Петух орал истошным матом,
Завидев (тут и мат - не грех)
Как первый луч, взлетая вверх,
Тянул на небо солнца атом,
Где тот, энергией пыля,
Дарил тепло земным полям.
Тут кот, проснувшись, вторил мявом,
Будя собаку и осла.
И всё найдя для ремесла
В бездонном саквояже мятом,
Они несли по городам
Свой заквартеченый бедлам.
Их Бремен знал, их знал и Брюгге,
И Ницца знала, и Париж —
Весь мир кричал четвёрке: «Кыш!»,
Едва заслышав песнезвуки.
Глухие били их не раз,
За кантри и нелепый джаз.
Но вот продюсер, жизнью мятый,
Их вой услышал. Боже ж мой!
Он, несмотря, что был немой,
Им прокричал: «Поменьше мата!
И банджо — к чёрту. И рояль…
Ведь вы — не уличная шваль!»
Усевшись дружно на полянке
Они играли ноту «си»,
А кот истошно голосил
«Смок он зе вотер» и «Смуглянку».
Но лишь петух пропел зарю,
Они поехали к царю.
Иль королю... Не важно это.
Тут был особый интерес —
Ведь царь-король из этих мест
Был, слава Богу, не бездетный.
Он дочь имел неюных дней,
Мужчин не позволяя ей.
Что было дальше — тайна века.
Война, грабёж? Иль пир горой?
Скажу, хоть был осёл герой,
Принцессу дали человеку
Петух, собака, даже кот.
Теперь секстет везде поёт...