Глава 8

май 1690

Ранним утром Беатрис завтракала в затененной апельсиновыми деревьями лоджии. День обещал быть волнительным: сегодня наместник его величества давал званый ужин в ознаменованиеокончания празднеств рождества Иоанна Предтечи, и в числе приглашенных был адмирал де Эспиноса с супругой. Беатрис переживала, не зная, как общество Санто-Доминго примет ее, незнатную провинциалку, по милости Небес ставшую женой сиятельного гранда.

Накануне доставили платье — еще роскошнее, чем то, в котором Беатрис была на свадьбе, из великолепного черного шелка. Пена тонкого кружева украшала лиф и рукава, а подол верхней юбки был расшит золотой и серебряной тесьмой. Беатрис предпочитала более скромные наряды, и ширина обручей каркаса показалась ей непомерной. Но она наконец-то будет представлена «малому двору» наместника и поэтому перспектива провести несколько часов, затянутой в жесткий тяжелый корсет ничуть ее не удручала.

— Вы позволите присоединиться к вам?

Глубоко задумавшаяся Беатрис вздрогнула, услышав голос мужа. Обычно они завтракали порознь. Адмирал де Эспиноса поднимался с постели на рассвете, и в этот час либо работал с бесчисленными бумагами в своем кабинете, либо уезжал в порт.

— Дон Мигель, — она встала со стула и присела в реверансе.

Дон Мигель быстрым шагом подошел к жене и поднес к губам ее руку, затем уселся на свободный стул и оглядел немудреную трапезу, состоящую из меда, хлеба и фруктов.

— Я велю Лусии принести еще чего-нибудь.

— Не нужно.

Беатрис с любопытством посматривала на мужа: уж больно загадочный вид у него был.

— Так значит, Ола вас устраивает? — вдруг спросил он.

— Конечно, устраивает! — улыбнулась Беатрис

— Что же, тогда вам обеим необходимы несколько уроков.

Беатрис удивилась. Надо сказать, что после той злополучной прогулки, которая могла закончится трагически и для всадницы, и для лошади, верхом она больше не ездила. Ее жизнь заполнили другие, гораздо более важные события. А в последние недели, пользуясь полученным от мужа разрешением, она проводила много времени в госпитале. И хотя Беатрис нравилось общаться с Олой, и она продолжала навещать кобылу, принося той какое-нибудь лакомство, для себя она уже успела прийти к выводу, что верховая езда не для нее. Да и неприятные воспоминания не вдохновляли ее на дальнейшие прогулки. Поэтому неожиданно возникший со стороны дона Мигеля интерес к этому вопросу озадачил ее. И неужели он сам собирается учить ее?

— Пожалуй, сегодня и начнем, — сказал дон Мигель, подтверждая ее догадку.

— А как же прием? — еще больше удивилась Беатрис.

— До вечера уйма времени, — отмахнулся дон Мигель.

— Как вам будет угодно, — пожала плечами Беатрис: и в самом деле, что проку изводить себя домыслами о предстоящем приеме, если можно провести эти часы с мужем? Ведь им не столь уж часто доводится наслаждаться обществом друг друга.

Через полчаса Беатрис спустилась во двор. Дон Мигель и братья да Варгос были уже там. К седлам лошадей телохранителей дона Мигеля были приторочены тюки причудливой формы, и он, заметив вопрос в глазах жены, пояснил:

— Я велел изготовить игуану

— Игуану?!

— Чтобы никакая мерзкая тварь больше не могла испугать Олу. Или лишить вас присутствия духа.

— Но каким образом вы собираетесь этого добиться?

— Увидите, донья Беатрис. Мы немного проедемся по пляжу, а тем временем Лопе и Санчо все приготовят.

Заинтригованная Беатрис подошла к Оле и заметила, что седло на кобыле другое: меньше по размеру, с плавно изогнутыми луками.

— Седло французское, оно гораздо удобнее, — продолжил давать пояснения дон Мигель. — В Испании мы строго следуем древним традициям, но это как раз тот случай, когда можно отступить от них. Испанские седла для женщин громоздки и небезопасны, особенно если пускать лошадь вскачь.

Как только Беатрис устроилась в седле, она сразу почувствовала, насколько оно отличается от прежнего. Но вместе с тем напомнил о себе пережитой страх, и она судорожно стиснула повод.

— Вы не передумали? — серьезно спросил дон Мигель

Она лишь упрямо покачала головой.

— Хорошо, — садясь верхом на Райо, де Эспиноса ободряюще улыбнулся жене.

Оставив позади город, они проехали через полосу прибрежных зарослей, и наконец перед ними открылось море. Братья да Варгос спешились, а дон Мигель кивнул Беатрис на длинную полосу песчаного пляжа.

— Вперед, донья Беатрис.

Они скакали по самой кромке прибоя, по плотному белому песку. Ветер бил в лицо Беатрис, трепал ее волосы. Ощущение свободы охватило ее, и она вдруг поняла, что ей нравится скачка.

В полулиге береговая линия круто изгибалась, и подступивший к самой воде кустарник скрывал от глаз всадников довольно протяженный участок пляжа. Доскакав до поворота, дон Мигель остановился, смиряя рвавшегося вперед Райо и разглядывая что-то, пока невидимое для Беатрис. Она на мгновение напряглась, снова вспомнив безумную скачку испуганной кобылы, однако, едва она натянула повод, как Ола перешла на рысь, и, поравнявшись с андалузцем, тоже остановилась.

— Смотрите, что выбросил последний шторм — каоба*! — де Эспиноса показал на лежащий на песке ствол огромного дерева, в ошметках коры и бурых космах высохших водорослей: — Вообще-то, в окрестностях Санто-Доминго они редко встречаются. Видимо, ее принесли сюда морские течения. Как нельзя кстати. Вы не должны теряться при виде препятствий. Заставьте Олу перепрыгнуть. Полагаю, в вас достаточно характера и храбрости.

Беатрис без особого восторга разглядывала неожиданное препятствие.

«Отказаться?» — мелькнула у нее отнюдь не храбрая мысль.

— Поваленное дерево — еще не самая серьезная преграда из тех, что могут встретиться на вашем пути, донья Беатрис, — продолжил муж, видя, что она колеблется. — Итак?

— Я... попробую.

— Я не сомневался, что вы решитесь, — усмехнулся де Эспиноса. — Перед прыжком вы должны немного наклониться вперед, однако держите спину прямо. В момент прыжка отдайте повод, иначе рискуете удариться грудью или выпасть из седла на шею лошади.

Беатрис кивнула, впрочем, слабо представляя себе, как ей удастся следовать советам мужа.

Она толкнула ногой Олу, и та почти с места пошла легким галопом. Однако у самого дерева она замедлила свой бег и, не подчиняясь понуканиям всадницы, повернула, по плавной дуге обходя препятствие.

— Заставь ее! — крикнул дон Мигель.

Беатрис сцепила зубы и вновь направила лошадь к каобе.

— Смотри вперед! Спину ровнее!

На этот раз Ола остановилась нескольких кодо от препятствия и присела на задние ноги, мотая головой и привставая на дыбы.

— Я не могу! —Беатрис с трудом вынудила кобылу поставить передние копыта на песок.

— Ты сможешь, — неожиданно спокойно ответил дон Мигель. — Ола чувствует твою неуверенность. Ну, не все сразу. А сейчас сделаем так... Езжай за мной.

Он дождался, пока Беатрис справится с нервничающей лошадью и подъедет к нему, затем пришпорил Райо. Ола, как того и следовало ожидать, последовала за жеребцом. Вздымая клубы песка, Райо подскакал к каобе и прыгнул. Беатрис не успела испугаться, как Ола прыгнула тоже. Как во сне, когда все происходит замедленно, молодая женщина увидела проплывающий под ней ствол дерева. Через мгновение сильный толчок чуть не выбил ее из седла. Зубы клацнули: приземление получилось жестким. Затем время вновь вернулось к своему обычному ходу.

— Отлично! — воскликнул дон Мигель.

Беатрис несколько раз глубоко вздохнула, приходя в себя. Ола всхрапывала и вскидывала голову, прося повода и словно удивляясь, что преодолела такую неприятную и пугающую ее преграду.

— У тебя получится. Вернее — у вас обеих. Ты должна подчинить лошадь себе, понимаешь? — проговорил дон Мигель. — А теперь вернемся, должно быть, Лопе и Санчо уже соорудили чучело.

«Еще игуаны нам не хватало», — не без иронии подумала Беатрис, оглаживая Олу по взмокшей шее — кобыла всё еще горячилась.

— Вы решили провести нас через все испытания за один урок? — спросила она у мужа.

— Прыжок через дерево не считается, — улыбнулся тот, разворачивая коня. — Ведь Ола всего-навсего прыгнула за Райо.

— Хорошенькое дело — не считается, — пробормотала Беатрис ему в спину. — Я чуть не умерла со страху...

Если де Эспиноса и слышал ее, то не подал виду. Райо неторопливо рысил в сторону опушки, где остались братья да Варгос, и Беатрис могла только предполагать, что именно приготовил для нее муж.

Санчо зачем-то забрался в густой кустарник, и на его лице алели свежие царапины, но это не мешало ему на пару с Лопе заговорщически ухмыляться.

— Будет лучше, если вы спешитесь, донья Беатрис, — сказал дон Мигель. — Вы проведете Олу по тропинке, а Санчо вытолкнет чучело из кустов. Ваша задача — убедить лошадь, что в этом нет ничего страшного. Важно, чтобы это сделали именно вы. Так она привыкнет доверять вам, своей хозяйке. И разговаривайте с ней.

— А если Ола будет вырываться? — с сомнением спросила Беатрис.

— Постарайтесь все-таки удержать ее. Но если не получится — бросьте повод, — дон Мигель усмехнулся. — Не беспокойтесь. Мы с Райо перехватим ее.

Лопе придержал стремя, и Беатрис спешилась. Особой надежды на успех идеи мужа она не испытывала, но возражать не стала. Взяв Олу под уздцы, она пошла по тропинке. Кобыла охотно последовала за ней, и в этот момент из кустов с треском выпало нечто. Ола попятилась, храпя и задирая голову. Повод натянулся и Беатрис пришлось приложить все силы, чтобы устоять на ногах.

— Ола.... Ола-а-а... — протяжно позвала она и негромко присвистнула.

Конечно же, умение свистеть, не делало чести благовоспитанной девице, но однажды Беатрис была свидетельницей того, как конюх успокоил нервного коня таким способом, и она надеялась, что это поможет и ей. Продолжая звать кобылу и посвистывать, Беатрис кинула взгляд на чучело: ну и страшила — в шипах, с оскаленной пастью и намалеванными на морде красными глазищами. У братьев да Варгос было богатое воображение — настоящая игуана, пожалуй, внушала меньший страх, чем это исчадие ада.

Неизвестно, была ли Ола тоже приучена к свисту, но понемногу она успокоилась, хотя фыркала и прядала ушами, косясь на ужасное чудище. Ласково уговаривая лошадь, Беатрис легонько потянула ее за повод, а чудище на этот раз не пыталось напасть, и Ола двинулась вперед.

— Вот видишь, Беатрис, — удовлетворенно сказал дон Мигель, когда они возвращались домой. — Все прошло просто замечательно.

Они ехали бок о бок, и Беатрис могла видеть довольное лицо мужа.

— И Ола ничего не будет бояться? — скептически спросила она.

— Будет.

— Но тогда зачем этот урок?

— Ола испугалась, но ты была рядом и смогла успокоить ее. Она доверилась тебе, и в следующий раз охотнее подчинится твоей воле, — дон Мигель помолчал, а затем спросил: — А теперь расскажи, что нового ты узнала у отца Кристиана за последние недели.

Беатрис смутилась: после ссоры она избегала разговоров о госпитале, полагая, что мужу неприятно, все, что касается этой темы.

— Отец Кристиан заинтересовался бальзамом сеньора Рамиро, — осторожно ответила она.

— И что же, Франциско поделился своими секретами?

— Сеньор Рамиро очень добр! — воодушевилась Беатрис. — А бальзам и вправду творит чудеса. Особенно благотворно его действие, когда раны уже начали гнить...

— Неужели тебе и в самом деле нравится рассуждать о методах исцеления гниющих зловонных ран? — перебил ее не скрывающий своего удивления дон Мигель.

— Да, — потупилась Беатрис. — И я сожалею, что мне как женщине недоступны более глубокие знания о врачевании. Вот сеньор Рамиро — сколько снадобий он изобрел!

— Ей-богу, предпочитаю, чтобы ты была моей женой, а не моим судовым врачом, — де Эспиноса рассмеялся, но, заметив обиженный взгляд Беатрис, добавил: – Твои таланты неисчислимы. Думаю, что из тебя бы получился не только превосходный доктор, но и прекрасная матушка-настоятельница, если бы я не вмешался. Господь еще накажет меня за святотатство, ведь я поспорил с Его волей.

— Возможно, Он избрал тебя своим орудием, и ты, напротив, исполнил Его волю, – возразила Беатрис, украдкой скрещивая пальцы в древнем знаке, отгоняющем зло.

***

Солнце приближалось к полуденной черте, и Беатрис начала уже беспокоится, хватит ли ей времени, чтобы приготовиться к приему. Однако в этот день случилось еще одно происшествие. Когда они въехали во двор, то услышали женский визг и крики: в доме что-то стряслось. Шум доносился из западного крыла, и де Эспиноса нахмурился:

— Что за черт?

Он спрыгнул с коня и, кинув поводья подоспевшему конюху, бросился ко входу в дом. Братья да Варгос припустили следом.

Спешившись, Беатрис побежала за ними. Широкая юбка мешала ей, и когда, запыхавшись, молодая женщина поднялась на второй этаж, мужчин нигде не было видно. Впрочем, догадаться, где они, не составляло труда: дверь кабинета была распахнута, и именно оттуда раздавались крики и грохот.

— Это дьявол! — взвыла какая-то из служанок

Беатрис показалась, что это была Мерседес. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее, если бесконечно хладнокровная женщина оставила свою сдержанность.

— Хосе, мои пистолеты! — крикнул дон Мигель.

Беатрис подбежала к дверям и едва не наткнулась на Санчо и Лопе, стоящих на пороге. С другого конца коридора спешили Лусия и Фернандо. Беатрис вошла вовнутрь и остановилась, остолбенело разглядывая кабинет, где царил полный разгром. Стулья были перевернуты, пол устилали заляпанные бордовыми пятнами вина клочки бумаги, осколки разбитого графина и выброшенные из шкафов статуэтки. Рассыпанные по столу документы были залиты чернилами из опрокинутой чернильницы. Мерседес, втягивая голову в плечи, пятилась к дверям. Рядом со столом стоял на четвереньках Хосе, держа пистолет и пытаясь зарядить его трясущимися руками. Среди этого хаоса возвышался дон Мигель. Он смотрел в правый верхний угол кабинета. Посмотрев туда же, Беатрис заметила темный ком на одном из шкафу и, приглядевшись, поняла, что это довольно крупная обезьяна.

— Чего ты возишься? — поторопил слугу де Эспиноса

Хосе подал ему пистолет. Прицелившись, де Эспиноса выстрелил в зверька. Тот с визгом метнулся на люстру, закачавшуюся под его весом. Оказалось, что в лапках у обезьяны находится второй пистолет. Она чуть было не выронила тяжелое оружие во время прыжка, но удержала его, и теперь, скалясь и гримасничая, передразнивала де Эспиносу, поочередно целясь во всех присутствующих. Мерседес всхлипнула, а Хосе полез под стол.

— Не дури, Хосе, — раздраженно буркнул дон Мигель, — пистолет у нее разряжен.

Он поднял с пола мешочки с боеприпасами и, положив их на стол, стал перезаряжать свой пистолет, время от времени бросая взгляды на обезьяну, раскачивающуюся под потолком.

— Дьявол! — вновь подала голос Мерседес.

— Воистину... — среди столпившихся возле дверей слуг послышались причитания.

— Это обезьяна! Мерседес, неужто ты никогда не видела их? — возразила Беатрис.

— Это Дьявол в обличии отвратительной твари! — прошипела служанка. — И он явился, чтобы смутить наш дух! — она истово перекрестилась.

— Думаю, в своем истинном обличии Дьявол смутил бы наш дух гораздо сильнее, — Беатрис тоже перекрестилась, как привыкла делать при упоминании Нечистого.

Санчо вполголоса разразился замысловатым богохульством.

— Да отгниет твой поганый язык, Санчо да Варгос! — набросилась на него Мерседес. Ее глаза горели фанатичным огнем. — Как ты смеешь сквернословить в такую минуту?! Когда мы смиренно должны...

— Старая карга, — не остался в долгу Санчо.

— Прекратить! — рявкнул де Эспиноса.

Он вновь прицелился в обезьяну, но та уже прекрасно понимала исходящую от оружия угрозу. Она заверещала, швырнула в сиятельного адмирала пистолет и прыгнула с люстры прямо в лицо Мерседес. У служанки вырвался безумный вопль, а обезьяна перепрыгнула на взвизгнувшую Беатрис, затем молнией метнулась к открытому окну. Выстрел дона Мигеля лишь разбил одно из оконных стекол, но не причинил никакого вреда зверьку, успевшему скрыться в густой листве деревьев.

Хотя обезьяна пребольно оцарапала запястье Беатрис, та не выдержала и прыснула со смеху: грозный адмирал Испании, яростно смотревший вслед постыдно бежавшему «противнику», выглядел забавно.

— Рад, если вас это развеселило, донья Беатрис, — кисло заметил дон Мигель. Он окинул взглядом кабинет, оценивая урон, нанесенный его святая святых бесцеремонным зверем. — Откуда она взялась?

— Окно было открыто, дон Мигель, — покаянно пробормотал Хосе. — Сталбыть, сбежала из зверинца и...

— Что же, кроме себя винить некого. Хосе, Мерседес, приведите все в порядок. Что касается моего последнего рапорта его королевскому величеству, то увы, он безвозвратно погиб.

— Дон Мигель, прошу прощения... — смущенно сказала Беатрис.

— Не стоит извиняться. Это и в самом деле было забавно, — дон Мигель с неожиданной насмешкой взглянул на перекошенные от страха лица слуг и язвительно хмыкнул: — Но было бы гораздо забавнее, если бы пистолет, попавший в лапы этой твари, был заряжен.

______________________________________________

* или махагони, одна из разновидностей красного дерева

Глава 9

Леонора, маркиза де Франкавилья, придирчиво всматривалась в свое отражение в зеркале: неужели морщина? Так и есть, алебастрово-белую кожу лба пересекала тонкая, но заметная морщинка. И возле глаз тоже... Попробовать притирание из цветков гелиотропа и амариллиса, который ей продал на прошлой неделе ушлый торговец? Или крем на козьих сливках?

Она раздраженно куснула нижнюю губу. Это все здешнее солнце — под его лучами женщины увядают быстрее, чем в Европе. И как бы она не старалась защитить кожу, зеркало беспощадно напомнило ей, что ее весна осталась позади.

Но надо же ей было заметить это именно сегодня, когда дон Барталомео устраивает прием! И там же будет Мигель! Да, Мигель со своей женой!

— Донья Леонора, позволите причесать вас? — голос молоденькой камеристки нарушил ее размышления.

— Позови Кафтучи, Бланка.

Бланка позволила себе презрительную гримаску.

— Ты чем-то недовольна? — обманчиво спокойно спросила Леонора.

Девушка вспыхнула, презрение на ее лице сменилось растерянностью.

— Я... не знаю, где она, донья Леонора…

— Так пойди и разыщи.

Бланка выскочила из комнаты, а маркиза продолжила созерцать свое безупречное лицо. Почти безупречное... Впрочем, ее глаза все так же хороши. И волосы... Ее мысли вернулись к адмиралу де Эспиносе.

Запретная связь длилась несколько лет, и их страсть была такой же жгучей, как солнце Эспаньолы, такой же испепеляющей, как пламя костра для нераскаявшейся грешницы... Или она лишь вообразила себе это? Разве могли они надеяться на что-либо? Мигель не обещал да и не мог ничего ей обещать. Он уходил в море — надолго и всегда внезапно, и она быстро отучилась ждать его, а затем негритенок-посыльный приносил ей записку, и адмирал неистовым ураганом вновь врывался в ее жизнь, желая начать с того самого места, где они остановились в прошлый раз. Им везло: кроме Кафтучи, чернокожей рабыни, привезенной откуда-то с засушливых равнин Намибии, ни у кого не зародилось и тени подозрения, что добродетельная маркиза де Франкавилья — неверная жена. Однако в преданности черной ведьмы донья Леонора не сомневалась.

И каким же пылким был сеньор адмирал! В начале их романа она даже всерьез раздумывала, не ускорить ли муженьку уход в лучший из миров. Верная Кафутчи помогла бы ей... Леонора отказалась от этого безумного шага, и, как показало время, была права.

После гибели брата Мигель переменился, их встречи стали редкими, что, впрочем, уже не огорчало Леонору: она устала от необходимости тщательно скрывать их связь и от тяжелого нрава любовника. В последний год они и вовсе не виделись. Прошлой осенью по Санто-Доминго прошел слух, что адмирал де Эспиноса то ли убит в бою, то ли смещен и под стражей отправлен в Испанию. Леонора встревожилась, но потом пожала плечами и еще раз возблагодарила небеса, что не поддалась пагубному порыву и не попыталась избавиться от мужа.

Слухи о себе опровергнул сам де Эспиноса, когда дождливым ноябрьским вечером его корабль бросил якорь на рейде. А через несколько дней город оказался взбудоражен известием о скорой женитьбе дона Мигеля. Эта новость была подобна удару молнии и вызвала у доньи Леоноры приступ ярости. Особенно самолюбие маркизы уязвляло то, что она вместе с мужем была приглашена на свадьбу.

Во время церемонии Леонора внимательно рассматривала новоявленную сеньору де Эспиноса: недурна собой, но и не более. Из захудалого рода. В сознании неотступно билась мысль: почему, почему эта простушка из захолустья сумела добиться того, о чем она, маркиза де Франкавилья могла лишь грезить?! И тогда-то Леонора решила поквитаться. Она не позволит безнаказанно играть со своим сердцем!

Кафтучи, конечно, обо всем догадалась и в тот же вечер без обиняков спросила:

— Госпожа хочет, чтобы та женщина ушла в Ку-зиму, к духам подземного мира?

Леонора ответила не сразу, и причина ее колебаний была вовсе не в страхе перед возмездием и не в сострадании: она хотела действовать иначе. Изощреннее.

— Нет. Но вот что. Скажи-ка, тебе известны зелья твоего народа? При помощи которых ваши колдуны общаются с демонами?

К ее удивлению, широкие крылья носа Кафтучи затрепетали, а лицо посерело.

— Только вожди и мудрые женщины могут говорить с духами. Иначе — Смерть придет за тобой...

— Однажды ты сказала, что среди твоих предков были знахари. И твоя мать учила тебя. Мне достаточно только намекнуть брату Антонио — и смерть придет за тобой, — с жесткой усмешкой повторила донья Леонора последние слова рабыни. — Жаркая смерть в очищающем огне. Ты видела, как сжигают еретиков? Нет? В последнюю неделю Великого поста ожидается аутодафе...

Кафтучи задрожала.

— Не трясись. Я не претендую на твоих демонов, оставь их себе, — презрительно фыркнула Леонора. — Но мне нужно снадобье, которое... изменит ее. Сведет с ума. Ты сможешь приготовить что-то подобное?

— Да, госпожа, — пробормотала Кафтучи и низко склонилась перед ней...

— Госпожа...

Леонора вздрогнула и встретилась в зеркале взглядом с Кафтучи. Та вошла неслышно и теперь стояла позади ее кресла.

— Готово?

Кафтучи протянула руку. На ее ладони был маленький флакон зеленоватого стекла. Леонора, не торопясь брать зелье, с любопытством спросила:

— Как оно действует? И насколько быстро?

— Очень быстро. Падут все запреты, и тело выйдет из власти духа.

— Навсегда?

— Нет.

— Жаль. Я полагала, что ты способна на большее.

Кафтучи промолчала, ее будто вырезанное из черного дерева лицо напоминало своей надменностью лики языческих идолов, и впервые маркиза де Франкавилья почувствовала себя не вполне уверенно в присутствии своей рабыни. Борясь с неуместным смущением, она проговорила:

— Впрочем, так тоже сгодится. На званом ужине королевского наместника — что может быть позорнее...

***

Беатрис напрасно беспокоилась: в отсутствие строгой Мерседес, Лусия, призвав на помощь двух молоденьких служанок, справилась как нельзя лучше, и точно в назначенный срок сеньора де Эспиноса вышла из своих покоев. Ожидавший в зале дон Мигель окинул жену внимательным взглядом и, судя по всему, остался доволен.

Из окна кареты Беатрис смотрела на вечерний Санто-Доминго. Густо-фиолетовые сумерки исподволь наползали из узких переулков, однако в последнюю ночь празднований Рождества Крестителя тьме было не суждено полностью овладеть городом: на всех площадях пылали костры, и процессии горожан с факелами в руках огненными ручейками растекались от церквей.

Алькасар-де-Колон*, резиденция наместника, представлял из себя зарево огней. В портшезах и каретах нескончаемым потоком прибывали приглашенные, площадь перед дворцом была запружена до предела, и слуги в парадных ливреях переругивались друг с другом, споря за более удобное место.

Дон Мигель велел Лопе остановиться чуть поодаль. Он вышел из кареты и подал жене руку. Пальцы Беатрис чуть подрагивали в его теплой ладони, и дон Мигель сжал их.

— Вы восхитительны, донья Беатрис, — он усмехнулся уголком рта. — К чему эти волнения? Почти всех приглашенных вы уже видели на свадьбе, а им останется лишь завидовать вашей прелести.

— Надеюсь, что окажусь достойна... имени де Эспиноса, — без улыбки проговорила Беатрис

— Безусловно, донья Беатрис, — также серьезно ответил дон Мигель.

Завидев адмирала, люди расступались, кое-кто почтительно приветствовал де Эспиносу, и тот кивал в ответ. Они неторопливо поднялись по ступеням широкой лестницы и вошли в ярко освещенный пиршественный зал, вдоль стен которого располагались длинные столы, сервированные изысканной посудой. С галереи звучала музыка, однако гул голосов рассаживающихся гостей почти заглушал ее. У противоположной стены, за установленном на возвышении главным столом восседал де Ованда. Он о чем-то беседовал с сидевшем по его правую руку седовласым мужчиной в простом черном камзоле без украшений, однако державшимся с достоинством принца крови. С другой стороны сидел священник с лицом аскета, одетый в черно-белую сутану доминиканцев.

Бросив взгляд на дона Мигеля, собеседник де Ованды нахмурился. Беатрис тоже покосилась на мужа и встревожилась: лицо у него стало напряженным, будто он шел не на званый ужин, а собирался вступить в поединок.

Де Эспиноса замедлил шаг и остановился: вот уж кого он совсем не ожидал увидеть, так это дона Алонсо де Лару. Значит, давний враг решил вернуться из Гаваны в Санто-Доминго! В последние годы их вражда поутихла — король Карлос слишком благоволил к адмиралу де Эспиносе. А впрочем, это не мешало дону Алонсо интриговать исподтишка. Кроме того, дон Мигель был уверен, что де Ованда непременно попытается извлечь выгоду из противостояния двух старинных семей. Вот и сейчас в сонных глазках наблюдающего за ними наместника мелькнуло злорадное любопытство. Де Лара преувеличенно учтиво наклонил голову, дон Мигель ответил тем же, затем вновь сжал пальцы жены, и повел ее к возвышению.

— Донья Беатрис Сантана де Эспиноса, моя жена.

— Дон Барталомео... — Беатрис присела в глубоком реверансе, затем выпрямилась, с большим интересом разглядывая де Ованду — полноватого мужчину средних лет с ухоженной волнистой бородкой и чувственными губами.

— Наслышан, наслышан... Добро пожаловать, донья Беатрис, — наместник изобразил подобие улыбки, затем обратился к дону Мигелю: — Признаться, вам удалось удивить меня, сеньор адмирал. Хотя теперь, увидев донью Беатрис, я лучше понимаю вас...

— Никто не ведает, какой путь уготовил для него Господь, — сдержанно ответил де Эспиноса.

— Воистину так, — согласился де Ованда, а доминиканец осенил себя крестным знамением. — И его величество дал свое разрешение на ваш брак, хотя, как мы знаем, это случилось уже после...

— Терпение его величества воистину безмерно, если он продолжает одаривать милостями подданного, который не однажды действовал наперекор воле Королевского совета, — не скрывая враждебности проговорил дон Алонсо. — Более того — в своем своеволии и прикрываясь благими целями борьбы с пиратами, заходил так далеко, что сам уподобился... — он перехватил ставший цепким взгляд де Ованды и осекся.

— Дон Алонсо, не соизволите ли вы закончить вашу мысль? — с глухой угрозой в голосе спросил дон Мигель.

Кое-кто из приглашенных начал оборачиваться и вытягивать шею в надежде не пропустить ни слова.

— Сеньоры, сеньоры! — махнул рукой де Ованда. — Сейчас не время говорить о... разногласиях. Взгляните, сеньоре де Эспиноса скучно. Прошу вас, — и он приглашающе указал на свободные места за столом рядом со священником.

Слуга отодвинул стул Беатрис, и под взглядами доброй половины гостей она села, не зная, куда деваться от неловкости. Но гораздо сильнее ее беспокоили слова этого дона Алонсо и назревающая ссора. Она догадывалась, что неприязнь между ним и доном Мигелем возникла не вчера. Но до сих пор ей не доводилось задумываться, есть у ее мужа враги.

Слуги внесли первую перемену блюд — жаренное на вертеле мясо дикого быка. Одичавшие потомки животных, привезенные первыми европейцами, все еще в изобилии встречались в предгорьях Кордильера-Сентраль.В зале началось оживление, внимание приглашенных переключилось на еду. Перед Беатрис поставили блюдо с куском истекающего соком и жиром мяса. Она взяла вилку и тут же отложила ее в сторону: к горлу внезапно подкатила дурнота.

«Мне следует научиться лучше держать себя в руках...», — подумала Беатрис, украдкой поглядывая на непроницаемое лицо мужа.

Как будто только что не был брошен оскорбительный намек! Дон Алонсо не договорил. В чем можно обвинить адмирала де Эспиносу? В бесчестье? Но разве сам король не удостаивает его своим доверием? И отец непременно знал бы о таком. Вот только та история с женщиной, благодаря чему дон Мигель и оказался в Ла-Романе... Беатрис инстинктивно чувствовала присутствие мрачной тайны, но с другой стороны — а кто сказал, что там кроется нечто, пятнающее его честь?

«Мне просто не хочется докапываться до истины — сейчас, когда я только познала вкус счастья...» — призналась она себе. — «Ну и что в этом такого? Он мой муж, и я люблю его...»

Тошнота прошла так же внезапно, и вместе с ней улеглась тревога, а приправленное острыми специями мясо оказалось необычайно вкусно. Затем последовала вторая перемена блюд, и Беатрис воздала должное искусству поваров де Ованды. К концу ужина хорошее настроение вернулось к ней. Музыка заиграла громче, гости понемногу разбредались по залам дворца. Де Ованда, вставая, вдруг обратился к Беатрис:

— Надеюсь, вам понравились кушанья, донья Беатрис.

— Благодарю вас, дон Барталомео, все было превосходно.

— Ну и замечательно, — хмыкнул наместник и окликнул кого-то: — Донья Леонора!

Проходящая мимо поразительно красивая женщина в темно-бордовом платье остановилась и склонила голову. Маркиза де Франкавилья — Беатрис вспомнила, что видела ее во время свадебного пира.

— Могу ли я поручить вашим заботам сеньору де Эспиноса? — продолжил наместник. — Она впервые во дворце. Нам же, увы, не взирая на праздник, нужно еще обсудить некоторые вопросы, не терпящие отлагательства...

— Почту за честь, дон Барталомео, — хрустальным голоском ответила маркиза.

— Напоминаю, что в полночь я устраиваю фейерверк, — добавил де Ованда.

— О, — на лице доньи Леоноры было написано восхищение, — вы так щедры...

Она перевела взгляд на дона Мигеля.

— Рад встрече, донья Леонора, — поклонился тот.

— Разделяю вашу радость, дон Мигель, — бесконечно любезно ответила та.

В глубине души Беатрис ощутила досаду: рядом с утонченной белокожей доньей Леонорой она казалась себе крестьянкой, только что вернувшейся с виноградника. К тому же она заметила неудовольствие, мелькнувшее во взгляде мужа — он явно не желал оставлять ее в обществе прекрасной маркизы. Однако донья Леонора уже увлекала ее прочь, щебеча при этом:

— Мужчины так скучны... А во дворце найдется немало интересного... Вы видели фонтан знаменитого Бертуччи? Ах, конечно же, нет, какая я глупая! Ведь дон Барталомео сказал, что вы здесь впервые. Желаете взглянуть?

— Не откажусь, — улыбнулась Беатрис.

Они вышли в опоясывающую внутренний двор галерею, по которой прогуливались богато одетые мужчины и женщины, в большинстве своем незнакомые Беатрис. Маркиза же, напротив, то и дело обменивалась приветствиями и расточала улыбки.

— Вы, должно быть, чувствуете себя одиноко, донья Беатрис, — вдруг негромко проговорила она, когда они миновали очередную группу гостей.

Беатрис остановилась и недоуменно спросила:

— Что заставляет вас так думать, донья Леонора?

— Вы приехали издалека и никого не знаете в Санто-Доминго... — протянула Леонора.

Она не поверила своей удаче, когда де Ованда обратился к ней с просьбой, облегчив тем самым осуществление задуманного. Теперь осталось совсем немного...

— И никто не знает меня, — в тон ей ответила Беатрис.

Леонора насторожилась: уж не издевается ли сеньора де Эспиноса? Но та смотрела простодушно, и тогда маркиза продолжила свою атаку:

— Присядем, — она указала на скамью, стоящую в нише, и также негромко сказала: — Вы правы, никогда не слышала имени Сантана...

— Да, род Сантана не из знатных, хотя я могу перечислить по меньшей мере десять поколений моих предков, — согласилась Беатрис, усаживаясь на скамью.

— Вы очень искренни... Такая искренность — большая редкость для унылых стен Алькасар-де-Колон... — маркиза замолчала, задумчиво глядя поверх головы Беатрис.

Беатрис, не совсем улавливая, что понадобилась от нее донье Леоноре, вздохнула и уже собиралась встать и под благовидным предлогом уйти, но та вновь заговорила:

— Донья Беатрис, меня удивило, что сеньор де Эспиноса решил жениться.

— Надо же. И дон Барталомео был удивлен. Но мне не ясны причины вашего удивления.

— Позвольте мне быть откровенной с вами, — донья Леонора взглянула прямо в глаза Беатрис: — Я хочу всего лишь предостеречь: вам будет непросто — особенно, учитывая бурный нрав вашего супруга.

— Вот как? — Беатрис все меньше нравился этот разговор и она произнесла резче, чем ей хотелось: — Наш брак благословлен церковью и королем, и мы с моим супругом живем в любви, как заповедал нам Спаситель.

— Мои слова задели вас? Но беда в том, что дон Мигель де Эспиноса нарушал все заповеди. Все! Понимаете?! — Леонора стиснула руки в попытке сохранить хладнокровие: она и сама не подозревала, насколько болезненны были раны, нанесенные ее самолюбию. — Не может быть, чтобы вы ничего не слышали о нем и его образе жизни. И наверняка кто-то успел шепнуть вам пару слов о... его любовницах. Или же нет? Тогда вас ждет немало открытий. И наивно полагать, что узы брака способны удержать такого мужчину, как он...

— Откуда вам это знать, донья Леонора? И что вам за печаль? — уже не сдерживаясь, воскликнула Беатрис.

— О, я знаю, донья Беатрис, можете мне поверить, — у Леоноры вырвался истеричный смешок. — А вот вам, такой наивной, было бы полезно представлять, с кем вы связали судьбу.

— Обойдусь без ваших советов! — отрезала Беатрис и вскочила на ноги.

Леонора кляла себя: как можно было позволить эмоциям взять вверх! Что на нее нашло, теперь все повисло на волоске! Однако она быстро справилась со своими чувствами и, придав голосу самые чарующие интонации, проворковала:

— Не будем ссориться. Вы мне нравитесь, донья Беатрис.

Она тоже встала и внимательно изучала лицо сеньоры де Эспиноса, лихорадочно соображая, как ей задержать молодую женщину. Молчание затягивалось. И тут ее взгляд упал на руку Беатрис.

— Не поймите мои слова превратно. Я увидела царапины... Всем известна жестокость адмирала де Эспиносы. И... возможно, вам уже пришлось испытать на себе его гнев.

Беатрис покосилась на вспухшие на запястье царапины и смутилась: она-то думала, что кружевная отделка рукава скрывает следы ногтей обезьяны.

— Меня оцарапала обезьянка.

— О да, разумеется, — отозвалась маркиза.

Беатрис уже пожалела о своих словах. Зря она начала оправдываться! Теперь маркиза де Франкавилья будет тем более уверена, что адмирал де Эспиноса истязает свою жену.

Со стороны кухни появился лакей с подносом, уставленным бокалами, и Леонора обрадовалась: вовремя! Она знаком подозвала лакея и взяла два бокала.

— Вы побледнели, донья Беатрис. Сегодня так душно, — она протянула один бокал Беатрис. — Лимонный шербет. Отведайте, у дона Барталомео превосходно его готовят.

Беатрис машинально взяла бокал: ей и в самом деле было душно. Маркиза де Франкавилья так и впилась глазами в ее лицо, и, словно завороженная этим горящим взглядом, Беатрис сделала глоток. Однако всегда нравившийся ей лимонный вкус показался приторным. Тошнота вновь нахлынула на нее, голова закружилась, и бокал, выскользнув, из пальцев, разбился о каменные плиты.

Кажется, донья Леонора прошептала: «Досадно...»

Но Беатрис было не до нее, она прислушивалась к себе.

«Что со мной? Нервы? Или...» — обостренное восприятие запахов, тошнота: — «Неужели?!» — сестра рассказывала ей о тяготах, сопутствующих вынашиванию детей, но Беатрис не смела радоваться.

— Вам стало дурно? — холодно осведомилась Леонора, изо всех сил подавляя разочарование и злость.

— Я чрезвычайно неловкая, — с усилием улыбнулась Беатрис. — Что же, благодарю за беседу, а на фонтан Бертуччи я взгляну в следующий раз. И смею вас уверить — вам не о чем беспокоится. А теперь, если не возражаете, я вернусь в зал, к мужу. По крайней мере сегодня узы брака удержат сеньора де Эспиносу от очередного грехопадения.

______________________________________________________

* Автор в курсе, что в этот период дворец был уже основательно заброшен