Здравствуй, милая,

В этом городе не сыскать
ни отеля, ни церкви, ни даже мэрии.
Здесь в избытке лишь скука и хруст песка,
но они не радуют в должной мере.

За унылым заливом с десятком шхун -
меньше сотни домишек в кайме заборов.
И в каком из них время ни провожу,
кто-то снова хватает меня за ворот,

и угрюмо спрашивает: «Для чего
вы приехали, мистер? Скажите прямо
(тут же кольт, упирающийся в живот) -
Не мертвец ли, выбравшийся из ямы?»

Мне вопросы их не вполне ясны.
Я так жду тебя, милая, в этом летнем
царстве выгоревшей белизны,
сквозь которое солнце проходит бреднем,

собирая последних живых мальков
подзабытой к полудню морской прохлады.
Я не помню кто я, надзор таков,
что я чувствую – мне здесь совсем не рады.

И другим не рады – никогда, никому
(тут в почёте один лишь брутальный Иствуд).
Здесь улыбки прячут, как дохлых мух,
и в серьёзности каждый второй неистов.

В этом странном городе, затерянном на краю
мира, что ты назвала бы адом,
я по-прежнему верю в звезду твою,
и другой звезды мертвецу не надо.

Жду тебя, милая,
горюю,
тлею,
горю.

Смешно – здесь все думают, что они в раю.
И даже псалмы иногда поют.
Ценят здоровый климат
и домашний уют.
Мне за усмешки в глаза плюют.

Я знаю – они все мертвы,
но я их снова убью.

Милая, привези винтовку мою.