Прозрачного тумана бирюза
Спустилась в склизкий мрак окопа.
Открыв свои потухшие глаза,
Я словно выхожу из гроба.
Расстрелянное небо решетом
Струится серебром отверстий.
Рассудок, как стекло под кулаком,
Разбит, измучен и истерзан.
Иозеф Бем убит. Но я – живой.
А Францу оторвало ногу.
Безумной злою силою какой
Заброшены мы в ад без Бога.
Пятном рассвета вспыхнул небосвод,
А значит, новый день начнётся.
Людей, смертей кровавый хоровод
Вокруг меня опять сомкнётся.
Война – дерьмо. Никто не виноват.
Мы здесь затем, чтоб нас убили.
Я – бывший школьник? Нет? Уже солдат?
Я умер? Кто лежит в могиле?
Мгновения летят, и стон от ран
Вскрывает душу без наркоза.
Я – Паули? Я – Мюллер? Нет. Я – Франц?
Послушайте, ведь я – Иозеф.
А по смыслу: мешанина еврейского и немецких имëн не позволяет разобраться в происходящем.
А как стихотворение, с моей точки зрения, слабое. Много грамматических рифм. При этом и образов интересных нет.
"Расстрелянное небо решетом
Струится серебром отверстий" – а здесь получилось, что небо расстреляно решетом (потому что "струится серебром отверстий, а значит, "решетом" может относиться только к началу предложения).