Устраиваясь юристом в бурундайский аэропорт, первым человеком, которого я встретила в длинном пустом коридоре, была Сторублёва Оксанка. Она шла, держа в руках ведро и швабру, заглядывала по пути в кабинеты, весело с кем-то здоровалась, спрашивала:
-- Степаныч, а шо, Ромка Мелютин ещё не вернулся с Судана?
Или:
-- Батюшки, какого дядяньку к нам занесло! И давно вы с Конго?

Увидев меня, она остановилась. Её круглые карие глаза на пухленьком миловидном лице горели, как лампочки Ильича над нашими головами.
-- Чьих будете? - спросила Оксанка, поставив ведро на пол.
Я расстерялась, и моё косноязычие, появляющееся в такие моменты, полилось полноводной рекой.
Оксанка терпеливо слушала, потом перебила:
-- Так ты новая юристка? А я менеджер по чистоте. Давай на ты, ладно? Не люблю я всякие реверансы. Ну, до встречи. Я позже загляну... очеловечивать твой офис.
После обеда она притащила цветок, полотенце и клубнику на блюдце.
-- Ты где её взяла? Март же? -- удивилась я.
Оксанка засмеялась:
-- Ешь, юристкам тоже витамины нужны. А я пошла обустраивать комнату для гостей.
Комната для гостей -- это техническое помещение для рабочего инвентаря, на дверях которого была бумажная вывеска: "Менеджер по чистоте". Там был дух стерильности и цветов, резные полочки, стол, стулья, занавески, там мы обедали с лётчиками, а после работы пили коньяк с шоколадными конфетами, говорили о неглавном и в любое время года чувствовали, как внутри нас расцветает очеловечивание. Это позже. А пока...
...Я ела клубнику и думала о маленьких зарплатах менеджеров по чистоте и большом человеческом великодушии.