Я помню старенький сарай,
где клад зарыт – отцовский ножик.
Ползёт июньская жара,
у леса выпь кричит тревожно.
Я из окошка чердака
смотрю на речку свысока.

Там тихий плёс, мосток сырой,
чернеют каменные глыбы.
Мы завтра с папкой и сестрой
пойдём ловить сетями рыбу,
потом пожарим на костре.
...Вдруг мать зовёт меня: «Андрей!»

И меркнут речка и костёр,
густеет воздух неподвижный.
Гляжу испуганно во двор:
под сонным небом спеют вишни,
гуляют куры, сохнет таз.
А мамка хмурится, крестясь.

Идёт ко мне. А комарьё,
взметнувшись, быстро отступает,
и солнце трогает её
сквозь щели ветхого сарая.
Нащупав тонкое плечо,
то замирает, то течёт.

Я выхожу в просвет, к лучам,
неясный страх бежит по венам.
В проулке женщины кричат,
как в день, когда горело сено,
но их слова не разобрать.
Меня схватив, рыдает мать.
Не знаю, в чём моя вина.
И слышу страшное: «Война...»