Всё. Набралась смелости.
Затащила тебя на чердак
В полумрак,
Где живут говорящий сундук со сказками,
Пятьсот восемнадцатый чих
И молчаливые рифмы: ласками, красками, масками...
Нет, не то...
О!
Ask to me!
Правда, одно на двоих.
Я всегда говорила только если совсем о важном.
И только Маме.
А ты научил меня говорить (и это даже не страшно)
С тобой. Словами.
Я говорю: послушай, ты первый, с кем я вообще заговорила.
Ты волшебник, да?
А ты улыбаешься и говоришь: у меня диплом логопеда. Ты чего-то перекурила?
А я говорю: вот Герда
Всё шла и шла.
Ерунда!
Подумаешь – подвиг!
А вот Элиза молчала. Рубашки крапивные, волдыри, помнишь?
А ты говоришь: ну, и к чему ты клонишь?
А я говорю: этот сундук –
Он умеет рассказывать сказки: добрые, злые...
А про меня там нет. На свете нет сказок про девочек с алалией!
И вообще про девочек с аномалиями.
Как-то всем недосуг.
Не мог бы ты...
А ты говоришь: да вы все ненормальные –
Рубашки, крапивные волдыри, снег в лицо, полоски на коже рук...
А я говорю: в этой сказке должен быть океан и много-много цветов.
А небо – рыжим.
А ты говоришь: у тебя едет крыша.
Пиши поменьше стихов.
А я говорю: ну, послушай, ну, это же сказка, млин.
Там плывут облака вдоль перрона моего подоконника
И одно на двоих ask to me...
А ты на меня внимательно смотришь и говоришь: двое – четное, это к покойнику.
А я говорю...
Вернее, я понимаю, что говорить я лучше больше не буду.
Ни-ког-да.
Но если ты хоть немного волшебник (да?),
Сделай самое обыкновенное чудо –
Свали с моего чердака.