Еловые нижние толстые лапы
нависли над комлем бронёй.
Грибник, боровик не срезай и не лапай,
пускай подрастает с семьёй.

Иди по тропинке вглубь здешнего леса,
там уйма, я знаю, грибов.
А я под еловые лапы залезу,
надёжный зелёный покров.

Усядусь на корень, сухой и корявый –
змеится по палой игле.
Коленки, большая игла, не карябай,
уткнувшись в кору на стволе.

К шершавому стану склонюсь головою,
еловый бочок обхвачу.
Сегодня в тебе сердцевина не ноет?
Смелей говори, как врачу.

Поглажу твои испещрённые корки
и втягивать дух смоляной
затею до вечера, сидя на кортках,
усыпанных свежей иглой.

И вырою ямку; меня извини ты –
копаю привычный ночлег.
А из лесу вышел хмелЯми увитый
давешний грибной человек.

Он тащит в огромной скрипучей корзине,
что видела тыщи грибов,
(забыла названье: растут под осиной)
три дюжины красных голов.

Иди себе мимо, счастливый любитель,
добытчик бесплатных даров,
хвоинок с дорожной пыльцою меситель,
хозяин кирзовых сапог.

Я в ямку слой хвои ещё насыпаю,
калачиком лягу в неё.
Которую ночь уже так засыпаю,
не знаю, не помню – давно.

до 2003