На второй год обучения стало полегче – нас, привилегированных старшекурсников, перевели на пятый этаж и распределили по четыре человека на комнату. Вот здесь мне очень крупно повезло – я попала в комнату с девчонками из одного звена, с которыми уже успела подружиться. Наша комната была самой дружной: соседки, заглядывавшие на поболтать, очень удивлялись тому, что у нас нет графика дежурств – у всех есть, а у нас нет и мы почему-то не ругаемся по этому поводу.

Нас это сильно смешило – как-то так сложилось, что мы, специально не оговаривая, распределились по парам и всё делали вместе. Если кто-то пошёл в магазин за продуктами, то второй будет готовить, третий – мыть посуду, четвёртый – полы. За весь год у нас не было ни одного конфликта на бытовой почве.
Другим повезло меньше – поговаривали, что в одной из комнат девчонки разругались так, что поделили комнату на четыре части и каждый мыл свою половинку.

Полдня мы проводили на занятиях, потом была самоподготовка, походы по магазинам, дежурства по комнате, а вечерами каждый развлекался – как ему позволяли умственные способности.

Забавным считалось нарядиться привидением, накинув на голову простыню, лицо разрисовать губной помадой и, выключив свет на этаже и лестничной площадке, медленно двигаться в сторону ничего не подозревающей жертвы. Жертву, как правило, выбирали загодя и посылали гонца - его, якобы, кто-то зовёт. Истошные крики на этаже раздавались чуть ли не каждый вечер.

Как-то и меня так пытались напугать, но я, вместо того чтобы испугаться – удивилась, оставив «привидение» разочарованным.

Однажды кому-то из старшекурсников в голову пришла светлая мысль устроить в общежитии шабаш – подговорив девчонок, они нарядились в белые простыни и разносезонную одежду, вывернутую наизнанку, разрисовали лица губной помадой, вооружились кастрюлями и ложками, и, под оглушительный бой, с боевыми криками ворвались на второй этаж, изрядно напугав второкурсников. Кое-кого из самых впечатлительных пришлось потом приводить в чувство - с помощью нашатыря.

В нашем общежитии, как и во всех государственных зданиях, мышей водилось немеряно. В большинстве своём, их никто не боялся, но были и такие, кто, раз увидев мышку в шкафу, потом стучался в него, давая возможность маленькой соседке убежать. Кое-кто развлекался тем, что ловил их и выводил гулять в коридор – на ниточке.

Ловили их очень просто – стеклянную банку ставили на пол и прислоняли к ней книжку, внутрь клали кусочек сыра или сливочного масла и уходили. Достаточно было пятнадцати-двадцати минут, чтобы на эту нехитрую приманку попались одна-две мышки. Одну, счастливую, отпускали, а вторая – становилась игрушкой.

Долго их не мучили – комнаты ежедневно проверялись дежурными по этажу и оставить мышку в качестве домашнего питомца не получалось. Поэтому их всегда отпускали, предварительно вдоволь наигравшись.

Был ещё один способ развлечения – выключить свет на этаже и сидеть в темноте, поджидая очередную жертву, а, дождавшись - бросить в неё мышку на ниточке. Жертва, как правило, пугалась и с громким криком убегала, вызывая нездоровый смех мучителей, да и мышку повторно ловить не надо было.

Самым изощрённым способом мести было подбросить мышку в кастрюлю с едой – это был не только самый эффективный способ, но и самый жестокий. Выяснить, кто это сделал – так и не удалось.

Однажды, с помощью мышки проучили вредную вахтёршу, которая, по упорным слухам, подслушивала за дверьми и не раз была поймана на этом. Я этого не видела, поэтому утверждать не буду – правда это была или вымысел.

А проучили её довольно жестоко – протянули ниточку в дверном проёме, сверху привязав мышку. Своих предупреждали, а, увидев на лестничном пролёте объект мести, быстро разбежались по комнатам, предварительно отключив свет на этаже и лестничной площадке.

Крик стоял - на всё общежитие. Потом выяснилось, что бедная женщина чуть не заработала инфаркт, попутно сломав себе ногу. А надо сказать, что в советское время получить травму на рабочем месте – это было ЧП. Директора техникума за это могли исключить из партии и уволить с работы.

Были крупные разборки, даже милицию вызвали - следствие всё же выявило зачинщиков и их с позором исключили из техникума, когда до заветного диплома оставались считанные месяцы.

Каждый вечер в общежитии дежурили преподаватели техникума. Выглядело это так – заходят в комнату без стука и бесцеремонно открывают все шкафы, проверяя порядок в вещах. А надо сказать, что в нашей комнате дверь встроенного шкафа на петлях не держалась и мы её открывали очень осторожно. Разумеется, мы сообщили о сломанной двери коменданту, но никаких мер принято не было.

Преподаватель же был не в курсе и, когда она взялась на ручку шкафа – с целью открыть её, мы в четыре голоса закричали:
- Осторожно!
Но было поздно - дверь уже выпала и заехала ей прямо по голове.
Не прошло и полчаса, как дверь починили.

Самое большое веселье начиналось во время сессии – на двери комнат вешали разного рода объявления, типа: «Не стучать!» или, наоборот, «Без стука не входить!». Были и поэтические изыски, вроде: «Войдёшь без стука – вылетишь со звуком. Войдёшь со стуком – вылетишь без звука».

Вот после прочтения такого объявления и проснулись ранее дремавшие во мне поэтические наклонности. Ответ сложился сам собой:
По коридору шла однажды
И надпись на дверях прочла -
Она гласила всем, что дважды
Без стука к ним войти могла.
Одно меня тогда смутило –
Что в первый раз – убить могли,
А во второй – сама б убила.
Как быть? Войти иль не войти?

Заглянув в комнату, на дверях которой красовалась грозная надпись: «Тихо! Идёт подготовка к экзаменам!», я обнаружила всех жильцов сладко спящими. Через пять минут на дверях их комнаты красовался экспромт:
Однажды шла по коридору
В давно не предрассветный час.
Прочла я надпись на «заборе»:
«Идут экзамены у нас!».
Зашла узнать – какой экзамен?
И пожелать им «ни пера».
Ну, а сказать жильцам пришлось мне,
Что всем вставать давно пора.

Надо сказать, что стихи я начала писать ещё в школе, но это были «взвейтесь-развейтесь» и «розы-морозы». Одно из них даже попало в школьный альманах, который оформила наш классный руководитель, чем я потом очень долго гордилась.

Я даже заняла второе место на конкурсе чтецов с этим произведением, посвящённым «Пушкину». Написано оно было в старших классах школы и до сих пор помнится наизусть. Вон оно:
Каким же надо быть поэтом,
Каким талантом обладать,
Чтоб все народы на планете
Тебя не смели забывать?
Твой вклад в поэзию огромен,
Подобен башням он Кремля
И Вечному огню подобен –
Он вечен, как сама земля.

Сейчас самой смешно читать эти строки, а тогда я считала себя новым именем в русской литературе – наследником Пушкина. Позже девчонки говорили мне, что я заслужила первое место, потому что читала собственные стихи, а остальные – чужие. Но у меня и тогда не было обид, а сейчас – тем более.

Девчонки, с которыми мне довелось делить одну комнату, были местными – из районов области, и по выходным по очереди ездили домой, возвращаясь с полными сумками продуктов, поэтому раз в неделю у нас была домашняя еда. В холодное время года мы хранили её за окном, а вот ранней осенью её приходилось срочно съедать, и с этой задачей мы отлично справлялись. Ходили слухи, что продукты за окном частенько воруют, но нам с этим сталкиваться не приходилось.

Надо сказать, что девчонки были – из приличных семей и никто не выражался, кроме одной, довольно хулиганистой девочки. А у нас в комнате между шкафами была натянута верёвка, на которой висела штора, и тот, кто входил в комнату – не видел находящихся в ней.

Однажды возникла очень смешная ситуация – к любительнице крепкого словца приехала мама, а она об этом не знала. Сидим мы культурно за столом и мило беседуем с её мамой. И вдруг с треском распахивается входная дверь, штора слетает с верёвки и раздаётся:
- Что, (крепкое слово), не ждали?
Выражение её лица – в тот момент, когда она увидела свою маму, - я до сих пор вспоминаю со смехом.

У нас был талисман, который нам достался от выпускников нашего профиля вместе с наказом – беречь и не обижать. Это был Тотошка - плюшевая обезьянка. Судя по его виду, он не раз переходил из рук в руки и был старожилом общежития. У нас он стал почётным жильцом – за стол его усаживали первым и освободили от всех дежурств. Так мы стали единственной комнатой на этаже, где нас каждый день ждали с нетерпением.

Тотошка был в курсе всех наших дел – когда у кого-то из нас возникали разногласия, а происходило это очень редко, один просто рассказывал об этом ему, а второй объяснял причину – ему же. Тотошка был настоящим дипломатом – он нас всегда очень быстро мирил.

Существовал ещё один обычай, которого не было больше ни у кого – общая касса. Мы скидывались со стипендии по три рубля и клали в кошелёк, который купили специально для этого. Дежурный по кухне брал оттуда, сколько надо – на продукты, а сдачи – возвращал обратно. Слушать рассказы соседей – как они собирают по 50 копеек, а потом сдачи раздают – по 5-10 копеек, нам было странно. Те, в свою очередь, ещё больше удивлялись коммунизму, построенному в отдельно взятой комнате.

Каждый день вставал вопрос – что мы сегодня будем готовить на ужин? Исходя из предложенного кем-нибудь меню и приобретались необходимые продукты. Когда очередному дежурному хотелось полакомиться, он просто покупал незапланированную заранее вкусняшку, а потом объявлял, что это – для Тотошки, и все сладости складывались перед ним. Тотошка был очень добрый – он всегда с нами делился.

А ещё он был парнем смелым и отчаянным, однажды даже спустился из окна пятого этажа на второй - не без нашей, правда, помощи. Мы отправили его на верёвке с запиской: «Здравствуйте! Меня зовут Тотошка. Давайте дружить?». Немного погодя он вернулся с запиской: «Давайте!». Так мы познакомились со второкурсниками, которые тоже обучались по нашему профилю.

Вот к ним и переехал Тотошка, когда настала пора разъезжаться по разным городам нашей республики. К сожалению, тогда не было сотовых телефонов и сфотографироваться на память не получилось, о чём я сейчас очень жалею.