Вот вам никто не запрещает до старости мечтать о синей птице.
"Сказка об авиаторе и сирене", Милана_Секоненко

Незримые сирены дальних странствий каждый год заводят свою сводящую с ума песню, и никакой воск обыденных мелких дел и обязанностей не в силах заглушить это заманчивое пение: мы достаём чемоданы и покупаем билеты на самолёт. Лет восемь-девять тому назад мы отдыхали в Сицилии. Муж мой сперва, как водится, поворчал, что вместо Венеции и Флоренции ему предстоит ехать в какую-то Тьмутаракань, но мысль посетить родину Крестного отца и ему показалась любопытной. Mеня же очаровала возможность провести неделю на курорте у моря в блаженном ничего неделании. Моё ничегонеделанье обычно требует серьёзной подготовки, и отдыхаю я от него потом полгода, но яркие впечатления освещают всё мою дальнейшую жизнь.

Итальянцы (а Сицилия - остров в Италии) - народ пылкий, безалаберный и никак не вмещающийся в рамки и правила, которые сам же устанавливает. Поэтому путешествия по Италии не обходятся без происшествий. Не обошлось и это: нас не пустили в самолёт из Рима в Катанию, хоть у нас на руках были билеты. Обычно мы регистрируем полёт прямо в аэропорту, а в Риме, оказывается, нужно было сделать это онлайн по компьютеру. И хоть мы приехали в аэропорт задолго до отлёта, наши места в самолёте были уже отданы каким-то другим счастливцам. Каким-то чудом, сопряжённым со скандалами и длительным пребыванием в многочисленных очередях, муж мой сумел добиться регистрации на первый же рейс следующего дня, а багаж наш, не проявивший подобной расторопности и настойчивости, отправился бороздить безоблачное итальянское небо в неизвестном направлении, нагнав нас через три дня в гостинице. Но мы, пропустив первую экскурсию, уже успели закупить в местных магазинчиках кипы шортов, безрукавок, купальников и нижнего белья: блуждать по раскалённым асфальтам Катании в зимних кроссовках и джинсах оказалось делом абсолютно немыслимым, а без купальников курорт превращался в концлагерь. Сейчас об этом вспоминается с улыбкой, но тогда это несколько испортило нам настроение. Но всё происходит к лучшему: вернувшись из экскурсии в Сиракузы, Ното и Модику, мы нашли пропажу в фойе нашей крохотной гостиницы, но купленные накануне босоножки оказались куда более удобными, чем лежавшиe в чемодане. Я успешно прошлёпала в них до конца путешествия и носила ещё пару лет. Но на мужа наши приключения произвели неизгладимое впечатлениe: на место любой очередной экскурсии мы приезжали за час до её начала, и по телефону заранее уточняли, не отменили ли её по непонятным причинам.

Сицилия - потрясающе красивый остров, каждый камешек которой готов поведать об исторических событиях, которым он по случайности оказался свидетелем. Количество древних каменных руин на островe зашкаливает; огромные арены, на которых сражались гладиаторы, сменяют стены полуразрушенных дворцов; более современные постройки радуют глаз изяществом колоннад, а любой пейзаж из окна недорогой гостиницы спокойно можно предложить для обложки календаря: настолько он красочен и живописен. Лёгкая дымка Средиземного моря скрывает за собой всех таинственных чудовищ, которых повстречал Одиссей в своих плаваниях, начиная от Полифема, кончая Сциллой и Харибдой. Катания, о которой я ни слова не слыхала, вплоть до нашего в неё прибытия, потрясает своей необычной красотой. Все здания в центре города сложены из вулканического камня, который кажется чёрным мрамором; на фоне ослепительно-голубого неба они видятся сказочными дворцами. Но пляжей в Катании немного, и они - не лучшие на острове, поэтому я норовила найти поездки, где купание в море было составной частью экскурсии. Одна из таких потрясающих экскурсий была запланирована на самый последний день в Катании - мы собрались посетить на небольшом парусном кораблике пещеру Полифема - циклопа, едва не сожравшего Одиссея с его товарищами.

Муж мой, естественно, разбудил нас с ребёнком ни свет ни заря, и до пирса мы добирались на такси: автобусы в такую рань ещё не ходили. Мы довольно долго ждали начала путешествия; другие пассажиры не спешили появляться, и я беспокойно гадала, не перепутала ли я место встречи с предстоящей нам сказкой. Какое-то время я пыталась занять дочку запавшими мне в память подробностями путешествия хитроумного Одиссея, но мой дар рассказчицы изрядно уступал таланту покойного Гомера. Mоя дочь, в принципе прохладно относящаяся к истории, слушала меня в полуха: она как раз достигла переходного возраста и уже предпочитала поучать а не учиться.

Наконец-то к причалу подошёл небольшой катерок с огромной мачтой, торчащей посредине судна, и как по волшебству появились другие пассажиры: семья с двумя детьми, постарше моей дочери, и пара молодожёнов. Капитан кораблика - приземистый, коренастый сицилиец с бронзовым от загара лицом, казался статуей, застывшей у штурвала, а на причал выскользнул гибкий худощавый матрос в штанах и просторной белой рубахе. Он закрепил канаты на металлические тумбы и опустил трап. Когда я присмотрелась к матросу поближе, то "он" оказался "ею". Просто не снимаемая кепка скрывала длинные золотистые волосы, а просторная рубаха прятала небольшую грудь. Та же девушка помогла нам взобраться на вертлявую танцующую палубу, и муж мой сразу заскучал: он не переносит морскую качку, а от таблеток против морской болезни по глупости утром отказался. Круизные многоэтажные суда его избаловали: кипение океанских волн на их палубах вообще не чувствуется.

Мы с дочкой, по счастью, не подвержены приступам морской болезни и поэтому с восторгом подставляли улыбающиеся лица и свежему морскому бризу, и палящим солнечным лучам. День-то для плавания на кораблике был прекрасен: волны слепили глаза своей блестящей серебром чешуёй, небо казалось безграничным океаном яркой невыцветшей лазури, а зелёные берега тут же затянуло дрожащим полупрозрачным знойным маревом. Из-за этой дымки мы и пещеру Полифема не очень-то ясно рассмотрели: капитан, остановивший ради этой достопримечательности свой кораблик, гордо протянул руку по направлению прибрежных скал. Этой позой oн мне слегка напомнил Ильича на броневике, и рука его тоже указывала куда-то в никуда: скалы, тающие в дымке были похожи одна на другую и мифическая пещера так и осталась для меня призрачным мифом, также, как и обещанный Ильичом коммунизм. Но я не очень расстроилась; воображение тут же дорисовало и черный провал в пещеру, и даже стоящее на её пороге одноглазое чудовище.

Кораблик покружился на месте и медленно двинулся дальше: по планам нас ожидало морское купание и обед на палубе. Плавание в открытом море я очень люблю: вода на глубине обычно чиста и прозрачна, и даже далеко от берега сквозь зеленоватые водные толщи просматривается дно. Да и вообще, нет ничего приятнее, чем окунуться в жаркий день в солёные прохладные волны. Я - не пловец, и стиль моего плавания можно описать как подозрительную дилетантскую смесь брасса с тем, что презрительно называют плаваньем "по-лягушечьи", но бултыхаться и блаженствовать в воде я могу довольно долго. Да и дочка окунулась в море не без удовольствия, но на палубу она вылезла куда раньше меня: щуплое подростковое тело быстро теряет тепло, в отличии от моих, накопленных после родов жиров; я до самого конца купания не ощущала холода. Когда в воде никого кроме меня не осталось, капитан кивком отпустил поплавать в море и девушку-матроса. Она заметно повеселела, сбросила рабочую амуницию, под которой оказался элегантный купальник, и разбежавшись, красивой дугой нырнула в воду прямо с палубы. Плавала она легко и грациозно, как морская русалка; морская стихия явно была ей чем-то родным и привычным, как мне прогулки по земле. Барахтаясь в воде, я невольно любовалась её скользящим гибким телом и плавными бесшумными движениями. Подплыв напоследок, она подсадила меня на сходни кораблика, когда я решила выбраться на нашу качающуюся "сушу". Самой ей, естественно, помощь не понадобилась: она взобралась по сходням ловко, как обезьяна.

Родные встретили меня привычным ворчанием: я, оказывается, плавала дольше всех, и вся честная компания меня заждалась. Но народ вовсе не выглядел рассерженным задержкой: пассажиры перешучивались между собой и намазывали свои незагорелые тела кремом от солнца, капитан с невозмутимым лицом по-прежнему стоял у штурвала, а наш матрос-ундина, примостившись на носу кораблика в отдалении ото всех, расчёсывала свои золотистые длинные волосы. Когда я, переодевшись в трюме, вернулась на палубу, моё невыносимое дитё уже вело с ней какую-то обстоятельную беседу. Цепляясь за борта и какие-то корабельные снасти, я не без труда подобралась к ним поближе, но моя дочь тут же ускользнула обратно к мужу, а я осталась рядом с женщиной, которая, не скрою, меня к этому моменту интересовала: не часто на корабликax встречаются матросы-дамы, a Сицилия казалась мне довольно патриархальной страной.

- Это Ваша дочка? - спросила меня женщина с безмятежной улыбкой, - Чудная девочка! Такая умница, так хорошо знает древние греческие легенды! Она мне пересказывала тот кусок Одиссеи, который описывал его встречу с Полифемом. Современные дети редко так интересуются древними мифами и историей!

Я промямлила в ответ нечто невразумительное: похоже, что, демонстративно не слушая мою речь перед подходом кораблика, дочка что-то да усвоила. Но восторгаться ее любовью к древней истории я бы не стала. Чтоб не создалось неловкости, я перевела разговор на недавно виденные достопримечательности и красоты.

- Да, тут очень красиво, - согласилась со мной моя собеседница, - я тут живу как в раю!

- А Вы не отсюда? - живо поинтересовалась я, - Как Вас зовут-то?

Вблизи женщина уже не казалась мне юной девушкой: от уголков голубых глаз веером разбегались паутинки морщинок, не заметныx на расстоянии, да и само лицо с тонкими чертами и бледной, нежной, чуть тронутой веснушками кожей, было из тех, по которым невозможно судить о возрасте его обладательницы; оно очень отличалось от смуглых румяных лиц местных жительниц.

- Я из Ковентри, - спокойно ответила женщина, - меня зовут Джоан.

- Очень приятно, Джоан, - вежливо пробормотала я, - но Ковентри, кажется, довольно далеко: это, если я не ошибаюсь - в Англии?

- Да, это - Англия, - согласилась моя новая знакомая, - но я всегда мечтала о южных морях, о путешествиях. И несколько лет назад я наконец-то решилась: бросила опостылевшую мне работу, приехала в Сицилию и устроилась на курсы, которые готовят моряков. И Лоренцо взял меня к себе на корабль. Зарплата не велика, но, может, мне удаться скопить со временем деньжат на собственный кораблик.

- А кем Вы раньше работали? И что сказал муж, то, есть, сорри, Вы, наверное не замужем, - запнулась я, заметив, как лёгкая тень скользнула по её лицу.

- Да, я - не замужем - спокойно сказала Джоан, - у меня был бой-френд; и не один. Но с тем, первым, у нас должен был родиться ребёнок, а он не хотел детей. Он странный был человек: я из-за него вынуждена была сделать аборт, и что-то пошло не так; я уже не могла иметь детей в будущем. А он ушёл от меня именно потому, что потом захотел ребёнка. А у нас уже ничего не выходило.

Глаза Джоан равнодушно скользнули по группе пассажиров, загорающей на палубе, и на минуту остановились на моей дочке. - Но знаете, - повеселевшим голосом продолжала она, - у меня в Ковентри три племянника. Я их очень-очень люблю. Я пол Катании игрушек закупаю, когда еду в Англию погостить у брата.

- А родители? Они - живы? Они одобрили Ваш выбор новой профессии? - осторожно полюбопытствовала я.

Джоан на минутку задумалась.

- Я не думаю, что они одобрили мой выбор, - задумчиво протянула она, и по лицу её на мгновение скользнула задорная улыбка, - Видите ли, мои родители - люди консервативных и строгих взглядов. И моя нынешняя работа не кажется им основательной или солидной. Но у них в Англии остались мой брат и моя сестра, - я самая старшая из детей. И мне уже за сорок, я могу сделать свой выбор, который они не одобрят. А моя прежняя профессия бухгалтера была очень-очень скучной. И когда Джейкоб, мой последний бой-френд, ушёл, я поняла, что у меня остался лишь один шанс, причём последний шанс изменить свою жизнь, чтоб она мне понравилась. И я уехала в Сицилию и поступила на курсы. И Лоренцо взял меня на свой корабль. И теперь каждый день вокруг меня плещется море, над головой - ярко-синее небо, а мимо проплывают скалы, в которых жил Полифем, о котором я читала в книжке ещё в детстве. И я очень-очень счастлива.

- А потом?- неуверенно спросила я, - Если не удастся собрать достаточно денег на свой кораблик?

- А что - потом, - удивилась Джоан моему вопросу, - о "потом" никто ничего не знает. Мой дед по матери всю жизнь собирал деньги на дом, и даже купил его, но в Германии к власти пришёл Гитлер, и от дома остались руины: на него упала бомба. Стоит ли счастье, которое можно получить сегодня, приносить в жертву этому "потом", о котором всё равно ничего неизвестно? Как-то да будет. В мире всегда найдутся люди, готовые помочь, а в небе живёт не такой уж жестокий Бог. Вы же верите в Бога? - и она посмотрела мне в глаза своими голубыми и по-детски чистыми глазами. Но ответить я ей не успела: капитан, стоявший у штурвала резко окликнул её. Джоан вскочила на ноги и поспешно метнулась в трюм, а через несколько минут она, уже одетая в свою прежнюю униформу, сосредоточенно возилась возле свёрнутого в огромную трубу паруса.

Этот парус белым треугольником взметнулся в ярко-голубое небо, а вместе с ним в душе моей взметну лась волна романтического восторгa: мы как раз проплывали мимо скал с пещерою Полифема. А что в мире романтичнее, чем возможность проплывать по морю под парусом в местах, по которым путешествовал Одиссей? Джоан эту радость испытывала ежедневно, и глядя на её счастливую гордую улыбку, я даже немного ей позавидовала. Ведь у неё и завтра, и послезавтра, и даже через год будет это роскошное море, солнце в вечно безоблачном ярко-голубом небе и скалы, где по легендам жили древние чудища. А y меня, после запланированной на завтра Таормины и предстоящего Палермо, не будет ничего, кроме маленькой комнатки с тусклым электрическим светом, недовольства начальства, не одобряющего мой очередной дизайн, и колкостей подрастающей, походящей на ежа, дочери, внезапно обнаружившей, что мама далеко не всё знает и далеко не всё может.

Кстати, даже поездка в Палермо из Таормины так и осталась для меня несбывшейся праздничной мечтой: дочка в Таормине заболела, и мне с трудом удалось вытолкать в Палермо мужа, норовившего с нами остаться. Но деньги были заплачены заранее, и мне жаль было бессмысленно терять сразу оба билета. Зато сидя у постели своего такого родного и трогательного заболевшего ребёнка, растерявшего из-за высокой температуры все свои иголки, и размышляя о вчерашнем путешествии, я вдруг почувствовала, что мне совсем не жаль растаявшего в дымке небытия, так и не увиденного мною Палермо. Пусть только дочка выздоровеет, и я вновь стану очень-очень счастливой, ничуть не менее счастливой, чем промелькнувшая в моей жизни Джоан. Просто счастье у нас немного разное...