Марина, —  ты помнишь? —  укрывшись от злых папарацци,
Мы, взяв саморезы, крутили упрямое «ре»
К привычной с рождения пытке своих инкарнаций,
Когда умирали в холодном слепом декабре.
Прозрачные луны водили свои хороводы
Над деревом «Бо», подпирающем толщу небес,
И морщились лица, улыбки неся внепогодно,
И зубы, как звёзды, несли перламутровый блеск.
Ты быстро шептала: «Не бойся, не бойся, не бойся…
Бессмертные души нас снова и снова сроднят»
А я — не боялся. Лишь скрыл от озвучки вопросы,
Что станется, если ты нынче умрёшь без меня?
Марина, — ты знаешь? — и вечность без дела скучает.
Но разве не дело — глядеть неотрывно в глаза,
В которых оттенки густого зелёного чая,
И тяга в дорогу, как будто пришёл на вокзал...
А ветер носил заклинания губ индевелых,
И птицами Скри разлеталась чуднАя молва:
«Забудь предрассудки! Нельзя возвратиться несмелым
Одним беспокойным даются такие права!
Мы снова родимся, помрём мы и снова родимся,
Помрём и родимся, помрём и родимся ещё...»
Вот толстые птицы куражатся в пламенной выси,
Гордясь оперением светло-лазоревых щёк.
Вот тощие Вабру с ногами, подобными ветру
В тени под развесистой клюквой станцуют канкан,
А старые вепри —  сто раз возрождённые вепри —
Нальют первача в первозданный хрустальный стакан.
Как страшно представить свои породнения с ними,
Но ты заклинаешь: «Поверь мне, поверь мне, поверь —
Мы станем иными. Такими же, только иными.
Немного иными, чем видим друг друга теперь!»
А луны манили, мерцали опаловым блеском —
Казалось, помысли — и ввысь полетишь не спеша.
Тебе надоело сомнение тяжкое «если...»,
Хотелось, раз вместе, использовать выпавший шанс.
Ты знаешь, Марина, — луна, это призрачный зАмок,
В котором принцессы, от холода синие, ждут,
Где мёртвая Кали себе посвящает пурамы
И вечность целует коростой иссушенных губ.
Лишь редкие Пери покинут земную обитель,
Идя к серединам безбрежных небесных Днепров.
Ты машешь платочком: "Идите, родные! Идите..."
И едешь с комфортом в межзвёздном вагоне метро.
Мы видели Пери, летящих к Земле звездопадом.
Они возродятся. И к цели упрямо пойдут.
Мы вместе решили: нам падать и падать — не надо,
Растратив все жизни на чуждую нам ерунду.
Мелькают за окнами сполохи пёстрых галактик —
Чему удивляться рождённым опять и опять?
К тому же, Марина, —  твои повседневные лапти
При долгой ходьбе неожиданно громко скрипят…

.

отклик на стихо "Когда нибудь" http://litgalaktika.ru/publ/24-1-0-10302

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ

Стремление Редакция 12.08.23

Немного о личном: порою, мы все эгоисты — 
Мы ищем причины всегда возвращаться к себе,
Как падают с веток осенние жёлтые листья,
Весной возвращаясь знамёнами новых побед.
Вот каменный идол — он стар и давно немагичен,
Но если поверить, но если дары приносить?
Как много вмещают три слова «Немного о личном»
Когда начинаем о самом желанном просить.
Марина, —  ты помнишь? —  укрывшись от злых папарацци, 
Мы, взяв саморезы, крутили упрямое «ре»
К привычным с рождения пыткам своих инкарнаций,
Когда «умирали» в холодном слепом декабре.
Прозрачные луны водили свои хороводы
Над деревом «Бо»*, подпирающем толщу небес,
И морщились лица, улыбки неся внепогодно,
И зубы, как звёзды, несли перламутровый блеск.
Ты быстро шептала: «Не бойся, не бойся, не бойся…
Бессмертные души нас снова и снова сроднят»
А я — не боялся. Лишь прятал и прятал вопросы:
Что станется, если ты завтра умрёшь без меня?
Марина, — ты знаешь? — и вечность без дела скучает.
Но разве не дело — глядеть неотрывно в глаза,
В которых оттенки густого зелёного чая,
И тяга в дорогу, как будто пришёл на вокзал...
А ветер носил заклинания губ индевелых,
И птицей Каладрий* летала чудна́я молва:
«Забудь предрассудки! Нельзя возвратиться несмелым — 
Одним беспокойным даются такие права!
Мы снова родимся, помрём мы и снова родимся,
Помрём и родимся, помрём и родимся ещё...»
Вот толстые Рухи куражатся в пламенной выси,
Гордясь оперением светло-лазоревых щёк,
Вот тощие Кутхи* с ногами, подобными ветру,
В тени медноствольного бора танцуют канкан,
А древние вепри —  сто раз возрождённые вепри —
Плеснут первача в первозданный хрустальный стакан.
Как страшно представить свои породнения с ними,
Но ты заклинаешь: «Поверь мне, поверь мне, поверь —
Мы станем иными. Такими же, только иными.
Немного иными, чем видим друг друга теперь!»
А луны манили, мерцали опаловым блеском —
Казалось, помысли — и ввысь полетишь не спеша.
Тебе надоело сомнение тяжкое «если...»,
Хотелось, раз вместе, использовать выпавший шанс.
Ты знаешь, Марина, — луна, это призрачный замок,
В котором принцессы, от холода синие, ждут,
Где мёртвая Кали себе посвящает пурамы
И вечность целует коростой иссушенных губ.
Лишь редкие Пери, покинув земную обитель,
Идут к серединам безбрежных небесных Днепров.
Ты машешь платочком: "Идите, родные! Идите..."
И едешь с комфортом в межзвёздном вагоне метро.
Мы видели Пери, летящих к Земле звездопадом.
Они возродятся. И к смерти упрямо пойдут.
Мы вместе решили: нам падать и падать — не надо,
Растратив все жизни на чуждую нам ерунду.
Мелькают за окнами сполохи пёстрых галактик —
Чему удивляться рождённым опять и опять?
Мы память, Марина. Ты слышишь? Мы живы как память!
Так надо ли это на тело земное менять?..

* Дерево «Бо» — легендарное дерево в роще Урувелла, медитируя под которым, принц Гаутама достиг просветления и стал Буддой

* Каладрий — в римской мифологии белая птица, обладавшая способностью предсказывать больному, каким будет исход его болезни.

* Кутх — воплощение духа Ворона, прародителя человечества в мифологии народов Дальнего Востока