Ой, настали времена, времена сурьёзные! Да и были ли они когда сами милостивы, ох, и к людям да жалостливы. Кто кого пересилит в злосчастном-то времечке...

Казаки привычным образом стремились лишний раз не показываться чужим глазам на всеобщее рассмотрение и старались селиться так, чтобы не было видно издалека – в низинах, в зарослях камыша. Из-за этого казачий городок иногда уходил под воду, ведь весной заливала его река, без всякого на то спросу. Дома богатых горожан стояли на сваях сильных, остальные жили в землянках и во время большой воды скитались кое-как по пещерам правого крутого берега. А пещер было нарыто предостаточно для схрона награбленного добра и жизни собственной, а также для отмоления души монашеской. Это был именно город, где дома теснились часто друг к другу в улицах трёхизбённых. Огородов не было никаких. А зачем казаку огород? Мол, хотишь отдельно городиться да в земле ковыряться – посиди в Дону с мешком на голове! Так говаривали местные старожилы. Посадить в воду: опутать руки в запястьях и пропустить промеж коленок, привязав к ним камень; затем в воду, да так, чтобы подбородок только над поверхностью торчал; и так… сколько продержишься до самой смертушки взахлёбной. Очень хочется верить, что «Донецкий» был одним из первых казачьих городков, а значит явился основой для развития Вседонского казачества. Так что ещё более обидно становится, что находящийся на нашей земле ещё живой музейный экспонат предан забвению. А ведь в отличие от других городков, где преобладали землянки, здесь обнаружены надземные строения. Некоторые избы стояли на сваях на случай половодья. Казаки были зажиточные не в пример другим и видно, что не раз городок сжигался ещё до Петровского правления, о чём свидетельствуют обугленные брёвна откопанные на более нижних слоях в земле. Обнаружены также обугленные сваи, забитые глубоко в землю. Мы ещё каких-то сто лет в лаптях ходили, а казаки и казачки сверкали подковками на кожаной обувке триста и четыреста лет назад.

В своей книге «Старая Донская пустынь и Донецкий казачий городок» Марков Е.Л. пишет, что он с особым вниманием относится к порубежным местностям. Ведь границы между нашими областями и даже отдельными уездами не выдуманы зря, фантазией топографов, а созданы историей, иногда очень давней.

Межа Воронежского края и казачьей земли прошла здесь именно, а не в каком-то другом месте, тоже, конечно, не без важной причины. А если на такой, несомненно, исторической местности ещё и имя историческое какого-нибудь старого посёлка, кургана или урочища, — то уже вперёд можно быть уверенным, что тут благодарная почва для любителей исторической старины. А теперь, внимание! «… теперешняя слобода Монастырщина, которую я посетил, есть та самая старинная Донская казацкая станица, которую царь Петр Первый, не любивший ни в чём полумер, сравнял с лицом земли за участие в бунте Кондрашки Булавина.» — пишет Марков. Даже такой знаменитый путешественник ошибся, указав неточное место городка Донецкий, который находился на противоположной, левой стороне Дона. Казаки Донской станицы были одни из самых деятельных сторонников смелого атамана, разгромившего столько областей Русского царства и пробившегося открытым боем на Оку и Волгу. Есть даже предположение, что Донской городок мог быть родиной Кондратия Булавина. А ещё больше оснований предполагать, что старая Донская станица была первым гнездом, которое свила себе на Синем Доне Ивановиче удалая казачья вольница ещё в пятнадцатом веке, при великих князьях русских», — пишет Марков.

Здесь же этот удивительный путешественник показывает встречу старца с Петром Первым перед походом на Азов, предсказавшим ему победу, и говорит, что будто бы великий царь даже переночевал в городке в 1696 году. И здесь же историк Марков показывает нам свои мысли, коим хочется очень-очень верить, часто совпадающими с моими мыслями собственными. «Нужно вспомнить только, какое тяжкое тягло тянуло в течении веков древняя Русь, оберегая своими ничтожными тогда военными силами неохватную линию своих малолюдных окраин. Ни с юга, ни с востока не было у неё твёрдых естественных границ, а безбрежная, травяная и лесистая пустыня — «Дикое поле» наших летописей, кишевшее кочующими хищниками, охватывая её кругом, как волны моря. Воронежская губерния была в этом смысле передовым редутом русского царства и первая принимала на свою грудь бушующий прибой кочевых орд. Недаром через неё прошли на Русь, один за другим, и Батый и Мамай и Тамерлан… Бороться со степными хищниками их оружием, их приёмами могли только такие же бесстрашные и неутомимые степные орлы, сжившиеся с дикой пустыней, как с родной матерью, и, конечно, наши умные древние правители высоко ценили эти драгоценные для них качества казацких удальцов, засевших по Дону»

А ещё, в тот период, необыкновенный, но обычный для истории-матушки, на Дону появилось много разбойников. Так всегда бывало и во все времена великих революций и восстаний. Среди их имён упоминаются, к примеру, Попугай, Стратий у села Кривоносова, Нестер у слободы Ширяевой, Клайдан у села Петропавловка, Обросим у села Абросимово. Самым знаменитым слыл Рыжкин. Тот останавливал на Дону корабли и баржи, перетягивая через реку здоровенные цепи. Удобно очень, коль платный проход по реке под боком у грабителя. Ведь часто проходим, проезжаем мимо Рыжкиной горы, издалека виднеющейся на правом берегу Дона. Проходим, не задумываемся. А ведь тут такая история творилась, словами просто так не рассказать, придумать хороший рассказ хочется.

«Какой-нибудь Донецкий городок, торчащий в неприступной местности…», — продолжает говорить историк Марков, — « …служивший гнездом смелой стаи казацкой вольницы, должен был иметь огромное значение для безопасности русских пределов, даже и тогда, когда граница их далеко ещё не доходила до него, когда он ещё был выдвинут на много вёрст вперёд за черту русского царства.

- "На усть Дона тихо – ого
краю моря синего – го
Построилась башенка,
Башенка высокая,
На этой на башенке,
На самой на маковке,
Стоял часовой казак,
Он стоял, умаялся".

Поселения казаков, бортников, рыболовов упоминаются с 1521 года, а уже в 1571 году на огромной территории южнорусского Поля организуется сторожевая служба. Маршруты русских сторож и станиц проходят через Среднее Придонье вплоть до урочища Вёшки. В грамотах, переданных казаками в 1570 году с русским послом Новосельцевым Н.П. и в 1571 году атаманом Никитой Манишим, правительство Ивана Четвёртого обещает жалование казакам и призывает их служить царю.



Именно донские казаки во многом обезопасили Воронежские и Московские земли, так как держали в страхе не только азовских, ногайских татар, но и самого турецкого султана, который неистово буйствовал в написании письма к нашему царю: «Русского царя Ивана рука над правоверными высока. Уже и мне от него обида великая. Поле все и реки у меня поотымал, да и Дон у меня отнял». В 1552 году царь Иван Грозный отблагодарил казаков за взятие Казани, отдал им реку Дон в вечное владение. Историк А.П.Пронштейн считает, что «во второй половине шестнадцатого века выявились основные районы расселения казачества: одна группа вольных людей оседала на верхнем Дону».



Уже с начала 1569 года в устьях реки Баучар и Толучеевки и близ Донецкого городка появились русские сторожевые станицы. В книге Аббасова А.М. «Историко-краеведческий сборник» есть тому подтверждение, где Георгий Конисский считал, что донские казаки там жили с 1569 года.



16 февраля 1571 года быд издан указ «О сторожевой и станичной службе». А уже весной 1571 года в степи Приазовья была выслана военная экспедиция во главе с князем Михаилом Тюфякиным, которая определила границы Государства Российского и Крымского ханства. Крымские татары не признали этих границ, и в мае 1571 года хан Давлет-Гирей сжёг Москву.