(В подражание Тургеневу И.С. — Стихи в прозе. — Деревня)

Последняя благодатная пятница месяца; на сотни шагов кругом коридоры, лестницы, стены — работа.
Ровным светом люминесцентных ламп залит светло-бежевый коридор; одна лишь лампочка треща мигает — не то пускатель барахлит, не то контакты отошли.
Шумят вовсю приборы. Стрекочут пузатые анализаторы, таинственно попискивают модемы, гортанно с хрипотцой восклицают скремблеры.
И дымком-то пахнет электронных сигарет, и кофе, и маленько лосьоном.
Русокудрые молодые инженеры, Петров с Гуляевым, в потёртых джинсах, мягко ступая в домашних тапочках на резиновой подошве, бойко готовят на ходу сигареты, идут в сторону курительной комнаты.
Молодая программистка Татьяна, круглолицая и смешливая, высовывается из своей комнаты, смеётся им вдогонку — зубоскалит.

А вот другая программистка, постарше, тащит сильными руками два больших чёрных куля, набитых чем-то с улицы из магазина. Полиэтиленовые пакеты в её руках топорщатся, вырываются из рук, вот-вот порвутся.
Я стою посреди большой комнаты-лаборатории на линолеуме; кругом раскиданы целые вороха компьютерных проводов с кабелями, сетевые шнуры, всё это пыльной, до истомы, кучей свисает пучками со столов. Целые кипы старых бумаг и папок, сколько лет не знаю хранившихся здесь, собраны в шкафы. А в угол комнаты догадливые хозяева свалили старые приборы, системные блоки, отслужившие свой век мониторы: пусть ещё немного полежат, а вдруг пригодятся. То-то будет славно, а то новое-то дорого покупать.
Передо мной стоит старик-начальник, во фланелевой притёртой рубашке. Широкие старомодные помочи не дают упасть его просторным штанам в полосочку. Седая голова со всклокоченными волосами кажется страшной.
Но приветливо улыбаются старческие глаза; улыбается всё его морщинистое лицо. Чай, восьмой десяток доживает здесь старик, а на пенсию всё так и не торопится... а и теперь видать ещё: умён он был в своё время!
В пальцах правой руки, собранных щепоткой, держит он перламутровую флэшку с моим техзаданием; она легка, как пёрышко, и переливается радужными красками в отражённом из окна свете, бери, мол, работай, задержавшийся в пробках на два часа друг.
Звонок вдруг хлопотливо трещит, врывается из коридора, и в ответ ему вторит, шлёпнувшись от неожиданности, скинутая со стола чья-то папка — обед.
— А в буфете-то пончики с молоком! — слышится голос лаборанта Клюева.
О, довольство, покой, избыток русской вольной души!
О, тишь и благодать!
И думается мне: к чему нам тут все эти заморские чудеса,
все эти Силиконовые долины с их бездушными чипами и работой на износ,
когда у нас такая радость на душе и пончики в буфете с молоком?