Он жил в Первопрестольной с детских лет,
в своем быту довольствовался малым
и не стремился жизнь преодолеть
с упорством пробивных провинциалов.

Его мутили запахи метро,
коробило брюзжание курантов
и голубей назойливый народ,
и магистралей шаткое анданте.

Он не любил пушистых тополей
с их наглой вездесущей липкой ватой,
был к прелестям кокеток глух и слеп
и к манкости афиш аляповатых.

Закончив неотложные дела,
не жаждал наслаждаться шумным миром,
предпочитая искушенью благ
простую холостяцкую квартиру.

Оставив суматошную Москву
и заперев все двери на засовы,
нырял в страну Морфея, где плывут
задумчивые рыбы туч лиловых.

Где, прячась наутилусом на дно,
зарывшись в теплый ил, как в ватник старый,
смотрел монументального кино
причудливые красочные кадры:

Там океан, баюкая луну,
печально морщит гладь, вздыхая тяжко.
На берегу уселся отдохнуть
с проплешиной и нимбом старикашка.

С улыбкой смотрит он из-под руки,
как легкий блик на мелководье бьется,
беспечно счастлив, годам вопреки,
и ловит сны на первый лучик солнца.

Бурлила жизнь столичная везде,
и только наш герой пропал с ротаций –
он просто не проснулся в этот день,
в стране своей мечты решив остаться...