Он всем исцелял цирроз обезжиренным молоком,
Он всегда успокаивал нервы слабым белым вином,
А к невзгодам чужим относиться не мог легко,
Хотя себе говорил: «Успокойся, ведь жизнь - говно».

Он «Credo», «Ave Maria» и «Pater noster» знал назубок,
И иногда, по настроению, мог соблюсти посты,
Когда решал он, что смотрит ласковый Бог
На него, любимое чадо, с надоблачной высоты.

Но живя средь людей, посчитал, что не лучше всех:
Ведь люди-то правы - их толпы, и им видней.
Он подумал: «Как может угадывать сытый верх
Желания тех, кто живет червяком на дне?

Иль бренное тело душе - пожизненная тюрьма?
Иль это гордыня тех, кто просто давно ослеп -
Кто не помнит, какой особенный аромат
Имеет ржаной, испечённый только что хлеб?».

И стал постепенно он мысли свои в слова облекать,
Да стал втихаря у бабок выменивать самогон.
Он стал говорить другим: «Облака и есть облака,
А над ними звёзды, и нет совсем никого».

Народ потянулся в церковь, послушать чудную речь,
Как на падаль спешит-слетается вороньё,
Меньшинство злобно кричало: «Отступника, к чёрту, сжечь!»,
Но видели многие: Царствие Божие - в каждой душе своё!

.

февраль 2020