Ты мне говоришь: «Великий!», и я прибавляю в росте — 
Я виден в пространствах мира. Пусть плохо, но, всё же, всё же!..
И сразу мечты витают — каким же я стану после? — 
И сразу бегут мурашки намного крупнее кожи.

Опять говоришь: «Великий!», и я становлюсь песчинкой,
И, временем обрастая, гляди, превращаюсь в камень.
Господь, вырезая Адама своим ножом перочинным,
На камень-меня садится, и я обращаюсь храмом.

Наполнится рифмой вечность, летящим во мраке словом…
Ты скажешь: «Совсем зарвался! А был неплохим поэтом...»,
А я, обрастая светом, во тьме полыхну сверхновой,
И вечность собой наполнив, останусь всемирной Летой.

Пусть канут во мне Адамы, и слово, и эхо слова…
Да только Господь, увидев, спалит все мечтанья в пепел,
Но ты повтори: «Великий!», чтоб я возродился снова
Не ради пустяшой славы, а ради забавных песен.

И ты говоришь: «Великий!», и я становлюсь песчинкой,
Одной из других подобных. Ну кто же меня увидит?
Всё то, что я рушил в прошлом, Господь не спеша починит,
Всё то, что себе пророчил, кому-то другому выйдет…