Город казался небылью, растворённой в зыбком вчера -
подряд холодные утра и тревожные вечера.
На рассвете молча глядели на бледнеющий серп Луны,
а потом обходили сопку через ельник и валуны.
Пробирались болотом, где до нас никто не ходил:
северный путь был страшен, а южный непроходим.
Мы почти дошли, но нарвались на них в лесу:
не передёрнув затворы, оказались лицом к лицу.

Мы их всех положили, но и сами мы не стоим -
все лезвия в красном, и никто не уйдёт к своим.

Я сижу, весь вымазан кровью, как в беспамятном страшном сне,
где майор как будто бы дремлет, но на веках не тает снег,
где лежит балагур Серёга, вдруг притихший и неживой,
где Марат напоследок молится, умирая от ножевой.
Ничего теперь не исправить, никого не вернуть назад.
И уже никому об этом не получится рассказать.
Мы останемся здесь, мы теперь уже не враги -
мертвецы всегда забывают, кто, когда, и за что погиб.

А потом придёт эта девочка, любопытная, как лиса,
и подумает - столько шли сюда, а погибли за полчаса.