Лес дымился после дождя, слегка покапывало, и Волк почти промок, когда увидел впереди на тропинке хорошенький зонтик, красный в белый горошек, а под зонтом мини и ножки, голые и в туфлях. Узкая юбка в тот же горошек туго легла по бедрам и ягодицам, задок, подрагивая, вертелся как поплавок, и Волк приосанился: какая курочка! - втянул живот и затрусил вслед за зонтиком. Старый кавалер знал всех окрестных «курочек», но эту юбочку и двенадцатисантиметровые шпильки видел впервые.
К своему изумлению, он обнаружил под зонтиком кружевную беретку и свежую мордочку.
«Красная шапочка?..» - воскликнул он.
«Ах, господин Волк!»
Он обежал взглядом девушку: с нюдовых туфелек до зонтика в мелкий горох.
«Да ты совсем выросла! куда ты идешь, моя милая?»
«К бабушке, господин Волк, несу пирожки и вино в бутылке», - губки у нее были свежие, а ямочки на щеках - глубокие.
«М-м… моя умница», - осклабился старый развратник.
Тропу, по которой пойдешь, сказал он, совсем развезло, и ты запачкаешь туфельки, моя прелесть. Во-он та дорожка совсем просохла, иди по ней, и ты никогда не промочишь ножки…
Совершенно очарованный Волк смотрел «курочке» вслед и прикидывал, какой размер лифчика она носит.

Но поторопимся! Спохватившись, кавалер помчался сквозь лес, вскидывая тощие ноги; на камзол летели грязные брызги, но он не думал о платье, а думал о Шапочке, ее ножках и туфельках, а под конец - уже подхрамывая к домику на опушке - о своем ревматизме и своей спине.
Сняв шляпу, он постучал, прислушался. Где-то в глубине лилась и журчала вода, что-то подмурлыкивала в такт струе женщина… Волк потянул ручку, дверь подалась легко, без скрипа, он вошел и…
Однако!
Огромная ванна стояла посередине комнаты; леди постбальзаковского возраста, зажмурившись, поливала себя из кувшина, смывая мыльную пену с обильного тела, блестящего под струей воды. Волка поразили ее груди, он замер на пороге, сраженный; размера плюс-плюс-сайз, они покачивались, колыхались, и, зачарованный, он прошептал: ай да бабушка…
Он тихо подкрался, леди обмывала груди поролоновой мочалкой, Волк прикоснулся к ее соскам, движения его становились все шире, он гладил груди женщины, забыв о своем ревматизме, а она, казалось, не замечала ни мужчины, ни его щедрых движений, и только когда он влез в ванну – как был в камзоле – и стал грубо мять плюс-плюс-сайз, она открыла глаза и вскрикнула: «Да это ж не охотник! Помо…»
Таким же грубым поцелуем Волк закрыл ей рот, опрокинул в ванну, вода, в точности следуя закону Архимеда, перелилась через край, кавалер уже лежал без штанов и только тощие ягодицы ходили вверх-вниз, да раздавалось негромкое постанывание леди, вполне удовлетворенной подменой. Когда Волк вылез из ванны, он был мокрехонек с ног до головы.
Однако! – снова подумал он. – Этак меня не останется для малышки.
Он позволил себя обтереть и высушить, леди порхала, мурлыкала, развешивая платье кавалера возле огня.
«Кхм, - сказал он и посмотрел вниз, на свой поджарый живот. – Не могу же я ходить голый».
Веселая вдовушка, ямочками похожая на внучку – конечно, с поправками на почтенный возраст, – покатывалась, облачая новообретенного любовника в свою рубашку, которая висела на его тощих плечах как две двуспальные простыни, и кавалер подумал, что в ванной было весьма ничего, но сейчас надо сплавить бабушку, пока на своих двенадцатисантиметровых шпильках не приковыляла Красная Шапочка…
Кавалер схватился за спину, вовремя вспомнив про свой ревматизм; леди заквохтала, захлопотала, он слег на кровать, мученически сложив на груди руки. Последовательно отверг 41 рецепт из журнала «ЗОЖ», он охал (надо сказать, спина от физических упражнений в ванне таки разнылась) и так убедительно помирал, что дама, накинув субтильный для ее тела плащ, полетела в деревню, к аптекарше, утешая себя мыслью, что без одежды, висевшей у камина в самом плачевном состоянии, ее кавалер не сбежит.

Как только дверь закрылась, Волк сорвался с места. Он кинулся к зеркалу, потер небритые щеки, осмотрел зубы (сбоку не хватало двух), нацепил на нос очки, лежавшие на комоде, потуже подвязал ленты ночного чепца вдовушки. Застыл в стойке: в окне показались зонтик и юбочка.
Волк нырнул в постель, по стекла очков утонул в одеяле. Стук каблучков он слышал сквозь биение своего сердца. Хлопнул, складываясь, гороховый зонт, звякнула о столешницу бутылка вина в корзине. Нюдовые туфельки зацокали у самого уха, и с кавалерова лица стянули одеяло:
«Бабушка! Ты заболела?»
Сквозь очки он смотрел на личико, теперь он видел ее яснее, чем там, в лесу: шея, стиснутые пушапом груди, ложбинка, красная юбочка в белый горох…
«Температурю я, внученька, - волк просипел и прикрылся одеялом. – Простыла, дождь был какой…»
«Я тебе чай сделаю, - сказала Красная Шапочка. – С лимоном».
Она цокала каблучками, он разглядывал ее голые ноги и наконец не выдержал:
«Иди ко мне… полежим вместе. Мне легче станет».
«Но, бабушка…»
«Идем!»
Она уютно вытянулась рядом, кавалер гладил ее плечо, спускаясь все ниже, прижимался небритой мордой к грудям девушки.
«Бабушка-бабушка, почему у тебя такие колючие щеки?»
«Это чтобы щекотать твою нежную кожу», - и он расстегнул тесные пуговки на льняной рубашке.
«Бабушка-бабушка, почему у тебя такая жесткая грудь?»
«Это чтобы крепче прижать тебя к себе…» - лапы его спускались по ее животу.
«Бабушка, а почему у тебя… ой! Почему эта штука шевелится?? ой! растет!»
«Это чтобы… давай снимем рубашечку… юбочку подними… эге, да ты без трусиков… моя прелесть!»
«Но ты же сама говорила, что в лес надо без трусиков ходить, что тут охотников много…»
«Ай да вдовушка… раздвинь-ка ножки…»
«Ой, бабушка… что это ты??»
«Показываю, что делают охотники...»
Волк забыл о своей спине, забыл о мокрой одежде, о леди, которая, не одолев и половины пути, попала под новый ливень и припустила домой, за зонтиком.

Неподалеку, в лесной сторожке, два деревенских охотника прятались от дождя.
«Хахаля гоняет», - уловив звуки, меланхолично заметил первый из них, поопытней.
«Да вроде женские крики, - прислушался второй. – Может, помочь?»
«Да ну! Свои собаки дерутся...» - ответил первый и выглянул посмотреть, не перестал ли дождь.

Часа через два проглянуло солнце и осветило тропинку, сырую траву, дрожавшие капли воды на окне. Сквозь стекло виднелся стол с початой бутылкой вина и пустой корзиной, ванна посередине комнаты, обширная вдовья кровать, где на подушках покоились две женские головы: румяная девичья и подрумяненная – старой леди. Между ними лежал без сна плененный кавалер Волк. Ныла спина, болели натруженные за день ноги, штука, что так восхитила малютку Шапочку, сникла и лежала между тощих ног, и грызла мысль, что завтра в домик в лесной глуши, разыскивая пропавшую дочь, неминуемо явится третья одинокая женщина…