Холодный ветер усиливался, судно «Шарлотта» раскачивало всё сильнее и сильнее.
Дверь, выходящяя из рулевой рубки на правое крыло ходового мостика приоткрылась и в проёме показалось обветренное, покрасневшее от холода лицо боцмана Савельича.
- Разрешите? - спросил он капитана, - хотим зайти в рубку, погреться чуток: замёрзли, понимаете ли, на палубе, как собаки!

- Заходите, погрейтесь, - кивнул ему капитан. Ну, как, всё нормально? Завели дополнительные крепления палубного груза, всё закреплено по-штормовому?
- Точно так, Фомич, - сказал боцман, заходя в рубку с двумя матросами: молодым Антанасом и вторым – мужичком средних лет Алексеем Кучеренко.

- Побудем тут у вас, погреемся, а заодно проверим ещё, как наши найтовы, надёжно ли груз держат: из рубки, ведь, всю палубу видно, вот и определим, будет ли чего там бултыхаться. Ну, а потом уж, с чистой совестью старпому доложу о всех предпринятых мерах. Болтанка-то усиливается, да и прогноз вы говорили недобрый.

- Да, посидите погрейтесь, вон, на диванчике, - и капитан кивнул морякам в сторону дивана, расположенного на левом борту рубки, - можете покурить, если хотите, а я, если увижу, вдруг, на палубе непорядок, сообщу вам, - добавил он.
Моряки уселись на диван, но закурил сигарету один, лишь, Кучеренко. Боцман воздержался, а Антанас не курил.

- Савельич, а ты видел, как дельфин сегодня вынырнул? – Спросил Антанас, боцмана, - я думал, что не водятся они в этих холодных местах: второй месяц на судне, а, вот, в первый раз увидел!

- Значит, водятся! – Глубокомысленно изрёк боцман, - ты ещё много чего не видывал, Антон, потому, как салага ещё, ОС – матрос второго класса; вот, походишь в моря с моё и не такое ещё увидишь. Вот, раз, случай был здесь же, в район Гебрид...

- Слушай, Савельич, не надо, а? - рервал его Кучеренко, - от твоих баек уже уши вянут: прямо - капитан Врунгель!

- Ишь ты, гляди, Антон, леща закидывает. В капитаны произвёл! Думает послабление какое сделаю?

И не рассчитывай, хохол хитрый! Вон, Антон – еврей, а насколько скромнее тебя будет: не затыкает рот начальнику!

- Я не еврей! – вскинулся Антанас.
- А кто же ты? – сделал нарочито круглые глаза боцман, - фамилия-то у тебя матерщинная, а такие только у них и бывают!

Капитан в этот момент от них отвернулся, чтобы не заметили его улыбку и стал смотреть на экран радара. Дело в том, что фамилия Антанаса была – Мандейка.

- Я - литовец! – Крикнул Антанас с обидой. Лицо его покраснело, - это для русских моя фамилия смешная, а у нас - ничего смешного в моей фамилии нет.

- Ладно-ладно, не ссорьтесь, - стал примирять их Кучеренко, вон, у нас в порту начальник судоремонтных мастерских, тот вообще Какашка по фамилии и ничего, не комплексует!

- Ну, добро, добро, не кипятись, - пошёл на мировую Савельич, - литовец, так литовец. Литовцы – тоже хорошие люди бывают, и повернувшись к Кучеренко сказал тому:

- А ты, Лёха в капитаны меня не производи! У них на костерах (небольшие грузовые суда типа река-море) вон, какая жизнь теперь: два судоводителя на такое судно – Кэп и старпом! Вот и крутись, как хочешь, шесть через шесть, да ещё и вахту несут по одному без всяких, там, вперёдсмотрящих-рулевых!

- Ага, да за такую зарплату, что у них, я бы по 25 часов в сутки пахал бы, - проворчал Алексей.

- Ты свою зарплату, сперва, отработай, «пахарь», - сказал Савельич, - а то вечно за вами огрехи приходится подбирать!.
Затем, боцман привстал с дивана, выглянул в иллюминатор и, осмотрев палубный груз и оставшись довольным работой найтовов, обратился к капитану:

- Всё окей, Фомич, вроде! Ну что, пойдём мы, однако?
- Да посидите ещё, - сказал капитан, - куда вы пойдёте? На палубе всё равно нечего делать в такую погоду: штормит, ледяной ветер с дождём. Антанас, возьми-ка кипятильник в том рундучке, как самый молодой, организуй чайку всей честной компании!

- А вот это – добрая идея! – Обрадовался Савельич, потирая руки, - ну, молодой, шевелись давай!

- Кстати, я когда в иллюминатор выглядывал ещё одного дельфина видел. Может, тот же самый? И чего они в такую дурную погоду тут делают? Наверное, рыбные косяки тут бродят...; дельфины – звери такие, самые умные, говорят...

- Ничего они не умные! – Возразил Кучеренко, - умные не стали бы рыбу с кишками жрать!
- Ну, ты, Лёха, даёшь! – Удивился боцман, - а кто-же умные по твоему?

- Собаки! – Сказал Антанас, раздав чашки морякам и балансируя с кипятильником на «гуляющей» палубе рубки.

- Есть и поумнее, - пробурчал Алексей.
- И кто же? – спросил боцман!
- Змеи!

- Змеи? – переспросил Савельич, - слушай Лёха, ну что ты за человек, а? На какую тему ни заведи с тобой разговор, так всё ты на баб переключаешь! Ну, прямо, как канадский лесоруб!

- Нет, я серьёзно, о настоящих змеях, а конкретно – об одном змЕе, об удаве!
- Ну давай, излагай, - сказал боцман, - но не завирайся сильно.

- Несколько лет назад, - начал Кучеренко, - приятель дал прочитать мне очерк в одной из дальневосточных газет – не помню названия – как раз, об этом змее.

Короче, там же, в Уссурийском крае где-то, жил одинокий охотник на краю села.
Охотился он в тайге, охотой своей и жил. И вот, однажды, пошёл он на охоту, бродил-бродил по тайге и провалился в яму! Кто-то, значит, вырыл эту яму, чтоб какой-нибудь зверь в неё попался, а попался наш охотник! Одним словом, упал он в яму, а в яме той – удав! До него, выходит, свалился туда и вылезти не может!

Испугался охотник, лежит – не дышит! А удав, на удивление, его не трогает, а печально на охотника смотрит. Прошло какое-то время и охотник успокоился, понял он, что удав его не съест.

Ну, тогда, поднял охотник удава и вытолкнул его из ямы.
А удав не уполз: свесил он свой хвост в яму, по нему охотник вылез на поверхность и пошёл домой.
Оглянулся охотник, а удав за ним ползёт! «Ну, пусть ползёт», - думает охотник: «Добрый удав».

Короче, дошёл охотник до своей избушки и удав к нему приполз и лёг на крыльце!
На следующую ночь, уже, охотник удава в хату пустил: холодно, ведь, снаружи... .
Так и стали жить они вдвоём – охотник с удавом. Охотник удава кормил, а удав его дом охранял; охотник, уходя на охоту, дверь не запирал: все в деревне знали, что у него удав живёт и боялись этого удава.

И вот, однажды, дошла молва про этого удава до Уссурийска или Хабаровска – уже не помню – до зверинца там находившегося. И приехали оттуда, значит, представители на удава посмотреть.

Убедились они в том, какой умный удав и стали просить охотника, чтобы тот продал его в зверинец.

А охотник – ни в какую! Ни с чем представители и уехали.
А, через некоторое время они вернулись и предложили охотнику за удава такую крупную сумму, что тот не смог отказаться и продал им удава!

Посадили они его в клетку и увезли.
Стал охотник жить один.
Прошло три месяца. Возвращается как-то охотник с охоты, а на крыльце его ждёт удав! Сбежал, значит, из зверинца-то.

Исхудавший весь такой... Обрадовался охотник, запустил его в хату.
А ночью удав охотника задушил.

Вот такой умный змей был – не простил предательства, - закончил своё повествование Алексей.

- Да сказка это! – Сказал боцман, - а ты и уши развесил, Лёха, - «реальный случай», понимаешь ли! – передразнил он Кучеренко.

- Это был очерк, а очерк – не сказка! – Обиженно возразил ему Алексей.
- Ну, если не сказка, то, значит, какой-то оригинальный удав был. А ещё коты очень умные бывают, я сам свидетелем был! – заявил боцман.

Ну, давай, Савельевич, трави! – попросил Антанас.
Что значит трави? – Покосился на него боцман, устанавливая пустую чашку в специальное гнездо, - вот то – действительно реальный случай был в моей молодости.

И боцман приступил к рассказу.
- Жил тогда у меня по-соседству хороший один человек, Наум Яковлевич, такой же, как и Антон е..., пардон, литовец , - поправился он, увидев, что Антанас изготовился яростно протестовать.

- Очень уважаемый человек был, рукастый человек, как и я теперь! Любую вещь мог починить, что тебе утюг, что сапог, что телевизор! И брал недорого. А с пенсионеров вообще ни копейки не брал!
Фамилию его я вам произносить не буду, потому, как его фамилия была ещё матерщиннее, чем у Антона и мне неудобно при Фомиче так выражаться...

- Ему неудобно, видите ли! – Фыркнул Алексей, - а как нас, давеча на палубе костерил, когда найтовы заводили! Мальчик-колокольчик, тут объявился...

- А у него кот был. Жирный, сибирский, такой, котяра, - продолжал Савельич, не обращая внимания на реплику Кучеренко.

Тем временем, на мостик поднялся старпом, подменить капитана и также, ставший невольным слушателем боцманского рассказа. Капитан, сдав вахту, не уходил: хотел дождаться конца истории.

- А я в то время подрабатывал в похоронном оркестре, на трубе играл, понимаете ли, - рассказывал боцман.

Ну вот, жили кот с Наумом душа в душу, а тут Наум Яковлевич – возьми и заболей!
А кот голодным остался, понимаете ли!

Короче, лежит Наум в отключке на спине, дышит тяжело, а кАдык ходит туда-сюда! А рядом – кот голодный третий день!

Ну, кот тут не выдержал и вцепился ему в кАдык и загрыз Наума... .
А на похорона, понимаете ли, нашу музкоманду заказали.

И, вот, представьте себе, такая картина: лежит Наум Яковлевич в гробу, в грузовой машине, сразу за ним оркестр идёт, то есть мы, я со своей трубой – впереди; идём – играем, а в кузове, рядом с гробом сидит этот самый котяра-убийца и плачет вот такими слезами! – И боцман, образовав кольцо указательным и большим пальцем, показал его слушателям.

Затем, взглянув на внимавших его рассказу моряков, сказал с обидой:
- Не понимаю – чего тут смешного, хороший человек умер! Бездушные вы люди!
И со скорбным лицом покинул рубку.