Глава 7

Кто-то провел по лицу Беатрис влажной прохладной тканью.

– Сеньора де Эспиноса, вы слышите меня?

Мужской голос был смутно знаком ей, но глаза открывать не хотелось. Она будто плыла в туманном мареве, и все казалось далеким — и уже неважным.

Разве могла Беатрис вообразить, что такая желанная для нее беременность закончится сущим адом? Поначалу ничто не предвещало беды, это был второй ребенок, и она даже не сильно тревожилась, что сын – в том, что она носит сына, Беатрис была уверена с самого начала – решил появиться раньше положенного срока. В первые часы ей удавалось довольно успешно справляться со схватками, а потом она поняла, что с ней что-то не так. Стемнело, и каюту освещали масляные лампы. Причудливые тени метались по потолку, и несмотря на открытые окна, от духоты не было спасения. Она видела растерянность на лице Мерседес, которой прежде случалось принимать роды, помогая своей матери – одной из самых опытных повитух в Санто-Доминго.

Муж также был обеспокоен, через какое-то время (какое? Беатрис не могла бы даже приблизительно определить это) возле ее кровати появился сеньор Бонилья, затем все заслонила боль...

– Сеньора де Эспиноса!

Ее безвольной руки коснулись чьи-то пальцы, ища пульс. Прикосновения и настойчивые призывы вывели Беатрис из забытья, и боль вновь принялась терзать ее тело. Молодая женщина не сдержала стона и, приподняв тяжелые веки, встретилась взглядом с синими глазами того самого англичанина, супруга миссис Блад, которого дон Мигель назвал своим врагом. Он был без камзола, а рукава его рубаха были закатаны. Боль даже отступила на мгновение, до такой степени это было неожиданно. Как он сюда попал?!

– Что вы здесь делаете? – спросила Беатрис, с трудом разлепляя искусанные губы.

– Мое имя Питер Блад, я врач, и нахожусь здесь для того, чтобы помочь вам.

Он отпустил ее запястье и, поднявшись, обернул вокруг своих бедер широкий кусок полотна.

– Врач? – Беатрис смотрела недоверчиво. – Где мой муж? – она огляделась: на столе, придвинутом к кровати, ярко горели лампы, за окнами темнело – вторая ночь вступала в свои права. – Мигель!

– Да, врач, – повторил Блад, – Ваш муж за дверями каюты, с нетерпением ожидает рождения ребенка. Позвольте мне осмотреть вас, а потом мы вместе поможем родиться вашему сыну... или дочери.

О какой помощи он толкует? Разве ей можно помочь?

– Сеньора де Эспиноса, мы теряем время, – Питера беспокоил блуждающий взгляд молодой женщины, и он мысленно клял упрямого испанца.

– Хорошо... – наконец выговорила она.

Беатрис чувствовала, как сильные чуткие пальцы ощупывают ее напряженный живот. Крепкая от природы, она редко болела и не помнила, чтобы ей когда-либо приходилось прибегать к услугам врача. Изабелита также не доставила ей особых проблем, а сегодня уже во второй раз посторонний мужчина дотрагивался до нее. Однако стыд остался где-то далеко — там же, где и ее надежды.

– Ребенок лежит неправильно, – сказал Блад.

Беатрис и сама подозревала это, но при словах врача ее охватила тоска. Скатываясь из уголков глаз к вискам, побежали слезы.

– Позовите моего мужа, – попросила она, – Я хочу... проститься.

– Я думаю, вам стоит повременить с прощанием, сеньора де Эспиноса. Сейчас я поверну ребенка, – Питер заметил во взгляде молодой женщины страх и слегка улыбнулся: – Еще немного — и было бы слишком поздно, но у нас все получится. Доверьтесь мне. Великий Амбруаз Паре практиковал манипуляцию поворота плода более века назад, – он показал ей бутылочку с темным содержимым: – Я дам вам вот этой тинктуры, она уменьшит ваши страдания, но увы, полностью от них не избавит.

В глазах Блада было участие, его голос звучал мягко, но в то же время измученная Беатрис слышала в нем уверенность и сдержанную силу, и ее душа невольно потянулась к источнику этой силы. Она глубоко вздохнула и послушно выпила растворенное в воде лекарство, не замечая его вкуса.

Открылась дверь, в каюту вошла Мерседес с кувшином горячей воды и встала рядом с кроватью.

Вскоре голова Беатрис закружилась, а предметы, и до того не отличающиеся четкостью линий, стали расплываться еще больше. Блад склонился над ее разведенными коленями, его ладонь легла на верхнюю часть живота Беатрис.

– Вы готовы, донья Беатрис? – спросил он, внимательно глядя на нее.

Беатрис кивнула и закрыла глаза.



***





Дверь закрылась за спиной Питера Блада. Весь обратившись в слух, дон Мигель застыл в нешироком проходе между каютами. Он старался не думать о том, что сейчас делает этот пират с его женой.

...После разговора с доньей Арабеллой он долго стоял, глядя в никуда. Потом перед ним возник сеньор Бонилья, который отводил глаза в сторону и бормотал слова сожаления, но их смысл не доходил до сознания. Только когда врач сказал, что следует послать за отцом Доминго, дон Мигель вздрогнул, стряхивая оцепенение. Отстранив рукой врача, он шагнул в каюту, и взгляд его упал на профиль жены, словно выточенный из белого мрамора.

– Беатрис... – позвал он, но ее веки не дрогнули.

– Дон Мигель, не стоит прерывать благословенное забытье, – подал голос сеньор Бонилья. – Отпустите ее с миром...

Сердце оборвалось в бездну, и в ту же секунду пришло решение. Чудовищное. Единственно верное.

«Отпустить?! Черта с два!»

Он круто повернулся и, не слушая продолжающего что-то говорить врача, вышел.

«Я вручил ее Твоей милости, но она слишком хороша для Тебя. Один раз я уже оспорил Твою волю — и сделаю это снова. Пусть и гореть мне потом в аду!»

...Арабелла с беспокойством посматривала на испанца.

– Вот увидите, все закончится хорошо, – в который раз повторила она.

За себя она волновалось гораздо меньше, когда пришел срок появится Эмилии. Но долгие часы мучений наверняка отняли у сеньоры де Эспиноса все силы, и теперь Арабелла укоряла себя, что не решилась поговорить с доном Мигелем раньше.

Из-за переборки до них доносились неясные голоса, говорил в основном Питер, однако слов было не разобрать, а женский голос звучал едва слышно, но во всяком случае, донья де Эспиноса была в сознании. В соседней каюте сонно хныкала маленькая Изабелла, не понимающая что происходит, а ее няня напевала песенку, пытаюсь успокоить малышку. Худощавая женщина с мрачным лицом, по виду служанка, принесла с камбуза горячей воды в узкогорлом кувшине. Затем все стихло, даже девочка перестала плакать. Казалось, что время остановилось, застыло вместе с де Эспиносой, и Арабелла начала прохаживаться взад и вперед, чтобы доказать самой себе, что это не так.

– Почему так тихо? – отрывисто произнес дон Мигель. – Если с ней что-то случилось...

Арабелла хотела возразить ему, сказав, что по его милости помощь могла прийти с опозданием, как вдруг гнетущую тишину разорвал отчаянный крик. Арабелла замерла на месте, напряженно прислушиваясь. Прошло еще несколько томительных минут, затем Питер резко, повелительно сказал что-то, заглушенное новым криком. Дон Мигель двинулся к двери, даже в тусклом освещении было заметно, как побелело его лицо. Подбежав к испанцу, молодая женщина схватила его за руку:

– Дон Мигель! Остановитесь, вам туда нельзя!

– Там моя жена! – он вырвал руку, бормоча то ли молитвы, то ли проклятия.

– Дон Мигель!

Де Эспиноса, не слушая ее, распахнул дверь и увидел Питера Блада, своего заклятого врага, стоящего на коленях рядом с постелью Беатрис и держащего в руках новорожденного – маленький красный комочек.

– У вас сын, дон Мигель.

Светлые глаза, в которых дону Мигелю вечно чудилась насмешка, глянули, казалось, ему в самую душу. Он чуть ли не с недоумением воззрился на сморщенное личико младенца, а тот раскрыл крохотный рот и неожиданно громким криком возвестил всем присутствующим о своем появлении на свет.

– Сын... – хрипло пробормотал он и пошел вперед, протягивая руки, чтобы принять драгоценную ношу. Из его груди вырвался смех, больше похожий на рыдание: – Диего!

Привычный мир де Эспиносы сминался, рушился, не оставляя камня на камне от его прежних убеждений.

«Око за око... Жизнь... за жизнь?»

Змей Уроборос, кусающий себя за хвост, созидание и разрушение, постоянное перерождение без начала и конца...

«Все возвращается на круги своя...»

Новорожденный затих, чувствуя тепло его ладоней. Какой же он маленький!

Дон Мигель спохватился:

– Моя жена, она... – он с тревогой посмотрел на распростертую на постели Беатрис.

– Это обморок. Смотрите, сеньора де Эспиноса уже приходит в себя.

Мерседес, закончив обихаживать свою госпожу, собрала ворох окровавленных простыней и подошла к дону Мигелю, чтобы забрать младенца.

Беатрис пошевелилась, ее глаза открылись, и она обвела окружающих затуманенным взглядом. Она чувствовала необычайную легкость, ее тело будто парило в воздухе. Рука потянулась к животу. Ребенок! Она не слышала его плача, что с ним?

– Беатрис! – над ней наклонился муж.

– Мой малыш?

– С нашим сыном все хорошо...

– У вас замечательный сын, сеньора де Эспиноса, и очень сильный — как и вы, – сказал Блад, складывая свои инструменты и бутылки с тинктурами в сумку.

– Капитан Блад, я... благодарю вас за спасение моей жены и ребенка, — медленно проговорил де Эспиноса.

«Капитан Блад? Разве он не является врачом?» – в очередной раз удивилась Беатрис.

– Я давал когда-то клятву Гиппократа, дон Мигель, – странный врач вдруг усмехнулся: – В конце концов, это был мой долг.

Де Эспиноса обернулся к Арабелле и глухо сказал:

– Донья Арабелла, прошу меня извинить, я был груб с вами сегодня... и прежде.

– Я не держу на вас обиды, дон Мигель, – ответила она, затем с улыбкой посмотрела на Беатрис: – Поздравляю вас, донья Беатрис. Я рада, что все закончилось благополучно.

— Спасибо... мистер Блад, — Переведя взгляд с Блада на своего мужа, а потом на Арабеллу, Беатрис добавила: — И вам, донья Арабелла...

– Донья Беатрис, – Мерседес протянула ей маленький сверток.

– Пойдем, дорогая, – позвал Блад, – не будем мешать. Завтра я проведаю вас, сеньора де Эспиноса.

Он наклонил голову, дон Мигель, помедлив, ответил учтивым поклоном. Но Беатрис не заметила этой заминки. Не отрываясь, она смотрела на сына.

– Где же нам найти кормилицу на корабле? — озабоченно спросила Мерседес.

– Я сама буду кормить его, — заявила Беатрис, заставив служанку неодобрительно поджать губы.

Дон Мигель опустился на колени возле кровати и прижался лбом к руке жены:

– Я был в шаге от того, чтобы позволить тебе умереть. Сердце мое...

– Все уже позади, Мигель, – тихо ответила она.

Он поднял голову и жадно вгляделся в лицо сына:

– Мы назовем его Диего. Он точно вернулся ко мне... А теперь отдыхай.

Беатрис сонно подумала, что ее ревность была глупостью. Встреча двух врагов, сказанные еще в Ла-Романе слова Лусии о женщине, то ли гостье, то ли пленнице на корабле дона Мигеля – все это говорило о давней мрачной истории, и участников этой истории связывало нечто, куда более сложное — и драматичное. Она еще поразмыслит об этом. А сеейчас рядом с собой она чувствовала маленькое тельце сына и глаза смыкались от неимоверной усталости...

Глава 8

Мерседес смирилась с желанием своей госпожи самой кормить сына и показала Беатрис, как прикладывать ребенка к груди. В первый день из сосков выступило лишь несколько густых капель, и Диего недовольно хныкал, но ночью груди начало покалывать от подступающего молока, и на следующее утро новорожденный жадно зачмокал, утоляя свой голод. Беатрис беспокоило другое — ее лихорадило, и она опасалась, что молоко перегорит или превратится в яд.

К счастью, ровный попутный ветер наконец-то наполнил паруса галеона и через открытые окна овевал ее разгоряченное лицо, принося небольшое, но облегчение. Мистер Блад — или дон Педро, как его именовал ее муж, зашел проведать Беатрис, и ей показалось, что он встревожен. Однако на ее вопрос он ответил, что пока ничего нельзя сказать, надо выждать несколько дней. Он оставил для нее какие-то загадочные настойки — и Беатрис, несмотря на весь свой опыт, не могла понять что же входит в их состав. Мерседес, как обычно, поджимала губы и говорила, что во всем виновато молоко. Но сегодня Беатрис чувствовала себя лучше, хотя тело до сих пор казалось изломанным. Она не помнила, чтобы после рождения Изабеллы так долго не могла справиться со слабостью. Хорошо, у дочери есть подружка: девочка, убедившись, что ей снова можно входить к матери и пользуясь тем, что взрослым было не до нее, все дни проводила с Эмили Блад.

Диего заснул у ее груди. Мерседес, возившаяся в смежной каюте возле сооруженной корабельным плотником колыбели, подошла, чтобы забрать у госпожи ребенка. Беатрис в изнеможении откинулась на подушки. Она задремала, а проснулась от легкого прикосновения к руке: муж сидел рядом.

– Как ты, Беатрис?

– Лучше... кажется.

– Этот пират... – де Эспиноса поморщился, досадуя на невольно вырвавшиеся слова, – дон Педро сказал мне, что и в самом деле есть улучшение. — Он помолчал, а потом пробормотал: – Судьба странно играет всеми нами...

«Пират? Мигель же называл его капитаном. Тогда они могли сталкиваться и прежде, в бою... Но почему пират, разве мистер Блад похож на пирата? Донья Арабелла говорила, что они жили на Ямайке, и ее супруг был губернатором острова... И врач к тому же... А ведь Мигель любил его жену. А она? Я видела, как она смотрит на своего мужа. Как же все это было возможно?»

Хоть Беатрис и дала себе слово не думать о том, что могло связывать английского губернатора, его жену и адмирала Испании, этот эпизод жизни мужа не выходил у нее из головы. Ей не верилось в полное и бесповоротное примирение, свидетельницей которого она стала – несмотря на то, что Мигель сам позвал дона Педро, их вражда оставалась здесь, рядом, незримой тенью накрывая всех, включая донью Арабеллу, и – саму Беатрис.

Ее размышление были прерваны плачем проголодавшегося Диего. Мерседес принесла к ней младенца, и тот требовательно обхватил губами сосок. Муж с непривычно ласковым выражением на лице смотрел, как насыщается их сын.

– Он вырастет сильным и смелым мужчиной, ведь ему еще при рождении выпали непростые испытания, – де Эспиноса обвил плечи жены рукой и уткнулся лицом в ее волосы: – Я сожалею о твоих муках, Беатрис. И – спасибо за то, что подарила мне эту радость...

Она не ответила, лишь со вздохом склонила к нему голову. Диего вновь уже посапывал в колыбели, а они так и сидели вместе. На губах Беатрис играла слабая улыбка, она наслаждалась близостью мужа, чувствуя, как страшная усталость начинает понемногу уходить из ее тела. В дверь постучали, и Мигель недовольно спросил:

– Что такое?

– Дон Мигель, я должен проведать вашу супругу, — раздался голов Блада.

– Входите.

Похоже, муж не очень-то сильно обрадовался очередному визиту врача, и Беатрис вновь насторожилась. Дон Мигель встретил Блада, стоя посреди каюты и загораживая кровать, на которой в подушках полулежала молодая женщина. Блад приподнял бровь, выжидающе и иронично глянув на него, ион неохотно посторонился.

– Пожалуйста, дон Педро, – буркнул он.

– Как вы себя чувствуете, донья Беатрис?

– Лучше, гораздо лучше!

Дон Мигель придирчиво наблюдал, как Блад берет руку его жены, нащупывая пульс.

– Жар спал немного, но еще держится. Это уже хорошо, значит причину воспаления удалось устранить. Не забудьте выпить лекарство, которое я оставил вам. Дон Мигель, – Блад обернулся к испанцу, – можно считать, что ваша супруга вне опасности. Завтра я еще раз навещу вас, чтобы убедиться в этом окончательно.

– Надеюсь, что так, – де Эспиноса церемонно наклонил голову, будто находясь на королевском приеме. – Благодарю вас, дон Педро.

Ответный поклон Блада не уступал в изящности, но Беатрис заметила, что в его глазах вспыхнули искры веселья: дон Педро явно забавлялся. Потом она подумала, что слова мужа прозвучали двусмысленно — как будто он надеялся, что их вынужденное общение с англичанином прекратится, и это развеселило ее. Дверь за врачом закрылась, и Беатрис хихикнула.

– Я давно не слышал как ты смеешься.

Муж, конечно же, не догадывался о причинах, и Беатрис ощутила легкое раскаяние.

– Побудь со мной еще немного, мне так не хватает тебя... – попросила она.

– С радостью, – де Эспиноса сел на кровать рядом с ней и осторожно обнял ее, привлекая к себе.

***

– Я вижу, что вы поправляетесь, донья Беатрис, – синие глаза Блада улыбались, хотя вид он сохранял сосредоточенный и серьезный.

– Благодаря вам, мистер Блад,– Беатрис своей улыбки не прятала: лихорадка отступала, и жизнь налаживалась.

– Без вашей силы и стойкости и я ничего бы не смог сделать, – возразил ей Питер. – Я знаю, что многие доктора укладывают рожениц на длительное время в постель, но по моим наблюдением, женщины из простонародья, вынужденные почти сразу после родов трудиться, оправляются быстрее. Вы можете пробовать вставать, – соблюдая осторожность, конечно. Надеюсь, что вскоре вы позабудете о ваших страданиях, как о ночном кошмаре.

– Что бы вы ни говорили о своем долге, мистер Блад, – неожиданно для себя выпалила Беатрис, – вы спасли мне и моему сыну жизнь. И я глубоко благодарна вам. И я не позабуду ни вас, ни того, что вы для меня сделали.

С минуту Блад молчал, о чем-то задумавшись, затем со вздохом сказал:

– Людская память разборчива, иначе нас всех бы отягощал слишком мрачный груз, – На его губах мелькнула едва приметная улыбка: – Ну что же, необходимости в дальнейших визитах нет. Всего вам доброго, донья Беатрис.

Беатрис смотрела на закрывшеюся дверь. Почему так бьется сердце? Причин для волнения нет... Прерывисто вздохнув, она села в кровати. Голова немедленно закружилась.

– Беатрис, сердечко мое, что с тобой?

Появившийся в эту минуту на пороге каюты де Эспиноса быстро подошел к ней.

– Все хорошо, Мигель, – она улыбнулась, чувствуя облегчение: его весьма своевременный приход помог ей преодолеть душевное смятение. – Я хочу встать.

– Это было бы очень неосмотрительно, откуда такая странная идея?

– Доктор... мистер Блад, считает, что движение пойдет мне только во благо.

Де Эспиноса свел брови, и Беатрис в очередной раз убедилась, что вынужденный принять помощь от своего врага, тем не менее, он не был особо расположен доверять англичанину.
Чтобы не спорить, она решительно спустила ноги с кровати и медленно встала. Она и не представляла, что настолько ослабела за эти дни, ноги дрожали, и пол куда-то проваливался, словно «Сантиссима Тринидад» угодила в шторм. Муж левой рукой обхватил Беатрис за талию, она выпрямилась, прижимаясь к нему, черпая в его надежных объятиях уверенность, и сделала шаг к приоткрытому окну.

– Ты совершенно не оправилась, – муж продолжал с беспокойством смотреть на нее.

– Нет, нет, я как раз слишком долго лежала, доктор прав.

Де Эспиноса с сомнением покачал головой:

– Пожалуй, теперь я должен оберегать тебя, чтобы ты не навредила себе. Пообещай, что не будешь вставать без меня.

– Да, Мигель, – она легко коснулась губами его щеки.

Они подошли к окну, и Беатрис с наслаждением вдохнула свежий воздух.

«Это плавание никогда не закончится! Скорей бы Севилья! Тогда я обрету покой, ведь я там выросла...»

Смутное беспокойство тонкой струной звенело в ней, и она пыталась заглушить его, предпочитая думать о конечной цели их путешествия и ожидая встречи с городом, где прошли ее детство и юность, как ждут встречи со старым другом.

***

Прошла неделя, и караван достиг Азорских островов. Было принято решение сделать остановку на Терсейре, в гавани Ангры-ду-Эроишму.

Беатрис за эти дни окрепла достаточно, чтобы выйти на палубу. Она хотела попрощаться с англичанами. Хотя нельзя было сказать, что ей доставляло необычайную радость видеть донью Арабеллу, было бы вопиющей неблагодарностью избегать ту, которая, как позже признался ей Мигель, пришла предложить ей помощь своего мужа — и как оказалось – спасение.

К борту «Сантиссима Тринидад» уже подошли шлюпки чтобы отвезти пассажиров на берег. Беатрис увидела Блада и его супругу. Дон Педро учтиво поклонился им, а донья Арабелла тепло улыбнулась. Беатрис улыбнулась в ответ и внимательно взглянула на мужа. Тот смотрел... странно, словно не знал, надо ли вообще замечать стоящего на палубе врага или шагнуть к нему, протягивая руку. И все же он склонил голову, а Беатрис опять почудились искры иронии в глазах дона Педро. Англичане спустились в шлюпку, и Беатрис показалось, что дон Мигель вздохнул с облегчением. Весь день он выглядел задумчивым, но как будто бы невероятно тяжкий груз наконец-то свалился с его плеч.

А еще через десять дней «Сантиссима Тринидад» медленно вошла в Гвадалквивир. Галеон осторожно продвигался вперед. Беатрис обратила внимание, что река сильно обмелела за эти годы, и подумала, что весьма вероятно, скоро Севилья потеряет присущее ей на протяжении веков значение, уступив место быстроразвивающемуся Кадису. Но пока караваны продолжали приходить в ее порт. Она с радостью узнавания всматривалась в очертания башен и куполов церквей Севильи, и словно возвращалась на семнадцать лет назад, в свою юность. Город медленно надвигался на них, и вот с громким всплеском якоря ушли в мутную воду. Галеон вздрогнул и остановился: казавшееся нескончаемым путешествие завершилось.

***

Дон Алехандро радушно принял их. День прошел в хлопотах и обустройстве в отведенных им покоях. После затянувшегося до позднего вечера ужина, устроенного Новарро для своего дальнего родича, Батрис смогла наконец-то остаться наедине с мужем. Богато убранная гостинная, освещенная лишь парой свечей на каминной полке, тонула в полумраке. Дон Мигель сидел в глубоком кресле возле камина, откинув голову на спинку. Беатрис с утомленным вздохом устроилась в кресле напротив. Она вовсе не собиралась что–либо выяснять, но вдруг слова сами слетели с ее губ:

– Почему ты назвал мистера Блада пиратом, Мигель?

Де Эспиноса вздрогнул, его лицо исказилось от гнева. Он молчал, и Беатрис, как всегда, успела пожалеть о своих любопытстве и несдержанности, полагая, что ответ вряд ли последует. Внезапно дон Мигель заговорил, глядя куда-то мимо жены:

– Потому что это так и есть, Беатрис... Когда-то я должен был рассказать все до конца, – он остановился, собираясь с мыслями, потом спросил: – Ты же помнишь тот разговор с доном Алонсо после ужина у де Ованды, свидетельницей которого стала?

– Да... Дона Диего убили англичане на Барбадосе...

– Диего убил английский пират по имени Питер Блад. Дон Педро Сангре... – с расстановкой проговорил де Эспиноса, и Беатрис изумленно распахнула глаза, не решаясь перебивать его.

– Впрочем он, кажется, ирландец. Оказавшись в западне, он устроил спектакль и принудил Эстебана участвовать в нем, угрожая расправиться с его отцом. Дону Педро Сангре удалось провести всех, но Диего умер, и я никогда не поверю, что этот пират отпустил бы их, как он заявил Эстебану. Я долго преследовал капитана Блада по всему Карибскому морю, а он, как заколдованный, всегда ускользал от меня. Потом я загнал его в ловушку, в Маракайбо, и ничто не могло помочь ему, – он говорил все громче и горячее: – Но словно сам дьявол шептал ему в уши! То, что он сделал тогда... не по силам обычному человеку...

Молчание — тяжкое, почти осязаемое воцарилось в команте. У Беатрис от невероятности услышанного захватило дух. Безукоризненно вежливый мистер Блад, превосходный врач и супруг утонченной доньи Арабеллы — пират?! Разумеется, она знала о бесконечных нападениях английских и французских пиратов на испанские корабли и поселения в Новом Свете, и скорее всего, имя Питера Блада кто-то да и упоминал в ее присутствии, несмотря на то, что в захолустной Ла-Романе никогда ничего не случалось. Но образ кровожадного морского разбойника никак не вязался с полным достоинства и благородства сеньором, коим несомненно был дон Педро, и ей казалось невероятным, что его чуткие сильные пальцы когда-то сжимали рукоять абордажной сабли, что он увлекал орду пиратов на захват имевшего несчастье повстречаться с ним корабля, отнимая жизнь, а не спасая ее. И тем не менее, это было так. Она вспомнила ореол властной силы, исходящей от мистера Блада – в его взгляде и в оттенках голоса, в скупых и точных движениях...

– Но, тогда почему...

– Почему я не вызвал его во время плавания? Или просто не воспользовался моментом, чтобы отомстить? – губы мужа кривились, но Беатрис не осмелилась бы назвать это улыбкой: – Однажды... он уже был в моих руках, и между нами состоялся поединок. Божий суд, – он замолчал, затем глухо закончил: – Это было самое сокрушительное поражение дона Мигеля де Эспиносы...

В голове Беатрис события начали связываться между собой – миссис Блад, спасенная доном Мигелем с какого-то разбившегося корабля и ставшая его пленницей, его тяжелое ранение... Так значит, вот когда состоялся Божий суд! Но слова, вырывавшиеся у мужа в бреду, до сих пор не имели объяснения.

– В Ла-Романе, – ей было мучительно трудно назвать это имя, но она собралась с духом: – Когда вы говорили о... донье Арабелле...

– Беатрис! – твердо произнес он, – Именно тогда я и сказал, что это не должно волновать тебя. И повторю вновь - в настоящем этому не может быть места.

Они вновь замолчали. Беатрис вздохнула, пристально глядя на него: впервые он опустил щит, надежно скрывавший его душу, позволяя давней боли выйти наружу. Она встала и, обогнув кресло, подошла к дону Мигелю со спины.

- Да, муж мой, - тихо проговоирал она, осторожно кладя руки ему на плечи.

Де Эспиноса накрыл ее руки своими и так же тихо ответил:

– Когда я сказал, что судьба странно играет нами... Увидев Питера Блада, я решил, что Небо желает испытать меня. А потом он спас тебя и маленького Диего. И тогда я понял, что мне не важно, кто судил нам встретиться, лишь бы ты оставалась со мной. Ведь иначе и моя жизнь потеряла бы смысл.

Конеч 4 части. Но остальись еще небольшие зарисовки о том, что было с героями дальше