Мама в последнее время частенько вспоминает прошлое. Сядем на даче чайку попить – и потечет рассказ о ее детстве. Мама родилась в 1947 году. Послевоенное время, голодное и холодное, видится ей из дня сегодняшнего светлым и даже счастливым. Маленькая Рая жила в большой семье и никогда не оставалась одна. Мы звоним и навещаем свою старенькую маму, насколько успеваем в вечной суете, однако привычным собеседником для нее остается планшет. Чаще всего она слушает рассказы о животных, может быть, потому что для души это менее травматично, чем о людях.
Пожалуй, самое яркое впечатление детства у мамы – оползень, разрушивший их жилище. Дом тогда встал «на попа», в него заходили кошки, куры. Семья жила практически на улице, спать ложились одетыми.
- Папка поехал в Москву просить помощи у Жукова, - рассказывает мама.

Я представила, как дед, молодой, высоченный, два метра ростом, с правым пустым рукавом пиджака идет по Москве, наклонившись, выкидывая вперед несгибающуюся ногу. Сердце сжимается, хотя не припоминаю, чтобы раньше деда жалела. Он был удивительно самодостаточный, мы никогда не говорили и даже не думали про него: инвалид. А сейчас, слушая маму, я размышляю, как непросто ему это далось. Оставил на жену, которая работала от зари до зари - детей мал мала меньше, огород, скотину. Однако выбора не было, дом надо было переносить на другое, безопасное место.

- Мне нравилось жить у реки, там было очень интересно, - глаза у мамы теплеют. – Утки, гуси плавали, ребятишки. Женщины полоскали белье. Всем места хватало. Меня, восьмилетнюю, отпускали с малышами. Сама искупаться толком не успевала, следить надо. Но все-таки хоть разок, да окунусь. Однажды не углядела, братишка чуть не захлебнулся. Мать с отцом на огороде картошку сажали, мама (как она увидела?!) за секунду сбежала – буквально слетела, как птица за своим птенцом, с крутого берега, вытащила Вовку, положила себе на колено, надавила на живот, из него вода фонтаном пошла. Ох и влетело мне тогда!

Мама вспоминает сумбурно, перескакивает с одного на другое, но мне все понятно, близко, знакомо, не в первый раз слушаю – и не надоедает.

Принимала просителей какая-то девица, в кабинете только портрет Жукова висел. Папка рассказал ей про оползень, а она спросила:
- Сколько детей, есть ли школьники?
И выдала триста рублей, чтобы собрал детей в школу. Папка обомлел – отказал Жуков. А цыган там было! Гужом ходили друг за другом, буквально по кругу – государство принимало меры, чтобы сделать их «оседлыми». А для фронтовика не нашлось денег.

Я раз за разом переживаю, с каким тяжелым сердцем дед выслушал девицу, взял триста рублей для школьников единственной левой рукой с перебитыми пальцами, представил, как вернется в свой искалеченный дом ни с чем.
К нему подошла женщина, работавшая за соседним столом:
- Сколько тебе надо денег? Любую сумму выпишу, только назови.
Но дед отказался:
- Если партия так решила, значит, так тому и быть.
Деда, восемнадцатилетнего мальчишку, мобилизовали в октябре сорок первого (я нашла документы на сайте «Память народа»), Василий тогда работал на заводе в Нижнем Новгороде. На фронте вступил в партию. В школе я со сцены читала стихотворение Александра Межирова «Коммунисты, вперед!», поэт написал его в 1947 году. Читала, представляя, как дед шел в атаку.
Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Или там, где кипенье великих работ,
Сквозь века,
на века,
навсегда,
до конца:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Дед служил в лыжном десанте, на фронте был всего шесть дней. Под Клином попал под минометный обстрел. Фронт для деда закончился, а война осталась с ним навсегда – преодолением. Вскопать огород, наколоть дрова, накормить скотину – все, что привычно для деревенского мужика, от Василия требовало немалых усилий. Но это я сейчас рассуждаю, а когда росла – все казалось естественным. Вероятно, однажды дед принял это свое ранение как данность и не растрачивал себя на пустые переживания. Но когда девица (а ведь дед ехал к Жукову, маршалу Победы) отказала в пособии на дом, Василий обиделся.
Это человеческий фактор: будь на месте той девицы кто-то другой, все было бы иначе. А деду пришлось просить помощи у родных. Объехать, обойти всю родню в Нижнем, в Саранске. Помогли те, кто победнее. Состоятельная родня со стороны матери (моей прабабки, которая вышла замуж без родительского благословения) не откликнулась.

- Переехали в новый дом, от речки далеко. Но тоже хорошо, улица у нас была красивая, зеленая, - вспоминает мама. - На рассвете мамка поднимет меня, заплетет косы – и на работу в колхоз уходит, ее коровы ждут. Я упаду на подушку, досыпаю. Но недолго. Надо вставать, помогать папке по дому и в огороде, я была его правой рукой, той, что он на фронте потерял. В обед шла в поле корову доить. А потом папа на работу устроился – долги отдавать надо, пенсии не хватало. Продавал какое-то железо, но кто-то обманул его (не постыдился), и он не столько заработал, сколько должен остался. Помню, как горько плакала мама. Тогда папа пошел работать ночным сторожем на станцию, чтобы семье помочь. Днем с детьми, скотина и огород на нем – удобно. Но пенсию ему уменьшили, дали рабочую группу инвалидности. Вернули первую группу, когда состарился. Ноги стали очень болеть, никогда не ходил по врачам, а тут не выдержал. Доктор положила его в больницу:
- Василий Андреевич, вам надо подлечиться.
Тоже человеческий фактор. Кто-то не постыдился – снял группу, а кто-то вернул.
Мама тогда плакала:
- Не вернется Вася!
Никогда не расставались, а тут вдруг – в больницу.

Дед вернулся, ноги беспокоили уже не так сильно, он по-прежнему работал по хозяйству. Помните, у Маяковского: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».
А я думаю, где дед черпал силы, чтобы так светло и радостно жить эту жизнь? В бабушкиной любви. Она была ему дана, послана небом, и он протянул свою единственную руку, и поймал, и удержал. Может, и сомневался в себе, выбирал, как Гамлет – быть или не быть – когда с фронта калекой возвращался? Про то мне не ведомо, мама про это не рассказывала. А потом встретил бабушку, и она так восхищенно на него смотрела – что все сомнения рассеялись, как дым пустой. И жил, и рожал детей, и дом построил – не полную чашу, конечно. Дом, наполненный любовью. Это было и мое место силы. К ним хотелось возвращаться. И сейчас так или иначе пытаемся прикоснуться – памятью. Вот и мама совершает паломнические поездки в детство. Поговорим о бабушке с дедом – и дальше можно жить.

30.10.24г