Загнав поглубже тоску и ярость,
зачем, не знаю, но я вернусь
туда, где воля в плену осталась,
где время вытянулось в струну,
где вечера согревала жалость,
а злая жажда в тиски брала,
где разум, к полночи возрождаясь,
наутро заново умирал…
Бездонна пропасть, смертельна клетка,
что, зацепившись, висит над ней,
пошевелись – и сорвётся с ветки…
Но вязнет вечность в сурковом дне.
И снова жалость, и снова жажда,
их не стряхнёшь и не сбросишь с плеч,
в тюрьму себя заключив однажды,
мосты в былое непросто сжечь,
смирить уродливого паяца,
врага, что в рабстве тебя держал,
себя ломая, с цепи сорваться
и в исступленьи бежать, бежать...