Киев, апрель 1986... Весна, тепло, лепота... 26-е число. Сначала – полная непонятка. Потом слухи. Потом страшные слухи. Заверения властей (сквозь зубы), что ничего страшного. Опять страшные слухи. Начинаем думать, что надо драпать. Но колеблемся. Беру билеты до Ташкента, потом сдаю их. Заверения, что ничего страшного, продолжаются. Впервые прозвучало: тебе лучше сделать аборт. Чтооо?! Ага, щас! Истерика. Не хочу. Не буду! Разумные слова мужа: не слушай разных дур! Поговори с нормальным врачом. Наконец появляется нормальный врач. Аборт не надо, но уехать – надо. На колебания потеряно три недели, но хоть так надо уезжать.
Перед отъездом захожу в Витькин садик забрать медицинскую карточку. Ощущение страшное: детский сад, в котором стоит гробовая тишина... Мурашки по спине. Позже узнала, как называется этот жанр. Антиутопия.
На работе обсуждают, кто куда драпает. Кто в Днепропетровск, кто в Запорожье... Я драпаю в Узбекистан. Мне все завидуют. Тут чем дальше, тем лучше.
Времени, потерянного на сомнения, не вернёшь, и в самолет нас погружают только 16 мая. Нас – это четырёхлетнего Витька и меня с трёхмесячной беременностью. Летим. Самолёт – летучий детский сад. На каждом месте – взрослый с ребёнком. А я – так практически с двумя. И уверена, что не только я.
Год в Коканде. Жара, кайф! Плов, манты, самса, чайхана, арык, урюк... Все хорошо, ребята, только нам бы нашего папу ещё сюда...
Возвращаемся почти через год, накануне годовщины. С пятилетним Витьком и пятимесячной Нюськой. Что интересно – самолёт опять полон детей! Наверно, как у Герберта Уэллса, наступила «эпоха возвращений». Только на этот раз мы садимся в первом ряду, и стюардесса вешает на стенку колыбельку для нашей девушки. Всё. Дома.

Светлая вам память и безграничная благодарность, вам, тушившим пожар Чернобыля. Умершим сразу от сумасшедших доз и умиравшим медленно в последующие годы. Земной вам поклон. Вы спасли нас.