Она прыгала по цементному полу лаборатории рыбзавода, а я за ней. Только затихнет, я — хвать! — а она, скользкая и сильная, дальше убегает. Короче, и смех, и слёзы. А ещё её усыпить надо, выпотрошить и сделать препараты из всевозможных соскобов, на предмет паразитофауны. Но договориться с огромной самкой буффало всё никак не удавалось.

В помещении сыро, холодно. Я гоняться устала, одежда в слизи, брезентовые рукавицы мокрые.
— Ну, миленькая, успокойся ты, наконец! Не со зла я, работа такая, — молила я рыбину о восьми килограмм живого веса. — Исследовать мне тебя надо. — А сама озираюсь — вдруг, кто наблюдает за нашими фортелями.

Наконец, беглянка в руках и крепко прижата к груди. Но как усыпить рыбу в таком положении? Усыпляют препаровальной иглой, вводя её в особое место под черепом. А руки-то заняты.

Не успела я подумать о порядке манипуляций, как пленница вывернулась и вновь поскакала по полу.
«Ну ладно… по-хорошему не хочешь, придётся применить другой метод», — подумала я и стала озираться в поисках тяжёлого предмета. Но кроме грязной пустой бутылки из-под шампанского ничего не узрела. Подняла, заглянула внутрь. Что-то присохшее на донышке. Вздохнула… Страшно убивать живых тварей. Всегда страшно. Это просто какое-то наказание…
— Прости, — сказала я тихо и с размаху стукнула рыбину по черепу. Она несколько раз дёрнула и повернулась мордой ко мне. А в глазах такой упрёк, что у меня слёзы навернулись. Но её жаберные крышки ещё продолжали двигаться.
Потом в ход пошла препаровальная игла, и рыба затихла.

А я ощутила себя великой грешницей и убийцей...
Чья-то смерть во благо науки. А смертей-то сколько! Может, это и оправдано появлением чего-то важного, открытиями и прочим прогрессом, но быть участником страшного процесса отнимания жизни — это такая душевная боль!

Возможно, я чересчур впечатлительная, но переступить через себя мне так и не удалось. Не вышел из меня настоящий исследователь в области болезней рыб.