– Четыре стены… Четыре – вот это мой счёт в заточенье.
Изменят ли что заклинанья, тверди я: «Доколе… Доколь?»
Сливаются дни и ночи одним полумраком вечерним,
А все «хорошо» и все «плохо» скрутились в щемящую боль.
Сражение «против» и «за» идёт в подсознании, в глуби.
Мы, женщины все, из мужчины стремимся слепить идеал.
Да, мало ли в жизни бывает: он бьёт – означает, что любит.
Кем был для меня ты – неважно. Главнее, кем ныне стал.
Защита стеною каменной мне раньше казалась пленом.
Звучали различные струны, пока не настроили лад:
Я вижу в тебе Париса, себя представляю Еленой.
Холодные грубые струи сложились в потоки тепла.
Когда постоянная горечь, её уменьшение сладко.
Прости, что к твоим идеалам мой путь оказался тернист.
Наверное, прав ты, что сделал меня наживкой-насадкой.
Влюбилась – и стало неважно, что ты боевик-террорист.
Тем более буду с тобою, когда наш приют в осаде:
Спецназ окружил – на тебя они кинутся впятером.

И дверь открыла…
…А позже
сказала, на мёртвого глядя:
– А ты ведь, дурашка, поверил
в любовь, в мой «Стокгольмский синдром»*.

* «Стокгольмский синдром»: термин, психологическая аномалия,
когда люди, взятые в заложники, через некоторое время могут испытывать симпатии к своим мучителям (с).