Было мне 23 года. Тётя заболела сильно. То ли язва, то ли рак желудка случился, толком никто сказать не мог. Разные врачи смотрели, крутили снимки. И так и сяк присматривались, а итог – ничего ясного. Тётя чахла на глазах. Совсем плохо стало, когда случилось прободение желудка. Это случилось в больнице после очередного исследования. Я, как правильная племянница, навещала свою тётю. Да что там говорить, я любила свою тётю. Она нас баловала в детстве, и отношения у нас сложились самые доверительные. Поэтому, когда тётя заболела, я стала её навещать почти каждый день. После работы садилась на служебный транспорт и ехала совсем в другой район города, чтобы подержать её за руку. Домой возвращалась затемно.

Однажды она мне по секрету сказала, что умирает не от рака, а от голода. Вся тумбочка и подоконник при этом были завалены продуктами. Были там пироги и запеканки, бульоны и кисели, какие-то булочки, батоны и любимый ею кефир. Заказали даже печень трески из Владивостока, которую привезли специально для неё с оказией. Тётя ела мало, прободение давало о себе знать. Дядя каждый день носил домой стирку — тюк грязных пелёнок и перевязок. По выходным я приезжала к дяде домой и варила огромную кастрюлю борща или другого супа, чтобы дядя мог что-то кушать. Сама съедала тарелку, потому что дома у меня тоже ничего не делалось из-за полной занятости. Через неделю после постановки диагноза тётю выписали домой.

В выходные светило солнце так ярко, что казалось, что весна уже точно пришла и никуда не уйдёт: ни с этого подоконника, ни с улицы, ни из этого города. Тепло растекалось повсюду, и даже внутри стало как-то теплее. Настроение располагало к прогулкам. Мы с подружками договорились встретиться во второй половине дня. А пока мне надо было срочно доехать до тёти и вымыть окна в её квартире. Она позвонила и попросила об этом с самого утра.

На улице было довольно оживлённо. Перекликались не только птицы, но и люди, давно не встречавшие друг друга. Мир вокруг ожил! Город, казалось, стал переливаться красками: жёлтые, зелёный, ярко-красные тона. Горожане не скупились на яркие наряды. Вдруг захотелось снять шапку, так надоевшую за зиму. Я стянула её и убрала в пакет. Рыжая шевелюра вспыхнула на солнце так ярко, что прохожие стали невольно улыбаться мне.

Тётя встретила меня в хорошем настроении. Мы с ней шутили и подбадривали друг друга. Когда я закончила мыть окна, была середина дня. Сердце моё уже было на полпути к девчонкам. Я улыбнулась тёте и сказала, что все окна блестят, как новенькие! Тётя радовалась так, словно окна были самым главным в её жизни. И внезапно предложила: «Может, ты ещё и завивку мне сделаешь?». Видимо, весна стучится в каждое сердце. Первая мысль проскользнула змейкой: для чего ей причёска. Ведь дома сидит, слабость такая, что даже встать не может…Зачем? И я с лёгкостью ответила, что не умею завивать волосы на бигуди, что у меня ничего не получится, и поспешила уйти… Запомнилось и то, как тётя старалась не показать своего разочарования, и то, как я неумело спешила, и саму неловкость ситуации. Этот момент ужасной неловкости, словно осадок после дурного поступка, остался в моей памяти.

Больше тётя не просила сделать ей причёску. Ну и, слава Богу! — думала я. Кстати о Боге. Тётя никогда не верила в Бога. Они с дядей были коммунистами. А тут тётя поинтересовалась, есть ли у меня Библия. У меня была Библия новенькая, ни разу не открытая, которую мне подарили. Вот её я и принесла тете. Она стала настольной книгой для неё. Всё меняется. Коммунисты приходят к Богу так же, как и те, кто не состоял и не числился ни в каких партиях. Шёл 1989 год. Через два года Советское государство начнёт распадаться, как карточный домик. Бога вспомнят многие.

Теперь, когда мне уже далеко за пятьдесят, я думаю, что Бог дал мне возможность исправить свою ошибку. Он дал мне маму, за которой я ухаживаю и день и ночь. Я стригу ей ногти, делаю стрижки, причёски и подкрашиваю губы, когда приходят гости. И часто вспоминаю тётю, которую лишила радости, может быть, последней. Не поняла её чисто женской просьбы. Как не смогла тогда понять, что женщине всегда хочется оставаться женщиной. Особенно последней весной.