Меккa для предприимчивых

На заре своей туманной юности Гоша не раз и не два заливался соловушкой, описывая наивным, влюблённым в него девицам разнообразные шансы и возможности, которые открываются перед энергичным неглупым человеком уже на пороге Мекки для предприимчивых - США. Но одно дело расписывать радужными красками преимущества жизни в неведомом, а потому и прекрасном далеке, и совсем другое -оказаться на улице, не просто в чужом городе - в чужой стране - да ещё и без копейки в кармане. На счёт без копейки, пожалуй, было некоторым преувеличением: в потёртом кошельке оказалась пара сотен долларов, позабытых, а стало быть, и не отнятых коварной супругой в момент неласкового прощания. В записной книжке нашёлся адрес бывшего друга Ильи: тот уже год жил где-то в Калифорнии. Униженный и измученный последним разговором с женой Гоша купил билет на самолёт и улетел к Тихому океану.

Старая дружба не ржавеет: пустив погостить старого приятеля, Илья пристроил его на фирму, где сам работал. Фирма торговала подержанными аккумуляторами. Илья был продавцом, а Гоше досталась куда менее престижная роль грузчика. От тяжести аккумуляторов ломило плечи; поясница к вечеру ныла, будто хребет был надломлен, но жалкие гроши, полученные за работу, дали парню возможность оглядеться. То ли чёрт, то ли ангел-хранитель пособил Гоше при сдаче экзамена на водительские права; не попадись такой покладистый инструктор, как бы нe заметивший порывистой нервозности Гошиного вождения, Гоша долго бы ещё пытался пробить эту стену.

Труднее всего было с поиском работы: отсутствие языка и начинающийся кризис заранее сводил шансы парня к нулю. Но и с этим неожиданно повезло: именно Гошино резюме, настуканное одним пальцем на клавиатуре компьютера старого приятеля вероятно оказалось первым в череде резюме других соискателей. Гоша как-то проскочил через собеседование, и его взяли механиком по сборке насосов. Насосы собирать - не сахар. Особенно неприятными были испытания, когда насосы втягивали и выталкивали какую-то ядовитую жидкость. Она разъедала кожу даже под перчатками, и руки Гоши были теперь в вечных цыпках и ссадинах. Но насосы - лучше, чем аккумуляторы. Гоша, как и его ангел, полагал, что главное зацепиться в любой, имеющей отношение к конструированию фирме, а там кривая вывезет. Она и вывозила какое-то время, давая заработок. Гоша снял в рент небольшую квартиру, купил подержанную машину и послал вызов родителям, о которых вспоминал всё чаще.

На этом везение Гоши кончилось, но виноват в этом был не он. Гоша все губы себе искусал от досады, вспоминая эту историю. Он, как всегда, отнёсся творчески к своей работе, и смастерил приспособление, которое облегчало ему какие-то операции, изрядно экономя время на их выполнение. Но продемонстрировал своё изобретение Гоша начальнику постарше, от которого хоть что-то зависело в продвижении по служебной лестнице. Начальник его заметил, похвалил и обещал скорое повышение. Но повышение - дело не столь уж спешное. Разговор слышал и начальник Гошиного цеха. А для него было ясно, как дважды два, что повышать ушлого сотрудника особо некуда, разве что на его, начальника цеха, место. Кризис набирал обороты; увольнения шли пачками, по спискам. В один из этих увольнительных списков начальник цеха и подсунул Гошу: спасти его было уже нереально.

Родители Гоши приехали, когда Гошино пособие по безработице подходило к концу. Пособие по возрасту дали лишь Владимиру Михайловичу: жена была куда моложе. Об этом периоде своей жизни Гоша вспоминать не любил. Родители, конечно, в Гошиных злоключениях с Лерой полностью приняли Гошину сторону. Но так и не прозвучавшая фраза "Мы же говорили!", казалось, висела в воздухе и очень давила на Гошино сознание. Они во всём экономили, покупая продукты по самому минимуму. Гоша пытался найти если не работу, то подработку. Он самостоятельно освоил автокэд (компьютерная программа для черчения), устроился на бесплатные курсы программистов, но работы не было, на интервью его не звали.

Кончилось тем, что Гоша сел в такси, чему долго подсознательно сопротивлялся. Для новоиспеченного эмигранта сесть в такси равнозначно тому, что сесть на иглу. В такси идут от безвыходности, идут временно. Но скудный поток чаевых - живых, неучтённых государством денег, похож на наркотик: без них уже не мыслишь существование. Мнимая свобода оборачивается рабством: чтоб деньги звенели в кармане, сидишь в своей тачке по десять-двенадцать часов в день и быстро приходишь к пониманию, что беря в аренду чужую машину, горбатишься на чужого дядю, отдавая половину и без того небольшого дохода. А герб (право водить собственное такси) стоит дорого - временами не меньше собственной квартиры. Деньги на герб одалживаешь, где можешь, а потом долго, по нескольку лет отдаёшь.

Гоша свою работу таксиста не то, что не любил, - ненавидел. Машину он вёл отвратительно: на красном светофоре резко тормозил, на зелёном - рвал её вперёд, как на пожар. Через полчаса поездки, Гошины пассажиры начинали ощущать все признаки морской болезни. Но количество их не уменьшалось: ведь таксистов не выбираешь, а чаевые платишь автоматом, такова в США традиция. Именно чаевые - основа его дохода, казались Гоше наиболее унизительной чертой нелёгкого неблагодарного бизнеса, которым он вынужден был зарабатывать на хлеб насущий: ему, как какому-то лакею, подавали на чай состоятельные латинос, а то и чёрные, которые повелевали ему, куда ехать во время очередного трипа. И он, вежливо улыбаясь вынужден был брать эти жалкие подачки, а ведь именно он привык выступать в роли мелкого, но благодетеля. Некоторые таксисты при разумном ведении хозяйства умудрялись как-то сколачивать и небольшие состояния: покупать новые гербы, нанимать на свои автомобили других водителей, приносящих определённый доход. Но Гоша, увы, не был скопидомом: только у него появились какие-то деньги, он их тратил.

Гошины вожделенные доллары довольно скоро перекочёвывали в руки официантов: знакомясь с дамами, Гоша и тут же вёл их в недорогие рестораны, где мог сам сорить деньгами, рассыпая чаевые. Но нет худа без добра: именно в ресторане Гоша произвёл впечатление на Анну. Анна - первая из Гошиных женщин, которую одобрили его родители: она была их круга, училась на курсах медсестёр и воспитывала двух дочерей. Младшая была возраста Риточки, и у девочки, приезжавшей к отцу раз в год, появилась подружка. Жизнь Гоши обрела какую-то оседлость и осмысленность.

Как настоящий мужчина, все расходы по дому он взял на себя. Анна осваивала новую профессию, имевшую в будущем все шансы окупиться; падчерицы тоже учились, - одна в колледже, а другая в школе. Раз в год приезжала Риточка, и для младшей Анниной дочери наступал праздник: Гоша, не считая денег возил подростков во все парки аттракционов в округе. Попутно он накупал Рите столько подарков, что цена на багаж увеличивалась втрое. Лера, увы, в подростковой современной моде не волокла, да и средств на модные тряпки для ребёнка у неё не было.

В тот недолгий, но относительно благополучный период времени Гоше казалось, что основные неприятности и злоключения его эмигрантской жизни уже позади; вдобавок ему, почти смирившемуся с безрадостной долей таксиста, тогда улыбнулась удача. Гошина таксо-кампания выборностью походила на сенат: членов правления избирали сами таксисты. Попасть в правление было почти невозможно, за должности в нём держались едва ли не зубами, и сменялись члены правления не чаще сенаторов, умиравших в своих креслах от старости. Когда вице-президент правления по естественным причинам выбыл, Гоша, с его светлыми идеями об облегчении труда коллег, был избран на опустевшее место. Оставив осточертевшую ему баранку, он развил бурную деятельность, связав таксистов и их клиентов своеобразной компьютерной сетью, следившей за местонахождением машин и рассчитывавшей минимальное расстояние от них до клиента. Программа подняла доход каждого таксиста, Гоша летал как на крыльях, как всегда хвастал своими успехами и задумывал новые подвиги. Но его подвело честолюбие: он подал свою кандидатуру на место президента правления, освободившуюся ячейку тут же занял кто-то другой, а Гошу в президенты так и не выбрали...

Эта неудача не то, чтобы Гошу раздавила, но обескуражила и привела к непроходящему унынию. Суточное бдение за рулём такси, к которому пришлось в итоге вернуться, вызывало тупое тоскливое отчаяние; денег сразу стало не хватать, - зарплата мелкого менеджера в кампании была всё же повыше заработка таксиста; в привычной уже жизни с Анной тоже вдруг обнаружились какие-то острые углы, которых он раньше не замечал. Анна, закончив курсы, уже несколько лет работала в госпитале, откладывая деньги на свой счёт в банке, но Гоша по инерции оплачивал все расходы. Он даже внёс свою лепту в оплату роскошной свадьбы старшей падчерицы: как-никак, а дочь жены! Всё, конечно, понятно и как бы правильно, но зарабатывала Анна уже куда больше Гоши, а на их совместной жизни это никак не отражалось. Гоше по природе его претила мысль откладывать деньги на будущее; кто его знает, когда наступит по-настоящему чёрный день и пригодятся ли накопленные сбережения; а вот настоящее при котором каждую копейку приходится экономить, казалось ему неоправданно серым и беспросветным. И всё бы ничего, если б выйдя как-то поутру из дома, он не обнаружил за дверью съёженную, несчастную Риточку с двумя чемоданами. Девочка казалась напуганной и даже не решалась позвонить в дверь.

Бумеранг

Мечта о золотом Эльдорадо, о волшебной стране Америке, где для предприимчивых людей текут молочные реки в кисельных берегах, насмеялась не только над Гошей. Лере, и Марику, - её брату, по началу тоже было ой, как не сладко. Марк, впрочем, кончил курсы, женился, и как-то устроился в этой новой неуютной реальности, а Лере пришлось туго. Покровитель несчастных и обездоленных, отъявленный демократ Клинтон свёл бессрочное пособие на ребёнка к жалким трём годам, и годы эти пролетели как минута. Kопировщиц в США заменял компьютер, и Лера оказалась не у дел. Ей с трудом удалось устроиться в маленькую фирму местного ювелира, продающего дешёвую бижутерию. С утра до вечера бедняжка крутила из проволоки звенья цепочек, из-за чего ныли кисти рук и плечи, а по вечерам не было сил разогреть ужин. Нечастые свидания с кавалерами долгими взаимоотношениями не кончались: на такую жизнь трудно не жаловаться, а кавалеры искали в дамах поддержки своим тягостям.

Когда уж тут заниматься воспитанием дочери! Рита росла, как трава, и в свои двенадцать лет не знала, что Париж - столица Франции. Единственное, что Лере удалось вбить в рыжую головку подрастающей девочки, это веру в то, что именно подонок отец виноват во всех бедах их небольшого семейства: несчастная мать надрывается ради неё, а папаша катается, как сыр в масле, и все его Диснейлэнды и подарки гроша ломанного не стоят. Он перед ними виноват; во искупление вины он должен давать намного больше. Алименты от Гоши приходили микроскопические: зарплата таксиста, облагаемая алиментами, не учитывала чаевых, и рассчитывать стоило лишь на неофициальные денежные переводы.

- Не знаю, что придумать, - жаловалась Лерa Марку - лишь раз алименты возросли, но лафа окончилась буквально через три года!

Тот лишь понимающе кивал. Поддерживать сестру материально и у него особых средств не было; жена прочно держалa финансовые бразды их семейного хозяйства, а траты на сестру и племянницу как-то не вписывались в основную графу расходов. Хватало разве что на мелкие подарки той и другой. Эти дары Лера принимала с благодарностью, и дочь вслед за ней привыкла считать, что какая-то медная цепочка, подаренная ей добрым дядюшкой стоит куда больше, чем золотое колечко, подаренное нерадивым папашей: все же дядя ничем ей не обязан, а папа бросил её у маму сразу, когда они приехали в Америку.

Лера чувствовала себя одинокой и несчастной. Более не менее сложившаяся жизнь бывшего мужа с чужой тёткой на западном побережье жгла ей сердце, как несправедливая обида, нанесённая судьбой: ну почему у кого-то хоть какое-то благополучие, а у неё - непроходимая нищета, тяжёлая работа и тающие надежды подцепить кого-то посостоятельнее? Под лежачий камень вода не течёт, как говорили когда-то в её копировке, и Лера упорно рассылала объявления во все брачные агентства, адреса которых находила. Как пояснила взъерошенная девочка, мама нашла своё счастье: какой-то старый техасец, клюнул на её брачное объявление и согласился "попробовать". Но старик оказался пуританином и идиотом, и через три месяца поставил перед Лерой ультиматум: пусть та отправляет своё отребье куда хочет, а сама может "пробовать" дальше; без дочки она его устраивает. Лера привезла ребёнка к дому отца, велела: "иди к своему папаше", и тут же отчалила, боясь объяснений. "Мама так намучалась на ювелирной фабрике, так настрадалась! - жалостливо тянула Риточка, - не возвращаться же ей обратно! А что ей оставалось?" Анне тоже оставалось лишь смириться со свалившейся с неба падчерицей и терпеть.

Но любое терпение лопнет, если обнаружишь в квартире дебош, а любимую дочь с падчерицей - на коленях чернокожих, пьяных вдрызг подростков. Теперь уже Анна поставила перед Гошей вопрос "Я или она?". Вопрос был риторическим: не мог же Гоша отказаться от собственного ребёнка!

Внеся все собранные деньги, как взнос на покупку своей собственной будущей квартиры, Анна с дочерью уехала, оставив Гошу воевать с Ритиными дурными манерами в одиночестве.

Один Бог знает, чего стоило Гоше вывести своё бестолковое чадо на путь истинный! Рита была воистину запущенным и упрямым подростком, не желавшим ни учиться, ни работать, ни даже нормально устраивать свою жизнь после учёбы. Американская школа, с её направленностью на эмансипацию и общим преклонением перед чернокожими, внесла определённый вклад в необычный сумбур, царивший в девичьей кудрявой голове. Несколько лет подряд бедолага Гоша вбивал в голову дочери примитивные основы математики и разгонял подозрительных, склонных к пьянству и наркомании ухажёров, уже не надеясь на шанс благополучного замужества для бестолковой девчонки. К счастью, та не этот шанс не проворонила: вышла замуж за порядочного американца, программиста, и подарила Гоше двух чудесных внуков. Любо-дорого было взглянуть, как Гоша тетешкался с мальчиками; кормил мороженным и таскал в зоопарк. Все свои сбережения Гоша бухнул на первый взнос в покупаемую квартиру, расположенную по соседству с домом дочери и обожаемыми им внуками. Купленная им в рассрочку квартира означала ещё одну финансовую кабалу, из которой ему уже не выпутаться: выгодный для него рент предыдущего жилья он терял, зарплаты едва хватало на ежемесячные взносы, но дети были фактически под рукой, и ничего не мешало хрупкому счастью видеть их едва ли не ежедневно.

Но Америка есть Америка. Ритин муж потерял работу и новую нашёл уже на другом побережье. Лера, изгнанная своим техасцем, тут же переехала к дочери: мама - это святое! Наступило её, Лерино время наслаждаться семейной идиллией, а Гоша, уже никому не нужный, остался тосковать в Калифорнии, довольствуясь редкими звонками. Внуки разговаривали по телефону неохотно: в общении с детьми необходимо личное присутствие; Риту звонки, похоже, раздражали; о существовании Леры он и сам бы с удовольствием забыл, как о кошмарном сне. Нынче он лежал в онкологическом госпитале, после операции, и нельзя сказать, чтоб Риточка беспокоила персонал тревожными звонками...

Ремиссия

Ангел-хранитель горестно вздохнул. Карандашная надпись в книге Жизни гласила, что его подопечному уже ничего не светит. Такие надписи появлялись в книге Жизни во время Йом Кипура: ушлые евреи не зря молили Всевышнего о хорошей записи. Карандашное пророчество можно было исправить, пока оно не зафиксировано чернилом, но тогда ангел сам отвечал за выборы подопечного: если тот учудит что-то, ангелу влетит на орехи. А Георгий, как звали подопечного, вполне мог что-то выкинуть; вся его биография состояла из головокружительных взлётов и падений, в которых винить можно было лишь его одного.

Странно, но именно Гошу когда-то выбрал ангел из других предложенных ему младенцев. Малыш был одарён сразу в нескольких областях, его крылатого покровителя ждали немеркнущие лавры в небесной канцелярии за разумную опёку. Но парень оказался не только талантливым, но и брыкливым. Его слабым местом были романтика и тяга к женщинам. И если за шансы карьерного роста Гоша цеплялся поистине бульдожьей хваткой, то из-за роковых для него страстей он тут же терял достигнутое. Напрасно ангел подыскивал Гоше умниц и будущих рачительных хозяек; у людей увы, есть право выбора, и Гоша выбирал отнюдь не лучший вариант. Взять хотя бы его жену Леру: она ангелу всегда не нравилась своим корыстолюбием и недалёкостью. И хоть её ангелица-хранительница утверждала, что Лера куда благороднее и чище Гоши, ведь она спит лишь с мужем, ангел при этом лишь грустно улыбался: а кого эта несчастная могла соблазнить? Но вот превратить в ад домашнюю Гошину жизнь Лера очень даже могла и охотно превращала. Да и сам Гоша не принёс ей большого счастья. Разве что в истории с Ритой Гоша в итоге повёл себя молодцом. Но к чему это привело? Рита ангелу тоже не нравилась: ушлая базарная бабёнка, вся в мать; с отцом, в итоге выведшим её в люди, обращается хуже, чем с приблудным псом.

Если честно, ангелу-хранителю хотелось забыть о своём подопечном, как самой большой неудаче в его ангельской карьере: будут другие младенцы с лучшим характерами и не меньшими способностями. Может, и они принесут неудачу: люди в своей массе существа несовершенные и алогичные - никогда не предугадаешь, никогда не предугадаешь, на какие глупости они способны. А глупости имеют тенденцию возвращаться наподобие бумеранга и разрушать вновь отстроенное благополучие, создавая сюжеты едва ли не драматургические: Гоша вопреки множеству советов женится на девушке, которая по ему не подходит; их дочь через много лет разрушает Гошину благополучную жизнь с другой женщиной; Гоша всё свою любовь, всю энергию вкладывает в непутёвую дочку; она, благодаря его старанием выходит в люди, но Гоше, вместо благодарности достаются редкие звонки по большим праздникам. Лера пока условно торжествует, но кто знает, чем для неё окончится эта доставшаяся под старость идиллия? Пусть о ней думает Ангелица-хранительница Леры. Ему-то и волнений с Гошей более, чем достаточно! Ангел-хранитель вспомнил полные отчаянья глаза Гоши, его побелевшее лицо и руки, судорожно сжавшие листочек с анализом, подтвердившим диагноз. Ангела окатила волна сентиментальности, ведь и у него есть сердце! И крылатые хранители людских судеб порой ведут себя нелогично. Голубым ластиком ангел вытер карандашную фразу о неизлечимых метастазах и чернилами вписал слово: ремиссия.