В один из жарких летних дней, опираясь на трость, в мой кабинет вошёл бывший директор завода, в то время председатель совета ветеранов коксохимиков. Для него завод был родным детищем. Я знала, что Максим Иванович – бывший фронтовик, он и сейчас напоминал солдата на рубеже – усталого, но не сдающегося. В 1950 году начал работать слесарем, а через восемнадцать лет уже возглавил коллектив предприятия.

Максим Иванович сразу присел у стола, и я поняла, что он не приехал на машине, а пришёл в управление через завод.

– Печи Владимирович с недопалом выдает, жёлтый сырой дым тянется, как хвост старой лисицы, – посетовал он так, словно это и сейчас, много лет спустя, было его проблемой.

Коксовый цех – самое горячее место на заводе, даже зимой там не держался снег и казалось, что сама земля дышит огнём. В то время, когда машина выталкивала раскалённый кокс в вагон, двери камеры с противоположной стороны закрывались не сразу и работник цеха в суконной куртке – это когда на улице и так 35 градусов – забрасывал высыпавшиеся на площадку горящие рассыпанные куски кокса в печь. А температура в камере, когда печётся коксовый пирог – более тысячи градусов. Потом эта же машина закрывала дверь. Поставка нового коксовыталкивателя с устранением всех ручных операций откладывалась с года на год. Максим Иванович знал о всех проблемах производства, он так и продолжал жить заводом, хотя уже давно не работал.

Пока я доставала из холодильника минералку – какой тут кофе в жару, он вздохнул и сказал:

– Я пришёл по важному делу. Принято решение создать на заводе музей, мне помогли подобрать материалы, и я знаю, что ваша семья проработала на заводе в общей сложности сто пятьдесят лет. Это трудовая династия. Надо обязательно о ней рассказать и приложить фотографии. Через два месяца открытие.

И он назвал всех моих родственников, работавших в разное время на заводе, по имени отчеству, и даже показал их номера телефонов, которые к моему стыду у меня были не все.

– Максим Иванович, пощадите, – взмолилась я. – Строятся два новых цеха, задействовано одиннадцать подрядных организаций – это одиннадцать проектов одновременно, рабочего дня не хватает! Выходных нет! Да какие особые достижения у моей семьи. Обычные люди.

Словно в подтверждение моих слов телефоны звенели без передышки.

В тот момент мне хотелось отказаться. Работа, звонки, проекты – казалось, всё это важнее. Но что-то в его глазах остановило меня. Это был взгляд человека, который прожил больше, чем мог рассказать. Глубокий, полный воспоминаний, которые больше некому будет передать. И я поняла: просто не имею права сказать «нет».

– Я буду помогать, – твёрдо сказал Максим Иванович и достал альбом. – Молодые коксохимики должны знать о тех, кто своим трудом прославил завод. Не все должны быть героями. Каждый день выполнять свою работу, это и есть подвиг.

Прошло ещё мгновение и на его лице скользнула улыбка и я почувствовала благородство самой идеи запечатлеть историю завода, рассказать о его людях.
Я представила, сколько мне предстоит работы – встретиться с родственниками, которые в городе, звонить тем, кто уехал, получать посылки с фотографиями из разных городов. Но промолчала, Максим Иванович продолжал:

– Люди знают далеко не всех, кто сейчас работает. А имена тех, кто с самого начала строил, восстанавливал, налаживал производство не известны. Нельзя их забывать. Это наша опора.

– Знаешь, какая это была работа? – сказал он, обводя взглядом стены кабинета, словно видел перед собой цех. – Печь дышит огнём, люди работают на износ. А мы? Мы не жаловались. Некогда было. Завод – он как родной сын: если бросишь его в беде, кто же тогда поможет?

В его голосе звучало огромное уважение к каждому человеку, работавшему на заводе, да и не только. Мне говорили, что он знал по имени всех, кто трудился рядом с ним.

Максим Иванович раскрыл папку, которую принёс с собой и осторожно достал несколько старых, пропахших временем, пожелтевших фотографий. Бумага потрескивала под его пальцами.

– Смотри, – сказал он, пододвигая снимок ближе. – Вот здесь наши коксохимики. Видишь этого парня? Совсем молодой. Работал наладчиком, изобретатель. Через три года после начала войны погиб на фронте.

Его голос стал тише, как будто он боялся потревожить воспоминания.

– Эти фотографии – не просто снимки, а жизнь и люди, которые дышали этим заводом, горели им...

– Здесь – наша первая забастовка – мне удалось найти в архиве города редкие фотографии, – сказал Максим Иванович. – Крупная забастовка началась после расстрела питерских рабочих. Здесь стачку объявили машиностроители, железнодорожники, шахтёры, их поддержали металлурги. В Донбассе это была вторая большая забастовка. Со стороны властей, владельцев начались угрозы, прибыли войска. Но металлурги не поддались давлению, держались, не работали две недели, пока хозяева не пошли на уступки. Рабочие победили.

– Как же они выдержали без зарплаты, ведь семьи надо было кормить! – спросила я, чувствуя, что от его слов меня начинает захлестывать волнение и сопереживание.

– Население поддержало забастовку, а главное лавочники. Они давали в кредит хлеб рабочим и говорили: «Держитесь ребята за своё. Не уступайте. Мы будем давать хлеб всё время». Вот ключ к победе – единство и помощь – как же важно об этом рассказать, – сказал Максим Иванович, и продолжил:

– Много старых фотографий нашли работники, в семьях которых были фронтовики. Для вас большая честь, что в музее рядом с ними будет и ваша семья.
Максим Иванович поднялся, немного постоял, чтобы подготовиться идти.

– Секундочку, сейчас машину, присядьте. Это быстро, – засуетилась я.

– Нет, не надо, я ещё зайду в отдел кадров, кое-что уточнить, а потом посмотрю помещение музея, как ремонт идёт, – сказал он, прощаясь.

Максим Иванович ушёл, но будто бы продолжал разговаривать со мной. Я думала о том, что мы сейчас другие. Спускаясь в подземные галереи, где работали конвейеры, я поражалась, как можно было на такой большой глубине возвести массивные бетонные конструкции. Сейчас чуть что – работа стала – то нет бетона, то арматуру не подвезли, то строители просто начинают морочить голову техническими вопросами, чтобы время оттянуть. Наверное, в то время, когда работал Максим Иванович, было не так.

Завод был основан в 1897 г. Изначально завод назывался Петровским в честь Петра Первого. Многое изменилось, появилась техника, ведь вначале грузы перевозили на конных бричках.

И я поняла, что мои возражения и стоны по поводу загруженности на работе – это только живучее семя эгоизма. Жалость к себе, повышенная чувствительность к боли и усталости только рождает моральную глухоту, равнодушие, становится крепостью, из которой потом страшно выйти.

Конечно, услышав о новом почине – создании музея, родственники мои откликнулись. И материалов хватило на целый стенд.

Открытие музея было торжественным. Гости пришли заранее и с интересом стали рассматривать выставленные материалы. Находили знакомые лица, вспоминали родных.

Когда торжественную ленточку разрезали, Максим Иванович стоял чуть в стороне. Я заметила, как он незаметно провёл рукой по стенду с фотографиями, будто пытался почувствовать связь с теми, кто смотрел на нас с чёрно-белых снимков.

– Они были бы благодарны нам, – тихо сказал он, обращаясь больше к себе, чем ко мне.

В тот момент я поняла, что значит быть частью чего-то большого. История завода – это не просто даты и цифры. Это люди. Их труд, пот и борьба. И их гордость за своё дело теперь стала и моей гордостью.