Вы, живя на Борщаговке, ничего не слышали о тёте Леде? Помилуйте! Я думала, что её знает весь Киев! Потрясающая женщина, равной которой я не встречала в жизни!

Жила она на нашей лестничной площадке. Каждое утро тётя Леда выходила из подъезда в окружении 15-16 отчаянно гавкающих шавок и голосом ещё более пронзительным, чем собачий лай, рассказывала кому-то из соседок о своих баталиях с клиентками. Иногда беседа прерывалась окриками и громкой бранью по отношению к щенкам, пытавшимся сожрать что-то несъедобное, но щенки и ухом не вели: они-то знали, что хозяйка их добра и нечем их не обидит. Правильно знали: у тёти Леды было золотое сердце.

Одевалась она на свои вылазки, как чучело: старые кеды и потрёпанные спортивные штаны резко дисгармонировали с короткой юбкой и, пусть видавшей виды, но кружевной блузкой; волосы были спрятаны под чалмой из алого платка, и не заметить её тощую высокую фигуру в этом экзотическом облачении было просто невозможно. Между тем тётя Леда обладала потрясающим вкусом к элегантной одежде; почти все модницы близлежащих девятиэтажек шили платья именно у неё. Нищей пенсии отставной балерины тёте Леде не хватило бы и на пропитание одной из собачек; она подрабатывала шитьём. Я шила у неё платье для выпускного и ручаюсь за качество швов и всех элегантных компонентов, выбранных в модном тогда журнале "Бурда"; французских журналов в эпоху брежневского застоя никто не видывал.
Мы с нашей соседкой жили дружно; она часто забегала к нам за картофелиной - другой для своих супов, и охотно снабжала меня и сестру потрясающими нарядами для школьных карнавалов: у бывшей балерины оставался запас костюмов, в которых она в своё время покоряла публику. Подогнать их под наши тощие фигурки ей ничего не стоила; она же ставила нам цыганский или испанский танцы для школьных номеров, за которые мы часто получали первые места.

Какое-то время я даже ревновала Женьку к тёте Леде: сестрёнка вечно пропадала в её квартире, играя с бесчисленными щенками и, в итоге, стала завзятой "собачницей. Я предпочитаю кошек, но первых тёти Лединых собачек помню и "в лицо", и по именам.

Начало собачей династии положил Персик: желтый пинчер, которого со сломанной ногой наугад подбросили нашей соседке. Тётя Леда его подобрала, вылечила и даже обучила цирковым трюкам. Если бы не громогласные рассказы о негодяях, подбрасывающих несчастных псюшек под двери незнакомым людям, в надежде на их альтруизм, Персик остался бы холост; но обнародование истории подтолкнула сердобольных "негодяев" к мысли, что у тёти Леды и другие пострадавшие собачки найдут спасение. Вскоре, у тёти Леды жили Чача, Чая и Чебурашка, и Персик попеременно баловал их всех своим мужским вниманием. Тогда животных не стерилизовали, и тётя Леда распродавала щенков на птичьем базаре; не уверена, что успешно: пушистое поголовье персиковых потомков порой доходило до трёх десятков и выводить собачек на улицу приходилось в несколько смен.

Соседи к тёте Леде пиетета не испытывали; в лучшем случае, над нею беззлобно подсмеивались. А зря! В тощем нескладном теле моей соседки билось сердце настоящей героини, просто геройство это не было должным образом зафиксировано.

Однажды зимой, возвращаясь из школы, я увидела небольшую толпу у торца нашего дома. Из провала в подвал с трубами и прочей сантехникой валил густой чёрный дым. Пожарную и милицию уже вызвали, и зеваки негромко между собой переговаривались, о том, что сантехника Василия давно пора бы уволить; наверняка, он, напившись, устроил пожар в подвале, а, может, и сам там валяется. Скорее бы приехали пожарные и посмотрели: нет ли кого живого среди труб. Пожарных всё не было, зато появилась тётя Леда, идущая из соседнего гастронома.

Громогласно, но кратко выматерив собравшихся зевак за бездействие, тётя Леда растолкала толпу, и набросив на голову своё дешёвое заснеженное пальтишко, ринулась в подвал, в самый эпицентр клубящегося дыма. И пока наиболее совестливые мужчины снимали свою верхнюю одежду, собираясь лезть вниз ей на подмогу, она вернулась, волоча за собой пьяного в дупель сантехника. Никакой награды за свой подвиг соседка не получила. Пожарные и милиция, приехавшие через полчаса, никакой благодарности за спасение человеческой жизни ей не выразили. Напротив, бугаи в форме за её брань по поводу часовой задержки пообещали составить протокол за оскорбление представителей власти при исполнении, но, кажется, всё обошлось. Василий, когда он отчухался, попытался было отблагодарить свою спасительницу известным всем мужикам способом, но она его отвергла. Дальнейшие их взаимоотношения тёплыми назвать было нельзя.

Когда я вспоминаю Борщаговку и дом, который стал мне родным за двадцать лет жизни, перед моим мысленным взором сразу возникает тётя Леда. Как она там? Здорова ли? Добры ли к ней соседи?
Дай Бог здоровья ей и её мохнатым питомцам на долгие годы!