Задохнулся, пропал мой мир в бытии трехосном.
Ускоряясь во много раз, уплывало время.
На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,
То ли ставила знак "тире", как черту на кремне.
Утро, горечи лет испив, обжигалось болью,
И восток покраснел - подобно больной гортани.
Прострелил облака рассвет, разрядив обойму
Нетерпения темноты. ...От пустых скитаний
Побледнела луна в петле, облаками свитой,
На звезде - на гвозде она, приуныв, болталась.
...И брела, обретая тень, обрастая свитой
Потускневших картинок дня, королева Старость.
Закрутилась поземка лет по лихой спирали.
Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;
На судьбу сединой ложились и... умирали.
И врывался в окно октябрь - беспокойной векшей.
© Алексей Борычев
Приближение старости…
Задохнулся, пропал мой мир в бытии трёхосном.
Поскользнувшись, упало на пол шальное время.
На окне рисовала тьма то ли знак вопроса,
То ли ставила знак «тире», как черту на кремне.
Утро, горечи лет испив, покраснело болью,
И плевало в окно дождём из больной гортани.
Прострелил облака рассвет, разрядив обойму
Нетерпения темноты. …От тоски скитаний
Удавилась луна в петле, облаками свитой,
На звезде – на гвозде она, умерев, болталась.
…И брела, обретая тень, обрастая свитой
Потускневших картинок дня, королева Старость.
Закрутилась позёмка лет по лихой спирали.
Замелькали снежинки дней, дорогих, ушедших;
На виски сединой ложились и… умирали…
И врывался в окно октябрь – беспокойной векшей.