безродному сироте. Оставалось надеяться: со временем мальчик поймет, что она не враг и не крадет предназначенную ему любовь. По крайней мере, неприязнь Уно поутихла, и это уже хорошо.

...Уно крался к выходу из сада. Эх, так бы и заехал себе по уху! Не в прок учение дядьки Линье. Он и против ветра зашел, и веточка не хрустнула. А сьера Лара — заметила. Встала и прям на него глянула. А всего-то хотел присмотреть. Мало ли. Как ни отмахивались, и не цыкали на него, догадался, что случилось. В деревне всякого навидался. А то сьеру Раймону других бед мало! Ну да не попустит Странничек! Не старая еще сьера Лара, будут детки... Хотя по деревенским понятиям — и не шибко молода. Подумал — и охнул мысленно, от дерзости своей. Не его ума дело, правильно Каролина твердит.

И кот этот... Кота Уно давно заприметил. Повадился тот по саду шастать и на птиц охотиться. Попробовал подманить да изловить — куда там, шипел и скалился. Зверюга, ровно Тварь Запредельная, а к сьере Ларе ластится. Ведающая, как есть Ведающая! В Мартеске была одна такая, столетняя бабка, правда та околесицу несла, из ума от старости выжив. Но прежде, говорили, пророчила, и все сбывалось. А про сьеру Лару он давно понял. По обрывкам разговора — случайно ли или нет услышанного, по взгляду. Не доверял, не ждал добра от госпожи...

Уно осознал вдруг, что без глухой злости думает о жене Волчьего сьера. Не такая, как ему представлялось. И не гнобит его. Но вредная жаба внутри опять голосок подала:

«Чего раскис? Не гнобит, так и не жалует. Смотрит, словно сквозь. Не боишься, что мыслишки твои узрит? Да в червя мерзкого обратит?»

«Не боюсь!»

«Дурной, как телок. Что ей твоя жалость? Бровью поведет, и прогонит тебя сюзерен».

«Нишкни, ты!»

Тихий смешок почудился, но смолкла тварь. Уно помотал головой. Вину за собой чуял, хотя и не было вины. Как если сьер Раймон его оставил при жене, оберегать, а он оплошал. И подлюгу Хина не распознал. Какими глазами на сюзерена взглянет?

Он остановился и осторожно выглянул из-за дерева. Сьера Лара вновь сидела на скамье и, опустив голову, перебирала крупные зеленоватые бусины.

«Эх... - сокрушенно вздохнул он. - Горе-то!»

***

На столе лежит квадратная пряжка из темной бронзы. Витая рамка, язычек в форме стрелы. Как ни странно, Лара помнит ее. Она берет пряжку и направляет поток.

Сначала ничего не происходит, лишь слабые ощущения ненависти и скрываемого страха. Лара прикасается пряжкой к Звезде. Ощущения усиливаются. Перед мысленным взором клубится темнота. Хин... Это не его имя! Легкой тенью — другая жизнь, голод, зависть и снова ненависть. И вдруг всплеском: Трилистник! Слово смердит кровью и жутью. В темноте возникает коридор, затем комната, скупо освещенная свечой. Два человека в длинных плащах и надвинутых капюшонах. Губы шевелятся, но Лара ничего не слышит. Она пытается пробиться дальше, собрать ошметки памяти телохранителя, однако ее отбрасывает прочь...

Весенний вечер погрузил гостинную в мягкие сумерки. Надо бы позвать Вивьен и велеть зажечь свечи, однако ей хотелось еще немного побыть одной. Ей мало открылось. У телохранителя были наниматели — это можно предположить и без дара. А вот то, что он жил под чужим именем... Трилистник. Что же означает это слово?

Размышления прервали донесшиеся со двора лошадиное ржание, цокот множества копыт и громкие голоса. В доме поднялась суета. Вернулся Раймон! Раздались быстрые приближающиеся шаги, и она, встав из кресла, порывисто обернулась к дверям.

Муж стоял на пороге и даже в сумерках было заметно, как осунулось его лицо, покрытое серыми разводами пыли. Позади него переговаривались слуги. Маниго зычно призывал мэтра Грассе поторопился с ужином, а служанок - набить соломой дополнительные тюфяки.

- Лара.... - хрипло выдохнул Раймон, шагая в гостиную. - Вы не в постели?

Она слегка улыбнулась:

- Я хорошо себя чувствую, сьер Раймон.

Он нахмурился, но ничего сказать не успел. На стенах заплясали оранжевые отсветы, вошла Вивьен с зажженным канделябром, поставила его на каминную полку и торопливо присела перед Раймоном, затем выскользнула из комнаты, осторожно прикрыв двери.

Лара выждала, когда стихнут ее шаги, и сказала, подходя к мужу:

- Дар оказывает воздействие. Все прошло... почти.

Раймон обнял ее за плечи и привлек к себе. Лара ощутила, как колотится его сердце, и зажмурилась, чтобы не расплакаться.

- Мне так жаль... - шепнул он. - Это и мой промах — охраны было недостаточно.

Лара подняла на него взгляд:

- Никакой охраны не будет достаточно. Блесуа не вызывал подозрений, а оказался предателем.

Муж крепче прижал ее к себе:

- Вам следует перебраться из дома в обитель.

- В этом нет смысла.

Она напряглась и, ощутив это, муж разжал объятия. Отойдя к камину, он расстегнул перевязь со шпагой и со стуком положил оружие на стол.

Лара куснула нижнюю губу: им стоит отложить разговор, и без дара ясно, насколько Раймон измотан.

- Вы должны беречь себя, Лара.

- Ведь я — надежда Альби?

- И поэтому тоже.

- Нет, Раймон.

В свете свечей резче обозначились его скулы. Лара решила оградить свой разум и не считывать ауру мужа, однако продолжала видеть его горе и подавляемый гнев, сизыми нитями пронизывающий пространство гостиной. Раймон недоволен ее упрямством и не намерен соглашаться. Как получается, что его эмоции пробивают ментальный щит?

- За эти дни я многое обдумала, - спокойно сказала она. - Нам нужно поговорить о важных вещах, но вы утомлены долгой дорогой.

- Ничего, - отрывисто ответил Раймон. - Я готов вас выслушать.

- Врагам известно, кто я.

- Почему вы считаете, что известно? - с сомнением спросил он. - Это могла быть месть или зависть. Далеко не всем аристократам понравилось мое возвышение. Например, графу Риардо.

- Не могу объяснить, но я чувствую это, - она слабо улыбнулась. - Ведь мне подвластен Воздух.

- Прошу простить, иногда я... упускаю из вида. Конечно. И тогда это весьма тревожная и удручающая новость. Тем более - ваша безопасность важна, как никогда.

- Как и говорил магистр Вальен, мои способности усилились. Я сумела спастись и защитить себя сама.

- Но и враги сделают выводы из неудачи.

- Пусть так, - тихо ответила Лара. - Вы были правы в том, что нам нельзя... - голос прервался, однако она справилась с собой и договорила: - Рисковать.

Раймон недоуменно взглянул на нее.

- Повозка перевернулась, и я... - Лара вновь замолчала, не зная, как сказать, что больше не способна иметь детей. Сумерки тяжко ложились на плечи, тишина давила еще больше:

- Страшно и горько терять нерожденное дитя. Но его земная судьба могла быть еще страшнее, - каждое слово давалось с трудом: - Охота пошла бы за ним, и если бы врагам удалось захватить нашего сына или дочь...

Лицо мужа исказилось, и она опустила взгляд в пол.

- Что же, если вы так считаете... - наконец пробормотал он и добавил уже иным, жестким тоном: - Досадно, что Блесуа свернул себе шею.

- Это я убила его, - глухо сказала Лара.

- Вы?! Но каким образом?

Лара подошла к камину. Она не знала, удастся ли ей пробудить ярость, когда нет непосредственной угрозы. Однако после того, как Месьер Кот щедро поделился с ней силами, рисунок ее дара стал другим — словно на поверхности моря разбросал блики закат. Перед внутренним взором возник рдеющий уголь, присыпанный сизым пеплом. Надо лишь раздуть пламя. Чутье подсказало опереться на гнев и неверие мужа. И на свою жгучую боль утраты. Вспыхнул багровый свет, и искры побежали по телу. Она вытянула руку, позволяя искрам собраться над ладонью в огненный сгусток. Жечь! Пусть все горит! Нет, нельзя, она должна удержать Огненную стихию, не дать ей выйти из-под контроля! На висках выступили капли пота.

- Лара!

Муж шагнул к ней, и в этот миг, взмахнув кистью, она швырнула сгусток огня в камин, на сложенные горкой поленья. Взметнулось яркое пламя, затрещало, поглощая сухое дерево. Лара перевела дух и оперлась на спинку стоящего рядом с камином кресла.

Раймон тряхнул головой, будто прогоняя наваждение и, обняв Лару за талию, бережно усадил в кресло. Не сводя взгляда с ее лица, он опустился в другое, напротив.

- Как это стало возможно? Вам же не подвластна огненная Стихия!

- На испытании мне не откликнулся Огонь, однако магистр Вальен говорил, что и Вода способна сражаться.

- Весьма... впечатляющая демонстрация, - уголок его рта дернулся в усмешке.

- Не думаю, что смогу ежедневно разжигать очаг, - грустно улыбнулась она в ответ. - Нужны более веские причины, к тому же использование Огня ведет к упадку сил. Хина я убила при помощи своей Стихии. Сожалею, надо было действовать... мягче. Но теперь я знаю, как подчинить и направить это оружие. Хинардин Блесуа — не настоящее имя. Он причастен к покушению на вас, с ним был связан ваш сержант. И еще — трилистник. Это слово олицетворяло для него нечто жуткое. Возможно, господину Товье сведения окажутся полезными.

Раймон угрюмо кивнул:

- Передам. Уверен, за всем стоит Лодо Галейский. Он заручился поддержкой альбийцев самого высокого ранга, раз подосланный ими человек был на хорошем счету в Тайной Страже. Но если король действительно прознал про вас, он не отступит.

- Блесуа использовал Дуновение Борея, чтобы усыпить меня. Я должна была спать самое меньшее день. Но преодолела действие зелья, - Лара поднялась с кресла и, шагнув к мужу, положила руку ему на плечо. - Только теперь я полностью осознала, что значит быть Искрой Странника. Раймон, я — иная. Я останусь в этом доме и буду вести привычную мне жизнь.

Раймон взял ее ладонь в свою, затем поднес к губам и коснулся пальцев поцелуем:

- Мне трудно согласиться с вашим решением, сьера Лара, однако я принимаю его. Я привел подкрепление. На этот раз - только мои ноорнцы. Они будут подчиняться лично вам. И... Прошу меня извинить за несдержанность.

Лара вздохнула: на миг ей захотелось проснуться в другой жизни, где нет дара и надвигающейся угрозы. Она выпрямилась:

- Да пребудет со всеми нами милость Странника, сьер Раймон.

***

Оденар невидяще смотрел в стену перед собой. Давно отзвучал полночный гонг, и дом погрузился в тишину. Толкалась усталость в натруженных долгой скачкой мышцах. Завтра предстоит непростой разговор с месьером Эрнаном, следовало бы немного отдохнуть. Однако впервые укоренившаяся за много лет привычка засыпать при первой возможности изменила ему. Душа полнилась тягучей тоской, и, чтобы избавиться от нее, он велел Маниго принести бутылку крепкого иберийского вина, особой, семилетней выдержки, припасенную для торжественного случая. Рождения сына, например. Горького вина осталось на донышке, но хмель не брал.

...Новость, привезенная два дня назад гонцом, оглушала. Он помчался в Талассу, не щадя ни людей, ни лошадей. Какой он думал увидеть жену? Страдающей телом и духом, ищущей утешения или стойко противостоящей беде? Но вряд ли такой — отстраненной, со строгим взглядом. Далека теперешняя Лара от робкой невесты. Ее лицо, когда она вызвала Стихию Огня... Будто Эри — древняя богиня мщения. Даст ли он руку на отсечение, что не испытал на миг суеверного ужаса?

Оденар усмехнулся себе: вино таки помутило разум. Какое отношение Искра имеет к Старым богам? Ему не об этом надлежит думать. Надо обьявить еще один рекрутский набор, зимнего было недостаточно, надо обеспечить гарнизоны провизией и боеприпасами, надо срочно обучать новобранцев... Наверняка, Совет будет против выделения новых средств, а прочие высокородные сьеры постараются сплавить в рекруты самых негодных людей из своих владений. Но основную тревогу вызывали слова Лары. Связь предательства Бестье и попытки ее похищения означает, что Лодо — на шаг впереди них. Откуда враг узнал про ее способности? Как подсылу удалось проникнуть в Тайную стражу? Кто из старой знати замешан в заговоре? Риардо или Люмаж? А Товье? Блесуа попал в телохранители по его выбору. Кому вообще теперь можно доверять?

Шорох у дверей вывел его из задумчивости.

- Кто там скребется? - недовольно спросил он.

Дверь скрипнула, и в спальню заглянул смущенный Уно.

- Дак вот, месьер, узнать хотел — не желаете ли чего?

- Не желаю. Ступай.

Но Уно не уходил, топтался у дверей.

- Еще что?

- Простите, месьер, - бухнул Уно. - Виноват я.

- И в чем же? От Линье сбежал?

- Не доглядел...

Оденар вздохнул, затем медленно произнес:

- Нет здесь твоей вины.

Уно опустил было голову, но вдруг зыркнул исподлобья.

- Не надо вам так, - с неожиданной смелостью сказал он, и Оденар заметил, что мальчишка смотрит на пустую бутылку: - И Странничек милостив...

- Иди спать, Уно, - резко оборвал его Оденар. - Хотя нет, прежде принеси мне еще одну бутылку.

Уно выкатился из покоев месьера, ругая себя последними словами. А впору и провалиться на месте! И как язык повернулся дерзость ляпнуть! Будто кто под бок толкнул. Только как увидел сьера Раймона таким - в груди захолонуло. Почудилось: ровно еще что стряслось, непонятное... Месьер сам на себя не походил. Взгляд тяжелый, мутный, будто после лихорадки. Однако вовсе неладно получилось — придется теперь самолично бутыль нести. Уно остановился напротив двери, ведущей в погреб. Каролина не раз посылала его за окороком или сыром, замка на двери не бывало — от кого запирать? Но не по себе было.

«Винное зелье доброго не насоветует. Кто меры не знает — тому и радость испоганит, а пуще того в беде подведет».

Так дед говаривал. Спросить кого? Спят давно уже все. Свеча в его руках затрещала, выбросила дымное облачко.

«Чего застыл? Дурья башка, делай, что велели! Сам напросился. Ишь, указывать он будет. И кому?!»

Вздохнув, Уно вошел внутрь. У дальней стены на полках выстроились бутылки, пламя свечи отразилось бликами на темном стекле. Шагнув вперед, он взял первую попавшуюся и понуро побрел наверх.

У дверей спальни сьера Раймона он вновь остановился, не решаясь войти и прислушиваясь. Подождав несколько ударов сердца, толкнул створку.

Сьер Раймон сидел у стола, уронив голову на скрещенный руки. Осторожно ступая, Уно приблизился и увидел, что тот забылся глубоким сном.

Уно, кусая губы, смотрел на его суровое лицо, резкие складки, залегшие возле рта и меж бровей. Оставить бутыль да восвояси убраться? А месьер среди ночи проснется, да продолжит. Нет. Пусть назавтра велят ему порку задать, а бутылку он обратно в погреб отнесет.