В феврале прошли уже две недели
и опять настал Валентинов день.
Вот в тельняшке Валя выходит в сени –
привечать незваных своих детей.

На пороге Вова с сестрицей Светой,
скорбно мнут букетики на груди.
– Заходите что ли, сейчас не лето,
неча зимним ветром мне дом студить.

Отогрелись детки, надели тапки,
патефон включили, чтоб тишь пилил.
– Мать надысь сказала – ты помер, папка.
Мы пришли наследство твоё делить.

И опять стучат. Открывает Валя –
там подросток, сын от третьей жены.
– Как бишь звать его? А третью как звали?
Ох, мозги портвейном обожжены...

– Проходи, садись. Положи топор-то,
все свои, не дрейфи, не украдут.
Так-то я, конечно, не за аборты,
но чегой-то много вас нынче тут.

Стук, колотят в ставни. – Ну кто ещё там?
Вот же бес гостей принёс по зиме...
Ах ты ж, м-мать моя женщина некрещёна!
Входят парни (трое) и девки (две).

– Что, не ждал детишек? Здорово, батя!
Мы пришли, Господь тебя упокой.
А поминки будут? Закуски хватит?
Ты чего небритый с утра такой?

Я – Мамед, от Гули с ремонтной базы.
Это – Марк, альтистки Рахили сын.
Марфа (с арфой), и Марья (с подбитым глазом),
да арап-китаец Мбембе Си Цзынь.

– Наливай, какой-никакой, а повод.
Ты, поди, давно не видал родни.
По-людски помянем отца родного.
А потом пойдём тебя хоронить!

----
Тут проснулась Валя с похмелья где-то.
– Вот же сон под праздник подкинул чёрт!
Я ж ещё не замужем, я бездетна,
и вапще я девушка, если чо.

Я не жду подарков, но мне поспать бы,
пережить вчерашний загул-дурман.
Валентинки – зло, ну их нафиг, свадьбы,
и парней без совести и ума.

Ну какого Фрейда в мои семнадцать
снятся дети, хамы и подлецы?
Нет, нельзя до одури напиваться,
а не то вернётся Мбембе Си Цзынь!