Родилась и выросла я в Ленинграде, на Васильевском острове, в большущей коммунальной квартире, очень разнообразной по социальному составу. Самой уважаемой в квартире была профессорская семья. Вернее, глава семьи был не просто профессором – он был членом-корреспондентом Академии Наук, поэтому все жильцы называли его академиком. Эта семья занимала две с половиной комнаты, то есть собственно кабинет академика и очень большую, делённую на две, комнату, где жили его жена, кстати, доктор наук, но к ней в квартире относились уже без особого пиетета, и сын-студент. Пару раз в день заходил в эту комнату сам хозяин: поесть и хоть изредка отдохнуть и пообщаться с семьёй.
Кабинет был очень длинной и узкой комнатой, заставленной по всему периметру высокими до потолка стеллажами с книгами. Посередине комнаты стоял огромный письменный стол и несколько стульев, а сам хозяин обычно восседал в купленном ему женой на каком-то аукционе настоящем вольтеровском кресле. К академику без конца приходило бессчётное число сотрудников и аспирантов (в квартире их всех знали и почему-то называли ассистентами). Время от времени кто-нибудь из них защищал диссертации – об этих событиях тоже обычно знала вся квартира и поздравляла их. В кабинете всегда стоял характерный “книжный” запах, как в старых книгохранилищах.
Помню, что учёный с утра до вечера работал, изредка выползая в комнату напротив, чтобы поесть. Я, маленькая, считала, что самая плохая профессия на свете – это академик.Всё время работает, даже радио у него нет…
Эту семью обслуживали две домработницы: одна приходила на несколько часов в день прибрать и, главное, пропылесосить кабинет, чтобы меньше пахло, но ничего не помогало, запах был очень стойким. А вот вторая домработница, Анна Александровна, работала у них уже много лет и была почти членом семьи. Она жила в соседнем доме, но уходила к себе только ночевать.
Рано утром она первой появлялась на нашей кухне и готовила хозяевам завтрак. Помыв посуду, она отправлялась на рынок за свежими продуктами – благо Андреевский рынок был рядом – а вернувшись, начинала “священнодействовать”: готовила обед. Поздно вечером, прибрав после сытного ужина, она возвращалась к себе. И так - год за годом.
Кухня была клубом квартиры, и председательствовала там всё та же Анна Александровна. Её все беспрекословно признавали соседкой, хоть она официально и не жила в нашей квартире. Я в детстве вообще считала её своей тётей.
Разнообразила нашу кухню и другая соседка - тётя Нюра.Она была швеей-мотористкой, которая так и не сумела овладеть грамотой, не могла даже расписаться – ставила крестик.
В течение дня контингент кухни менялся. Утром попозже выползали готовить соседки-пенсионерки, к вечеру - работающие хозяйки, в том числе и моя мама, которые на свои скудные средства старались сварганить что-то для своих семей.
Анна Александровна знала кучу необычных рецептов и очень охотно делилась своими знаниями. До сих пор хорошо помню, как меня тринадцати- или четырнадцатилетнюю она учила приготовлению шестиминутного антрекота: на раскалённую сковороду кидаешь кусочек масла и один за другим сырые антрекоты. Начинаешь быстро переворачивать на одну, потом на другую сторону, и так несколько раз. Когда они “схватятся”, надо посолить и накрыть крышкой. Тушить ровно шесть минут! Если пять - будут сырыми, если семь - будут пережаренными.
Надо сказать, что я всего один раз в жизни воспользовалась этим её рецептом. Я уже была взрослой, замужем, жила в другой, ещё более громадной коммуналке. Я тогда училась в аспирантуре, и ко мне по какому-то делу собирался заехать мой научный руководитель. Мне хотелось блеснуть перед ним своим кулинарным искусством, приготовив по шикарному проверенному рецепту удачно раздобытые в соседней кулинарии антрекоты, они и правда получились очень нежными, но… я позабыла их посолить! Правда, мой пожилой руководитель оказался тактичным человеком: он сказал, что очень этому рад, т.к. может посолить сам по своему вкусу. В те времена встречались деликатные люди…
Возвращаюсь снова к своим школьным годам. И снова к Анне Александровне. Однажды ей стало плохо, моя мама вызвала ей “Скорую”. Приехали два двухметровых дядьки с носилками и увезли Анну Александровну в больницу. Там ей удалили желчный пузырь, и врач при выписке строго сказал, что после полостной операции полтора месяца нельзя поднимать больше двух килограммов, нельзя бегать (ну, она и так не бегала) и вообще перенапрягаться.
Вся квартира переживала за старушку, ходили к ней в больницу, носили угощенья и, наконец, с облегчением узнали, что её выписали, но у нас она ещё не появлялась.
И вот выхожу я из дому и встречаю Анну Александровну с огромной сеткой яблок. Я скорее забрала у неё ношу и напоминаю, что ей пока нельзя поднимать тяжести. В ответ:
– Га-а-ля! Ты ещё маленькая, глупая… Ты не понимаешь: яблоки же лёгкие. Вот картошка, например, тяжёлая. Я бы пять кило картошки ни за что бы не понесла. А 5 кило яблок? Они же лёгкие…
Что я могла ответить? Отнесла ей яблоки и молча побежала по своим делам.