Вдруг к столу подошёл пожилой моложавый мужчина лет 50-ти в коричневом сюртуке со знаком ордена Черного Орла в петлице и попросил разрешения присесть.
- У меня к вам разговор, господин Гроглио, - сказал он после слов приветствия.
- Не имею чести вас знать, может быть, представитесь? – Гроглио, сощурившись, задержал на нём взгляд секунды на две-три, затем достал портсигар и предложил мне вполне приличную небольшую сигарку.
- Я из Никольских-Ворониных, мой дядя был камергером у епископа Григория Второго и его сиятельства графа Северного. Называйте меня Гаврилом Казимировичем.
- Почтенное семейство. Что у вас за дело, Гаврило Казимирович?
- Мне нужно зелье, - и почтенный господин назвал какой-то сложный медицинский термин. – Я знаю, что у вас оно есть, или что вы можете его сделать.

Гроглио выпил вино, наполнил вновь свой бокал, и посмотрел на просителя – так сытый волк, наверно, смотрит на случайно встретившуюся овцу. То ли зарезать и припрятать, то ли отпустить?
- Вы сами спешите уйти к праотцам или хотите помочь кому-то из родственников? – намеренно тихо уточнил он. – Учтите, такое зелье – всё равно что поцелуй гильотины, а я подобным не торгую. Кто вам рекомендовал меня?!
- Господин профессор по имени Шамсияр.
- Шамсияр Парвизи, профессор по древнесогдийской и древнеегипетской культурам?
- Да, именно он. Мы виделись с ним три месяца назад в Гартенбурге, он просил передать вам, что «Треугольник Силы ещё в действии».

Мне показалось, что Гроглио поперхнулся вином. Левый глаз его моргнул, но выражение лица осталось невозмутимым.
- Я знавал этого господина, но вот уже года три или более как мы не общаемся. Для кого вы хотите приобрести у меня это зелье?! – голос Гроглио становился все более хриплым и более тихим, но господина Никольского-Воронина это явно завораживало.
Гаврило Казимирович явно побледнел, мне даже показалось, что он сжал губы и ничего не промолвил.
- Вы вольны не отвечать, а я волен не торговать смертью. Зло, в какие бы одежды оно ни рядилось, остаётся злом, и я вправе стоять привратником на одном из тех входов, которыми оно любит входить в сей мир, и не пропускать его сюда. Прощайте!

Гаврило Казимирович всё ещё стоял, сжимая губы - явно поведение Гроглио производило на него гипнотическое действие. Мой спутник подозвал служку и попросил проводить г-на Никольского-Воронина до дверей. Другого служку он попросил принести ещё вина. Как только кувшин оказался на столе, Гроглио налил себе бокал и опустошил его в один вдох.

- Прошу прощения, Иван Павлович, за это происшествие, - сказал он, стараясь держаться как ни в чём не бывало, но я видел, как дергается нижнее веко его левого глаза.
- Вы ни в чём не виноваты, Гаврило Казимирович сам искал вас, - заметил я.
- К сожалению, - он прокашлялся. - Слава учения великих коптов — это палка о двух концах. Нередко к нам обращаются и с подобными вопросами.
- Наиболее странно, что он решился говорить с вами о своем деле здесь.
- А, в трактирах все всегда говорят за своим столом и никогда не слушают, о чём говорят другие, - усмехнулся Гроглио. - Самое удобное место - и на виду, и можно говорить о любых секретах.
- Извините, если отвлеку, - подошёл к нам офицер чуть старше 30-ти лет в темно-зеленом морском мундире и с эполетами капитана второго ранга. – Вас зовут Бернард Андреевич Гроглио, вы учёный?
- Да, я Гроглио, - мой друг протянул офицеру руку для пожатия. – Садитесь.
Пробегавший мимо служка поставил нам свежий бокал.
- Юрий Семёнович Ф*, капитан второго ранга. А ваш друг?
- Иван Павлович Б*, штаб-корнет в отставке, - представился я.
- Господа, у меня к вам предложение. Бернард Андреевич, мне говорил о вас Фёдор Иванович Гакман как об очень хорошем учёном. На днях мне и моим друзьям дали добро на формирование экспедиции в Южный Океан. Помощь настоящего биолога-энциклопедиста была бы нам очень кстати, да и вам, думаю, весьма интересно было бы совершить подобное плавание.
- Кругосветное плавание, говорите? – мой друг прикрыл глаза, побарабанил слегка по столу, взялся за портсигар. – Идея очень хорошая. Как вас найти, Юрий Семенович? Мне и моему другу надобно подумать дня три.
- Я сейчас вряд ли буду на одном месте, но писать мне можете в Александрополь, дом Жандра на углу Сергиевской улицы, - он вырвал из записной книжки листок, записал на нём адрес и толкнул в сторону Гроглио.

** * **

Однако, история с Гаврилом Казимировичем получила своё продолжение, причём, на мой взгляд, весьма внезапное. Как я узнал впоследствии, на следующий же вечер к Гроглио проник неизвестный с ножом и пытался угрозами заставить Бернарда Андреевича взяться за изготовление яда. Как уж там с ним разговаривал Гроглио, неизвестно, фактом осталось лишь то, что разбойник ушёл ни с чем и что алхимик не взялся изготовлять смертоносное зелье. А дня через два я стал невольным свидетелем одного визита. Где-то между четырьмя и пятью часами пополудни мы с Гроглио сидели у него в гостиной за чаем, когда вошедший швейцар из господского дома доложил, "сюда направляется молодая дама". Алхимик быстро поблагодарил его и так же быстро предложил мне скрыться за ширмой, расписанной в стиле картин Дальнего Востока. Времени на рассуждения или ретираду у меня не было, и невольно пришлось подчиниться.

Вошедшая в гостиную была явно молода, в дорожном платье и в шляпке с вуалью.
- Мария говорила вам обо мне, - сказала она.
- Поверьте, мадемуазель, у меня вы вправе снять вуаль, я не склонен распространять чужие тайны, - сухо сказал Гроглио.
Проблема девушки сводилась к тому, что за ней ухаживают двое мужчин, дядюшка и племянник. Дядюшка уже схоронил жену, но бездетен, владеет небольшим поместьем и свечным заводиком, кстати, живёт недалеко отсюда, верстах в десяти-двенадцати от нас. Племянник молод, не старше 25-ти или 26-ти лет, недавно окончил курс в Гартенбургском университете, служит в Коллегии иностранных дел, сам на хорошем счету. У него тоже есть хорошее поместье, где пока распоряжаются двое сестер – старшая и младшая. Пикантность ситуации заключалась ещё и в том, что и старый, и молодой ухажёры скрывали свою склонность ото всех, а дядюшка ещё и давал понять, что готов похитить красавицу и скрыть её у себя в поместье или ином месте.
- Я знаю, за мной следят, - рассказывала она, - и господин Никольский-Воронин наверняка пойдёт против приличий и законности, чтобы сделать меня своей наложницей. Он писал мне письма о своей страсти, вот они.
Гроглио отхлебнул чаю, помотал чашкой.
- Вы уверены, что именно господин Никольский-Воронин, а не его племянник пойдёт на всё? Подобные страсти более свойственны молодому характеру. Как вас зовут?
- Извините, я не представилась. Елена Кирилловна.
Скрытый ширмой, я не знал, куда деваться, и боялся лишний раз вздохнуть, скрипнуть стулом или кашлянуть. Тем не менее, я уже успел сообразить из слов девушки, что старый ухажер и недавний Гаврило Казимирович – одно и то же лицо. Получается, и ядом хитрый старик интересовался, чтобы отравить кого-то – но неужели же племянника? О, коварный обольститель!

- Елена Кирилловна, дело ваше непросто тем, что официально на ухажёра своего ни в полицию, ни в местное отделение Особого Епископского Надзора жалобу вы не сможете подать.
- Именно поэтому я к вам и обращаюсь, г-н Гроглио, - голос её выразил крайнюю степень отчаяния.
- Дайте мне два или три дня времени, а сами скройтесь у какой-нибудь подруги. У почтмейстера нашего Телегина дочь и три племянницы, вы ж наверняка знакомы с ними?
- Да.
— Вот и езжайте к ним. Гаврилу Казимировичу неладно будет вас оттуда похищать.
- Вы знаете его имя?! – со страхом воскликнула девица.
- Он обращался ко мне, из чего следует, что у него нет связей ни в полиции, ни вообще в нашем уезде. Так, дутый пузырь. Вам не следует его бояться. Но он может договориться с разбойниками одной из местных шаек, потому и рекомендую вам лучше пробыть в городе. Не переживайте, мы найдем на него управу.
- Вы обещаете?
- Не в моих правилах обещать. Обещания даются или для того, чтоб не исполнять их, или чтоб забывать о них. А я просто сказал, что найду на него управу. Кстати, а что молодой ваш ухажёр?
- Он, - голос девушки заколебался, подобно расстроенно струне, - он симпатичен мне.
- Его зовут Р? – Гроглио назвал весьма известную по нашему уезду фамилию.
- Вы и об этом знаете?
- Ну, мадемуазель, если я знаю имя дяди, то по геральдическим спискам дворян и высоких иных фамилий нашего уезда могу найти и племянника. Не медлите, пишите письмо племяннице почтмейстера и езжайте к ним. Владимир Францевич предоставит вам хорошую рессорную бричку.

Гроглио допил свой чай и принялся набивать трубку. Минуты две или три спустя дверь закрылась за посетительницей.
- Как вы, Иван Павлович? – обратился алхимик ко мне. – Простите уж, что заставил вас опять стать невольным соучастником тайны.
- Что вы будете делать? – спросил я, разминая занемелые ноги. – К вам обращался и старик, и его возможная жертва.
- Поговорить надобно со стариком, - Гроглио снял со стены новенький мушкетон, осмотрел дуло и замок. - Иному достаточно показать оружие, и тот поймёт, что я не шучу.

** * **

- Слыхали, у никольских-то неспокойно, всю ночь по усадьбе ктой-то ходил, в окна барину заглядывал.
Эту фразу я слышал уже в третий или четвертый раз за утро. По словам кого-то из дворовых, в окна к никольскому барину стучался его покойный дедушка. По другим словам, сам натуральный черт, с рогами и козлиной бородой на поросячьей морде, с хвостом и копытами, стучался и просился к барину в гости, но тот испугался и не пустил его.

Во время обеда я не удержался и обратился к Владимиру Францевичу.
- Что это все наши крестьяне про соседей говорят?
— Это про чёрта? – уточнил наш хозяин.
- Про него, - подтвердил я.
Господин майор глянул на своего неизменного денщика, тот налил нам (хозяину, мне и Гроглио) настойку на смородиновом листе. Владимир Францевич лихо опрокинул, крякнул, подкрутил усы.
- Разное рассказывают у нас, где и быль, а где и небывальщину. Гаврило Казимирович ни одну юбку никогда не пропускал, так что, может, кто из родственников опозоренной какой девицы и выслеживает его. Ну а дворня не разобрала по темноте, черта и увидела. Не дай Бог, помрет скоро Гаврило Казимирыч, так точно все уверены будут, что это черт и был. Не столь уж важны мы, чтоб потомки падшего ангела по одной с нами земле ходили, грешить и то не умеем.
- Однако, - пророкотал псаломщик, - и в бдении пребывать надо, дети зла ходят аки лев рыкающий и ищут кого бы поглотить из нас грешных… Прелюбодействующих особо любят глотать, вкус у них, говорят, для беса особо приятный.
- Прости и сохрани нас, Господи, - осенил себя крестом Владимир Францевич и мигнул денщику – мол, пора и ещё по одной. Тот снова разлил настойку.
- Ну, господа, за здоровье!

(продолжение - http://litgalaktika.ru/publ/57-1-0-9690 )