Начало истории:
My WebPage

Мы проследовали на одну из улиц за Торговым Центром Главной площади, вошли в современный деловой центр, поднялись на третий этаж и оказались в небольшом конференц-зале. Большинство кресел уже были заняты, мелькали микрофоны и видеокамеры журналистов, кто-то громко смеялся, кто-то тихо сидел на своих местах, не поднимая глаз. Здесь были те, кто пришел ради исполнения своих профессиональных обязанностей, те, кому было скучно и хотелось зрелищ и те, кто хотел услышать последнюю волю человека, покинувшего наш мир уже год назад, а кто-то хотел еще и понять, какие блага принесет ему уход этого человека.

Спортивного сложения мужчина, сидевший в первом ряду, увидев нас, встал и приветливо замахал рукой, указывая на свободные кресла рядом с собой.

- Вадим, пойдемте, - предложил комиссар.

- Спасибо, вы идите, я здесь где-нибудь, - отказался я.

Карло пожал плечами и двинулся к первому ряду.

Мне было интересно, кто это? Дуглас или Корсо так внимательно отнеслись к появлению шефа?

Я присел на одно из боковых кресел в последнем ряду, внимательно рассматривая публику.

Было очень заманчиво увидеть героев недавно услышанного рассказа вживую.

Вот парочка в первом ряду: блондинка со стрижкой в черном коротком платье, рядом с очаровательной мулаткой. Это, видимо, Стела и Кэтрин.

В другом конце того же ряда молодой светловолосый человек в темно-синем костюме и черном галстуке, нервно крутивший в пальцах пачку сигарет – наверное, Джо Стивенс.

Я чувствовал себя, как гость, попавший на премьеру нашумевшего фильма в окружении исполнителей главных ролей. Было ощущение некой нереальности.

Вот за спинами корреспондентов группа не очень изыскано одетых женщин, что-то суетно обсуждали, перебивая друг друга. Интересно, кто из них Соня? Или я ошибся?

А вот тут уже никаких сомнений. На последнем ряду, в противоположенном от меня конце, сидел худой старый мужчина: спина абсолютно прямая, черный костюм, белоснежная (кажется, глаза ломит, когда на нее смотришь) рубашка, строгий, узкий черный галстук. Он не смотрит ни на кого, он просто смотрит, он, кажется, не дышит. Пусть меня попробуют переубедить – это Жак Дюваль.

Гул в зале неожиданно затих.

К длинному столу, стоявшему напротив рядов кресел, вышли трое мужчин в деловых костюмах. Двое сели, а один, подняв правую руку, объявил:

- Дамы и господа. Мы сегодня собрались здесь, чтобы услышать последнюю волю Майкла Стивенса. По его распоряжению это событие приурочено к годовщине окончания расследования обстоятельств его смерти. Прошу всех соблюдать тишину, прошу выключить ваши мобильные телефоны. Храните уважение к последней воле усопшего.

После паузы мужчина продолжил:

- Прошу свидетелей подойти ко мне.

Мужчина и женщина с первого ряда вышли к столу.

- Прошу вас засвидетельствовать, что печати на конверте с завещанием не нарушены.

Приглашенные осмотрели конверт и расписались в предложенном бланке.

В полной тишине, оратор взломал сургучную печать и достал из коричневого пакета несколько листов.

- Прошу внимания.

Затем он стал зачитывать обязательные пункты: время, место составления завещания, регистрационные данные завещателя и прочее.

Я отметил, что завещание, или какой-то из очередных его вариантов, составлен более чем за месяц до смерти Майкла Стивенса. Судя по всему, он не успел изменить его, чтобы лишить сына наследства.

Оратор перешел к содержательной части:

- Пункт первый. Прежде чем оглашать следующие пункты завещания распоряжаюсь вскрыть конверт, который год назад в нотариальную контору доставил Жак Дюваль. Этот конверт опечатан моей печатью и заверен моей подписью. На конверте написано моей рукой: «Огласить перед оглашением завещания».

Присутствующим был предъявлен означенный конверт. Свидетели засвидетельствовали целостность печати и соответствие надписей озвученным.

Я бросил взгляд на худого на последнем ряду, ни один мускул не дрогнул на его лице.

Конверт был вскрыт с треском.

- «Этот документ написан мной, Майклом Стивенсом, собственноручно. Никакого принтера. Прошу предъявить листы присутствующим, многие из них знают мой почерк».

Читавший повернул листы в сторону зала, все непроизвольно подались вперед. С моего последнего ряда было отчетливо видно, что листы испещрены ровным крупным почерком.

- Я продолжаю, - оратор развернул листы к себе. – «Этот документ я начал писать, сидя дома в своем кабинете, сейчас поздний вечер, через несколько часов вы найдете меня здесь застреленным…»

Чтение было прервано гулом в зале.

- Прошу вас соблюдать тишину.

После паузы, пока ропот в зале затих, чтение продолжилось:

«… через несколько часов вы найдете меня здесь застреленным. Если мой план удастся, то последние строки этого документа я буду дописывать за несколько минут до своей смерти.

Попытаюсь все объяснить последовательно.

В этой жизни я большего всего презираю предательство, нечистоплотность, лень и праздность. Исходя из этого, я строил отношения с людьми на протяжении всей своей жизни.

Первый раз разочарование в человеке, истинное разочарование, я испытал, когда понял, что мой компаньон – Виктор Маре – меня предает. Я не стал мстить ему. Он просто перестал для меня существовать. Для меня мир людей делится на людей и тех, кто не соответствует моему пониманию, что такое человек. Маре не стало.

Моя жизнь была посвящена труду – это было мое творчество, я творил, я жил этим. Я работал каждое мгновение, наверное, даже когда спал. Я ни на минуту не переставал думать о своем деле. Деньги не были целью, они были неким эквивалентом моих успехов в моем творчестве. Если их становилось больше, значит, я правильно творю, если их становилось меньше, значит, я фальшивлю. Это, как аплодисменты композитору – если он сотворил что-то настоящее, то овации, если сфальшивил – тишина и пустой зал. Это, как писатель, если он написал что-то значимое, то в магазине очередь за его книгой, если сфальшивил, то – полки полны его книг.

В моем труде, связанном с деньгами, самое важное – это имя, а значит, честь. Никто вам не доверит денег, если у вас нет имени и чести. Но если люди доверили вам свои деньги, то вам недозволенны лень и праздность, иначе вы лишите людей результата уже их труда.

Так формировался мой взгляд на жизнь.

Слава Богу, мне была дарована длинная и удачная жизнь. Мне не о чем сожалеть, мне нечего стыдиться.

Но вот прозвучал приговор врачей. Приговор, с которым не поспоришь, который нельзя обжаловать, пересмотреть.

И как страшно было на грани исполнения приговора, когда еще шаг, и уже ничего от тебя не будет зависеть, тебя просто не будет, я опять столкнулся с предательством.

Выяснил я это случайно. Вряд ли бы девяносто девять из ста владельцев бизнеса это бы заметили, вряд ли кто-то так, как я, вникает в свое дело. Открытие совершилось, когда я сравнил две транзакции, совершенные с промежутком в два месяца в двух совершенно не связанных друг с другом дочерних компаниях моей фирмы. Может показаться, что это случайность. Но нет, моя компания – это мое детище, только я чувствую, когда у нее появляется легкий хрип при дыхании, или незаметная окружающим испарина на лбу.

Потянув за ниточку этих двух транзакций, я начал разматывать клубок, за которым прятался мой самый доверенный человек – Стив Вайт. Он обманывал мое доверие, он воровал.

У меня не было времени. Мой путь мог оборваться каждый день. Даже самые радужные прогнозы врачей не оставляли мне надежды успеть полностью расследовать деятельность нечистоплотного предателя в своей компании. Надо было еще учитывать его опыт и знание финансовой деятельности, который еще больше затянул бы расследование.

Передо мной встала задача – успеть, успеть наказать. И наказать именно самому.

В это же время было сделано еще одно открытие.

Все тайное, когда-то становится явным.

И до меня дошли слухи о тайных планах Джо и Маре создать совместный бизнес. Виктор не мог успокоиться, спустя столько лет он искал путь к моим деньгам.

Эти два открытия и привели меня к плану, который я надеюсь окончательно реализовать сегодня.

У меня есть друг детства. Это настоящий друг. Ничто, кроме детства нас не связывает. У него были трудные времена, но он никогда не просил у меня денег, а я никогда их ему не предлагал, мы с ним при встречах чувствовали себя малолетними голодранцами. Никогда нас не разделяли взаимные услуги, просьбы, долги. Мы очень много знали друг про друга. Но мы никогда друг друга ни о чем не расспрашивали, каждый рассказывал то, что хотел, а второй сразу об этом забывал. У нас никогда не было деловых отношений, мы были просто друзья детства. И вот настал момент, когда я решился этим пожертвовать. У этого друга детективное агентство. И я понял, что никому не могу доверить слежку за моим сыном и Виктором. Слежка подтвердила все слухи, а, кроме того, выявила роман моего сына с молодой женой моего бывшего партнера.

Времени катастрофически не хватало, я это чувствовал, каждый день мог оказаться последним.

План созрел.

Мне нужен был необычный помощник. Такого мог найти друг моего детства. В силу рода деятельности он был связан с миром криминала.

Мне нужен был вор, который стремится навсегда покинуть Острова, но не имеет денег.

Мой друг нашел такого человека.

У меня к этому человеку было два дела. Одно он сделал сразу и легко – выкрал у моей дочери ключи от моего дома.

Время второго дела надо было выжидать.

Наконец поступила информация, что Виктор уезжает на пару дней в Европу, а значит, его жена остается одна, а значит, она будет проводить ночи с моим сыном.

Тогда тот человек, который мечтал сбежать с Островов, по моему указанию, затеял драку с моим сыном. Я же подстроил, что рядом оказался журналист и полиция. Нанятый мной человек на следующее утро получил деньги и сел на пароход в Европу, а я по всем телеканалам объявил, что лишаю сына наследства за неподобающее поведение.

Это был ход в сторону Виктора.

В тот же вечер я совершил первый крупный ход в сторону Стива.

Зная, что сын проведет ночь в участке, я вызвал Стива вечером к себе домой на «совещание». Перед его приходом я, надев резиновые перчатки Жака, перенес на свой стол коврик со стола сына, положил на край своего стола ключ от двери на мансарде, а рядом пару шариковых ручек.

Когда приехал Стив, я разложил на своей стороне стола несколько документов. Я все время помнил, что мне нельзя касаться коврика, я же не был на половине сына уже несколько месяцев, моих отпечатков там не могло быть. Я, делая вид, что затекли руки, облокачивался на стол только локтями. Я попросил Стива заглянуть в документы, стол широкий, чтобы увидеть текст ему пришлось наклониться и опереться руками о коврик. Одной из следующих моих просьб была – подать мне ключ, слово было произнесено невнятно, он с готовностью выполнил это. Я возмутился - я же просил ручку. Он отложил ключ и протянул мне ручку, которую я взял и затеял длинный, нудный разговор, чтобы отвлечь его от мыслей о ключе.

Часть плана была реализована.

Конечно, было бы хорошо заставить его подержаться за ручку двери на мансарде. Но это не реально. Но я думаю, что полиция придумает подобающее объяснение отсутствию отпечатков Стива на ручке».

Я непроизвольно посмотрел на комиссара в первом ряду. Он был бледен, голова опущена.

-«На следующий день должно было состояться свидание моего сына с женой Виктора. Утром я отправил провокационное письмо в аудиторскую фирму, прекрасно зная, что Ник отвечает всегда на оба адреса – мой личный и корпоративный. Я неотрывно следил за своим почтовым ящиком. Как только пришел ответ, я удаленно зашел на почтовый сервер фирмы под логином Стива и удалил там копию письма.

Потом я позвонил Стиву и вызвал его к себе домой. Надо было исполнить завершающие аккорды финала трагедии.

Первое. Я отдал Стиву распоряжение вызвать мою дочь к ее брату на вечер, чтобы якобы подписать некие бумаги. Стив не удивился, я уже давно общался с дочерью через него.

Второе. Я дал ему распоряжение в отсутствии дочери приехать к ней домой, отослать сожительницу на кухню, а в верхний ящик комода, где дочь держала ключ, положить конверт, якобы с документами на квартиру.

Он выполнил все точно. Позвонил и доложил об исполнении.

Он часто исполнял мои личные просьбы, поэтому эти у него удивления не вызвали.

Я распорядился, чтобы к семи утра он подъехал к воротам моего дома и позвонил Жаку, а тот, мол, откроет ворота. Я сказал, что у меня будет срочное поручение.

Ну вот. Мой план, практически, реализован. Остались последние штрихи. Сейчас уже три часа тридцать семь минут. Чуть менее четырех часов осталось мне, а потом будет пора, пора наказать тех, кто живет по противным мне принципам.

Надеюсь, что полиция правильно разберется в уликах и накажет моего «убийцу», а перед этим заставит моего сына, обеспечивая себе алиби, навсегда лишить Виктора даже мысли о приближении к моему делу.

Пока прерву свои записи. Через несколько часов продолжу, а пока буду ждать перед открытым окном моего самого любимого зрелища – восхода над океаном.

Сейчас семь двенадцать утра. Время последнего аккорда.

Десять минут назад я еще сидел во флигеле Жака, который ушел за бриошами. Ждал телефонного звонка. Когда телефон зазвонил, я вышел к воротам и крикнул Стиву, что он может уезжать, извинился, что поручение отменяется.

Сейчас в кабинете меня дожидается распахнутое окно, а на подоконнике пистолет Беретта калибра девять миллиметров. Надеюсь, полиция докопается до маниакального пристрастия Стива к этому калибру. У него даже брелок на ключах в виде пули девяти миллиметров.

Я еще ночью принес из кабинета сына его любимую зажигалку и бросил на пол под свой стол.

Очень жалею, что пришлось накричать на Соню, чтобы она вчера убирала у Джо и хорошо запомнила зажигалку, из-за которой ей так однажды досталось. Прости, Соня, я не со зла. Может, ты будешь присутствовать при чтении этого документа.

Дальше все будет очень просто. Пистолет упакован в целлофановый пакет, поэтому на моих руках не останется пороховых газов. К ручке на длинной веревке привязан груз, который перекинут через подоконник, как только я нажму на курок, пистолет навсегда утонет в океанских волнах.

Осталось только запечатать этот документ, положить его на стол во флигеле Жака и написать этому верному человеку, куда отнести документ. Потом последний путь по моей любимой аллее, последний взгляд на океан.

Мне очень хочется верить, что мой план реализуется. Что развалится союз Джо и Виктора, что проведет следующий год Стив в камере, сознавая, что впереди вся жизнь в заточении. Мне кажется, что этого года достаточно для его наказания. Верю, что у него хватит времени пересмотреть свои взгляды на жизнь. Хотелось бы, чтобы Стив истратил все украденные у меня деньги на благотворительность. В противном случае можно будет рассматривать это мое послание, как заявление о краже (в Управляющую компанию я передал те немногие, которые успел собрать, документы, подтверждающие нечистоплотность финансового директора моей компании).

Что же пора, запечатываю».

В зале стояла тишина.

Я огляделся. У Жака по щекам медленно катилась слеза, видимо, с возрастом все начинает замедляться, кроме чувств. Стела плакала, не скрывая. Джо был бледен, подергивал головой. Плакали все женщины за спиной у журналистов, поэтому было не понять, кто же из них Соня?

Комиссар не поднимал голову, его товарищ, Дуглас или Корсо, смотрел в сторону.

- Господа и дамы, продолжаю зачитывать пункты завещания, - провозгласил оратор. – Пункт два. В соответствии с моим договором с Управляющей компанией в течение прошедшего года все активы моего предприятия были проданы, деньги зачислены на специальный счет. Все средства, скопленные на этом счете, завещаю «La clinica de Adan».

- Пункт три. У меня было огромное желание оставить детей без наследства, но они также являются детьми женщины, которую я всегда любил, поэтому:

- Пункт три-один. Все средства, находящиеся на счете, открытом на имя моего сына, завещаю Джо Стивенсу, эти средства не позволят ему голодать, если, сын, хочешь большего – трудись.

- Пункт три-два. Все средства, находящиеся на счете, открытом на имя моей дочери, завещаю Стеле Стивенс, эти средства позволят ей прожить достойную жизнь. Кроме того, завещаю Стеле Стивенс квартиру, в которой она проживает.

- Пункт четыре. Все средства, находящиеся на счете, открытом на имя Сони Лейзер, завещаю ей, они позволят ей в будущем убирать только свой дом.

- Пункт пять. Все средства, находящиеся на счете, открытом на имя Жака Дюваль, а так же свой дом завещаю Жаку Дюваль, как моему самому верному другу и самому преданному дворецкому.

- Подпись и дата.

Оратор сложил бумаги и направился к выходу, в зале заговорили, зашумели, устремились к выходу, впереди всех шел, низко опустив голову, комиссар Карло Баретти.
Глядя в эту спину, я думал: «Майкл ты всех наказал, наверное, заслужено, но за что ты так жестоко обошелся с этим трудягой и служакой?»

Следующая история:
My WebPage