Мы летим над Европой, беспечной и беззащитной.
Самолётик наш — мошка, набитая багажом.
А внутри райанэйра с пчелой гомонит первобытный
Табор разноязыкий, что в небо идёт гужом.
Стюардессы наводят порядок стальными руками,
Чемоданы по полкам рассовывают легко.
После взлёта в проход вырываются детки гамми,
Невзирая на окрики, просьбы, цукерки и молочко.
Слева цурка жуёт, рот вкусняхой набив без меры;
С ноутбуком мамуся и ойчец, глава семьи,
Пополняют запасы калорий, презрев манеры,
Но и цо, ведь на время полёта тут все свои.
Мама с мальчиком в брекетах бросили к чёрту школку,
Не дождавшись вакаций, рванули на чёрный пляж...
Мама спит, а мальчишка гудит и жужжит, как пчёлка,
Сам себе самолётик и сам себе экипаж.
Райанэйр оставляет внизу города и страны,
Солнце бьёт не щадя в закалённый суровый нос.
Наша тень молча мечется, контур меняя странно,
Прыгнет вверх, ухнет вниз, как пристёгнутый к сворке пёс.
Провалившись сквозь облако, сжав животы ремнями,
Мы по-рыбьи зеваем, и нас не шутя трясёт...
А малыш, покидая салон, догоняя маму,
Незаметно и ласково гладит
потрудившийся
самолёт.
А нынче снова собираюсь лететь, дай Бог хороших попутчиков всем! Меня в этом стихотворении поразила мысль, которую я понимала, но сформулировали её Вы: "ведь на время полёта тут все свои" . Кажется простая мысль, но насколько же она верная!
Простите за долгое молчание, я сейчас всё больше с телефоном, да и со связью не всегда гладко. Читать могу, а ответить получается не всегда.
Спасибо вам огромное за отклик. Я летаю самолётом редко, но последний (крайний - так сейчас любят говорить) перелёт дался мне нелегко. Люди, рассыпанные по твёрдой земле, катятся, как горошины, к своим кучкам, горкам, кто куда. А в самолёте никуда не денешься, это правда. Там все свои.)